23 апреля 1985 года открылся действительно исторический пленум ЦК КПСС, от которого часто ведут начало горбачевской перестройки. Между тем, на самом пленуме упор делался не на перестройке, но на "ускорении социально-экономического развития". Хотя, конечно, и о перестройке тоже говорилось. Вот характерный отрывок из речи будущего генсека реформатор М. С. Горбачев: "Задача ускорения темпов роста, притом существенного, вполне выполнима, если в центр всей нашей работы поставить интенсификацию экономики и ускорение научно технического прогресса, перестроить управление и планирование, структурную и инвестиционную политику, повсеместно повысить организованность и дисциплину, коренным образом улучшить стиль деятельности".
Но всё равно перестройка была обозначена всего лишь как средство обеспечить ускорение. Речь шла об усилении и упрочении прежней системы, о радикализации советского социализма. Вообще, многие меры, о которых говорилось на пленуме, вполне вписывались в логику "административно-командной" системы – например, дальнейшее укрепление трудовой дисциплины или борьба с нетрудовыми доходами (одновременно, правда, провозглашалась и борьба с уравниловкой).
Здесь стоит привести цитату из "юбилейной" статьи в газете "Коммерсант", написанной в 1995 году - с откровенно либеральных позиций: "Курс на ускорение означал резкое увеличение государственных расходов на развитие тяжелой промышленности... Борьба с пьянством и алкоголизмом в смысле финансовом окончательно гробила бюджет, в смысле социально-психологическом означала демонстративный смачный плевок в лицо обывателю, в смысле политическом давала зеленую улицу нацистской — и только нацистской — пропаганде (ибо 95% активистов трезвости почему-то были рьяными приверженцами национал-социализма)… А чтобы и этого не было мало, попутно был объявлен курс на борьбу с нетрудовыми доходами, т. е. на погром кустарей, цеховиков и мелкотоварных семейных с/х производств — тех зачатков малого бизнеса, о неразвитости которого сегодня льется столько слез. Речь действительно шла о наступлении социализма по всему фронту, и не случайно страстные нелюбители рода человеческого типа режиссера Кургиняна испытали в свете решений исторического пленума огромный душевный подъем". (М. Соколов. "Десятилетие апрельского пленума ЦК КПСС. Весна реформ, которой не было". 22 апреля 1995 года).
Действительно, новое руководство было намного более "левым", чем предыдущее. И это выражалось не только в области внутренней политики. Показательно, что рост расходов на вооружение произошел именно при Горбачеве. "Внимательное изучение доступных источников, прежде всего записей заседаний Политбюро в 1985-1986 гг., сделанных помощниками Горбачева, показывает, что Горбачев время от времени рассматривал возможность реализации этих альтернатив, - пишет В.М. Зубок. - В начале своего правления Горбачев говорил на Политбюро о том, что администрация Рейгана понимает только язык силы... Подразумевалось, что курс СССР будет нацелен на поддержание стратегического равновесия между двумя сверхдержавами. До прихода Горбачева к власти бюджетные расходы на оборону были заморожены на уровне, на котором они находились в годы разрядки 1970-х годов. В 1985 г. Горбачев санкционировал в пятилетнем плане рост военных расходов. Это делалось одновременно с резким увеличением капитальных вложений в промышленную и научно-техническую базу советской экономики – под лозунгом "ускорения". ("Фактор Горбачева" и конец холодной войны")
Время шло и "перестройка" стала постепенно вытеснять "ускорение". Уже летом 1986 года, в Хабаровске Горбачев сравнил перестройку с революцией. Ну, на январском 1987 года пленуме ЦК про ускорение забыли, перестройку же провозгласили "коренной", выявив наличие некоего "механизма торможения". Позже заговорили о "демократизации", "гласности" и "рыночной реформе". Потом пришёл черед "гуманного, демократического социализма с человеческим лицом". И это уже был отказ от той идеологической базы, на которых стояли КПСС и СССР.
Большинство исследователей, считающих демонтаж социализма и распад СССР однозначным злом, уверены, что инициаторы перестройки с самого начала были настроены на "реставрацию капитализма" и №капитуляцию перед Западом". Однако, решения апрельского пленума свидетельствуют о том, что здесь не всё так просто. Безусловно, тайные контакты с Западом поддерживались, причем давно, задолго до входа Горбачева в "большую политику". Инициатива, судя по всему, исходила от американской стороны. Так, еще в 1960-е годы Г. Киссинджер пытался всячески навести мосты между американской и советской элитами. Он активно контактировал с директором Института США и Канады СССР Г. А. Арбатовым. Познакомились эти деятели еще в 1967 году на Пагоушской конференции в Москве. Тогда гарвардский профессор Киссинджер попросил советского академика передать руководству СССР предложение начать секретные переговоры по Вьетнаму. Показательно, что в тот момент он еще не занимал каких-либо государственных должностей. Однако, "Киссинджер был не простым профессором. Среди журналистов циркулировали слухи, что он является "воспитанником Рокфеллера". Отличало его от других профессоров и то, что с 1957 г. он принимал участие в заседаниях Бильдельбергского клуба". (А. Островский. "Кто поставил Горбачева")
Очевидно, что "тайным полномочным послом" в СССР Киссинджера назначили очень солидные структуры. И попытка удалась: "Полученное предложение Г. А. Арбатов передал в Кремль и "спустя примерно месяц" отправился в свою первую поездку в США. Это дает основания предполагать, что в конце 1967 г. через Г. А. Арбатова и Г. Киссинджера Вашингтон установил с Москвой неофициальный канал связи".
Надо сказать, что подобного рода контакты были присущи для советских руководителей изначально. Достаточно вспомнить хотя бы взаимодействие Ленина со структурами кайзеровской Германии. Кстати, есть мнение о том, что финансирование большевиков осуществлялось не пресловутым немецким Генштабом, который испытывал сильные финансовые затруднения, а банкирским домом Варбургов из Нью-Йорка. О Троцком, почти открыто контактирующем с английскими и американскими структурами, здесь и говорить не приходится.
Но дело, конечно, не только, и даже не столько в контактах. Думается было бы большим упрощением сводить и Октябрьскую революцию, и перестройку ("Октябрь 2. 0.") к этим контактам, к деятельности иностранной агентуры, к предательству. В конце концов, это унижает Великий Советский Союз, который, в соответствии с таким вот подходом, мог быть разрушен бандой шпионов и предателей. Корни великой трагедии гораздо глубже и кроются они в идеологии. В СССР почти до самого конца продолжали апеллировать к Марксу и Ленину, считая краеугольным камнем всей системы "марксизм-ленинизм". А это ставило советских руководителей в двусмысленное положение. С одной стороны они вполне искренне выступали против "империализма", готовясь к новым виткам противостояния. С другой стороны, для них был присущ некий трепет перед его политико-экономической мощью. При этом, двусмысленным оказался и сам марксистко-ленинский "текст". Так, Маркса можно было прочитать по-разному. Например, по-ленински – сам Ленин ухватился за марксову концепцию неизбежной смены капитализма новой, коммунистической формацией, что должно было произойти в результате "пролетарской революции".
Однако, Маркса можно прочесть и по-меньшевистски, упирая на то его положение, согласно которому капитализм уступит место новой формации лишь тогда, когда полностью исчерпает свои возможности. (Сам Маркс критиковал своих ортодоксальных последователей, негодуя по поводу того, что "им непременно нужно превратить мой исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы…") Именно такое прочтение и было сделано западной социал-демократией, отложившей социализм в нижний ящик стола, ограничив себя социальным реформированием капитализма, которому предстояло еще очень долго реализовывать свои возможности (особенно, за счет "периферийного" третьего мира). В конечном итоге, и реформаторы из руководства КПСС прочитали Маркса именно так, по-меньшевистски, чему способствовали экономические успехи "не до конца реализованного" капитализма.
По-разному можно прочитать и Ленина. В одной своей "ипостаси" он выступает как основоположник новой социалистической государственности и яростный критик демократии буржуазной. Но вот в другой, едва ли не более яркой "ипостасти" Ильич – сторонник радикального слома всей "старой государственной машины". Понятно, что эта двойственность не могла не действовать и на реформаторов, которые, в большинстве своем, искренне "верили" в Ленина – конечно, до определенного этапа начатой им перестройки. (Когда Горбачёву советовали допускать в своих выступлениях "поменьше ленинского", то он восклицал: ""Что хотите со мной делайте, хоть стреляйте, от Ленина я так легко не отступлюсь!") Вот революционная составляющая ленинизма и вела на радикальный слом системы.
При всем при том, надо иметь в виду, что о перестройке думали не только Горбачев и горбачевцы. Свой план реформ был и у генсека ЦК (1984-1985 гг.) К. У. Черненко, которого обычно считают серым аппаратчиком – "хуже Брежнева". Между тем, это очередной исторический миф. Исследователь А. В. Чичкин уверяет: "В 1984 году по поручению К.У. Черненко проводилась работа по подготовке комплексной программы экономических реформ" ("Он не смог спасти СССР"). Предполагалось, что этим исследованиям будет предшествовать широкая экономическая дискуссия, подобная тем, которые проводились при Сталине в 1940-1950-х годах. Тогда открыто обсуждались самые разные вопросы – о месте товарных отношений при социализме, хозрасчете и т. д. Во втором полугодии 1984 года в журнале "Экономические науки" стали появляться материалы дискуссионного характера. Любопытно, что в них обсуждалась давно уже замалчиваемая работа Сталина "Экономические вопросы социализма". Кроме того, был объявлен конкурс на создание нового учебника политэкономии.
При Черненко, на страницах теоретических журналов и книг стали обильно появляться материалы, посвященные китайским экономическим реформам, а также экономическим новациям в других социалистических странах. (Кстати, далеко не все знают, что в конце 1970-х годов в "просоветском" Вьетнаме начались широкомасштабные экономические реформы – практически одновременно с антисоветским еще Китаем. Преобразования были благословлены советским руководством, которое рассматривало Вьетнам как некий полигон "перестройки".)
При генсеке Черненко предпринимались меры по усилению интеграции между соцстранами в рамках СЭВ – с отказом увязывать их сотрудничество с разногласиями по идеологическим вопросам. (Так, раньше советское руководство сильно давило на Румынию, стремившуюся к независимости.) Были проведены и некоторые преобразования. Наиболее интересным следует считать наделение профсоюзов правом оспаривать решения партийных и хозяйственных структур на предприятиях. По сути, это был шаг на пути создания системы рабочего самоуправления. Показательно, что участники черненковского реформаторского проекта осознавали весь трагизм создавшего положения. Один из них, редактор журнала "Вопросы экономика" Т. С. Хачатуров открыто заявлял в кругу коллег: "К сожалению, наша экономика давно идёт в пучину такого кризиса, который вполне может завершиться распадом СССР".
Надо заметить, что необходимость дальнейших реформ признавали и в 1970-е годы, когда стала сначала пробуксовывать, а потом и завершилась косыгинская реформа. Между тем, планы все равно были громадными. В том же самом 1972 году был создан Научный совет при президиуме АН СССР и Госкомитета СССР по науке и технике. В его задачу входила разработка Комплексной программы научно-технического прогресса (КП НТП). Программа была подготовлена усилиями 270 ведущих специалистов, представлявших 90 научных и проектных институтов. (Среди руководителей проекта – президент АН СССР М. В. Келдыш.) На выходе получился продукт в виде 18 томов. Историк А. Островский сообщает: "…Речь шла об изменении соотношения между подразделениями промышленности А и Б в пользу группы Б, изменении характера планирования, оценке деятельности предприятий по конечному результату, реформе ценообразования, введении оптовой торговли средствами производства и платы за основные фонды, заемные средства, природные и трудовые ресурсы. К этому можно добавить, что в середине 70-х годов рассматривались возможности введения конвертируемости труда". ("Кто поставил Горбачева?")
Крупномасштабного реформирования так и не произошла, но умеренная реформа всё-таки была инициирована. 12 июля 1979 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли постановление "Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качество работы". Постановление было направлено на стабилизацию плановых заданий. Оно предусматривало повышение роли натуральных показателей, всего их вводилось 17. "Постановление 1979 г. положило начало введению одного приоритетного показателя, который оказал воздействие на экономический механизм – "нормативно чистая продукция" (товарная продукция, реализованная по договорам минус затраты на ее производство), - пишет историк А. В. Шубин. - В распоряжении предприятий оставалось 38–40% этого своеобразного аналога прибыли. При этом 16–17% из них пополняли фонды экономического стимулирования предприятия, созданные по постановлению 1979 г., то есть попадали в карман персонала". ("Золотая осень, или Период застоя СССР в 1975-1985 гг.")
"Перестройка" была неизбежна. И курс на усиление прежней системы только "раскачал" её. Если уж подходить к делу с позиций совсем конспирологических, можно предположить, что определённые силы использовали "левизну" Апрельского пленума именно для такой вот раскачки.
