Не будет откровением сказать, что учебник истории содержит в себе элементы идеомифологизации. Школьный курс изучения истории уже по самой своей сути сориентирован на закрепление в сознании учащихся ряда идеологем и мифологем. Исторический миф не тождествен вымыслу. Он есть лишь адаптированный к уровню массового сознания способ осуществления исторической проекции. Другое дело, если мифы явно расходятся с действительностью, а за идеологией прослеживаются контуры предвзятости. Такая политика в отношении школьной исторической литературы в обретших субъектно-государственный статус республиках бывшего СССР — факт. На факты тиражирования изданий такого рода можно было бы и закрыть глаза, как на проявления незрелости государственной самосознания, если бы не явный антироссийский вектор в изложении их национальной истории.
Заварушка с "единым учебником истории" начинает приобретать какие-то уж совсем фантасмагорические очертания. Например, директор Института российской истории РАН Юрий Петров заявил на днях: "каждый учебник, который будет выходить в регионе, будет состоять из двух томов — федерального единого и местной региональной вкладки об истории региона". Причем я бы еще предложил, чтобы в "региональных вкладках" была возможность излагать свою точку зрения на историю. Ну, например "архангелогородчина — исторический центр земель русских" или "Дальний Восток — уникальная цивилизация насчитывающая более пяти тысяч лет, именно на Дальнем Востоке изначально появилась иероглифика, распространившаяся в последствии на территорию Китая". Впрочем, здесь мое предложение не новость, но об этом позже.
Вообще же, идея президента о едином учебнике — своевременная, а главное необходимая. То, что историю пишут победители всем известно, не менее известно и то, что история — этакая несущая стенка цивилизационной идентичности. В истории отражены и религия, и этничность, и самоидентификация, и культурно-социальная платформа, на которой, собственно, цивилизация и формировалась. История — это мы, простите за пафос, наши отцы и дети. Какая история — такое и состояние общества. Вот придумали евреи, что они богоизбранный народ, что все остальные не люди (гои) и всю жизнь несчастных евреев гоняли туда-сюда — получите результат: маленькая (в сравнении с соседями) страна уже полвека не просто отбивает нападки всего арабского мира, но и строит этот мир под себя, ни на кого не оглядывается в принятии политических решений. То же самое Китай – они поднебесная страна, а все остальное тлен, ну завоевали их, ну опиумные войны были, ну коммунизм, все одно — мы самые великие несмотря ни на что. Так что, как лодочку (историю) назовешь (придумаешь), так и развиваться будешь.
И пока у нас такой истории (вернее взгляда на историю) нет, было очень любопытно посмотреть, а какую историю пишут осколки Империи — страны СНГ, им-то, в отличии от нас с вами, действительно нужно было в авральном порядке придумывать историю, чтобы оправдать исторический выбор отделения от России. И тут-то начинается самое веселое, мое предложение по поводу "у каждого своя история" - вовсе не шутка, наши соседи реально взяли эту идею за основу. Но обо всем по порядку.
***
УКРАИНА
Учебник для 7 класса утверждает о 140 (!) — тысячелетней истории украинского народа. Реконструируется география расселения на территории Украины неандертальцев. Не они ли, следуя за логикой учебника, были первыми украинцами? Государственный язык Украины преподносится украинским школьникам как один из древнейших языков мира. На нем, поясняет Э.Гнаткевич, автор книги "Украинский язык для начинающих" "сам Овидий писал стихи". Другие, как автор предназначенного для учебных целей "Словаря древнеукраинской мифологии" С.Плачинда, идут еще дальше. Утверждается, что древний "санскрит", служащий праосновой всех индоевропейских языков, есть не что иное, как украинская мова. Украинцами, в соответствии с этой логикой, являются и древние арии. За ними же закрепляется и русская идентичность в ее исконном значении. Именно украинцы, вкупе с белорусами, имели в древности наименование русины, тогда как жители России традиционно именовались "москалями". Появление украинского языка относится ко временам человека неандертальского типа. Роль украинцев в мировом историческом процессе измеряется изобретениями колеса, плуга, пашенного земледелия. Вождь гуннов "бич божий" Аттила оказывается простым украинским парубком. В реализации данной установки уже в отношении к раннесредневековому периоду восточнославянские племена делятся на три группы — юго-западную (украинскую), западную (белорусскую) и восточную (русскую). Фигурирующее в арабских источниках упоминание племенного союза Куябия определяется как созданное украинцами полянское государство — непосредственный предшественник Киевской Руси. Создаваемая, таким образом, куябская праистория направлена на вытеснение значения Cеверной Руси и прежде всего Новгорода в формировании древнейшей русской государственности.
Основатель киевской княжеской династии Рюрик в украинской исторической версии даже не упоминается.
О его существовании можно получить косвенное свидетельство по приводимому в учебнике отчеству князя Олега — Рюрикович. Между тем общепризнанным положением является считать сыном Рюрика князя Игоря, тогда как Олег был дядькой последнего. Упоминания о Новгороде вычеркнуты также и из изложения истории вокняжений Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого.
Российская историческая наука не одно столетие развивалась в споре между норманистами и антинорманистами. Главный вопрос заключался в этнической идентификации призванных в Новгород варягов. Украинские историки подошли к решению норманнской проблемы совершенно иначе — попросту вычеркнув вообще какое-либо упоминание о варягах. Вычеркнуто также упоминания о государственных деятелях средневековой Руси, не укладывающихся в формат украиноцентристской концепции. Так, не нашлось, к примеру, места в учебнике для низвергателя политической роли Киева, владимирского князя Андрея Боголюбского. В разделе "Отпор наступлению немецких рыцарей крестоносцев, венгерских и польских завоевателей в Украину" даже нет упоминания об Александре Невском и одержанных им победах. Удивляет также само утверждение об агрессии в украинские земли рыцарей Ливонского и Тевтонского орденов. Чисто географически где были эти ордена и где Украина!?. Слабо скрываемая политическая направленность против России в украинских претензиях на присвоение древне-русской истории прослеживается, в частности, в следующем фрагменте учебника: "Главный государственный, политический, религиозный и культурный центр Киевской Руси сформировался именно на территории современной Украины, а славянские племена, населяющие ее просторы, образовали политические союзы, составляли украинскую народность и были в то время ее государственно-образующей силой. Исторический центр украинской народности Киев стал объединительным началом и для других племен Русской земли. Это дало основание многим ученым считать Киевскую Русь, где ведущее положение принадлежало этнической общности — украинской народности, Украинским государством". Тот же балаган и с культурным наследием. Памятником украинской литературы провозглашается, в частности, "Слово о полку Игореве".
Первое же упоминание самого термина "Украина" датируется в украинской учебной литературе 1187 г. Признавая его присутствие в тексте Ипатьевской летописи, необходимо сделать уточнение о написании указанного обозначения с маленькой буквы. Традиция написания имен собственных с заглавных литер сложилась только в XIV–XV в. Так что не вполне ясно, обозначалась ли Украина в данном случае в качестве конкретного топонима или общего нарицательного обозначения окраинной территории. Цель попыток "состарить" термин "Украина" состоит в том, чтобы доказать факт формирования украинского этноса в период Киевской Руси, отделив, соответственно, от ее истории русских. Подчеркивается, что термин "Малая Русь" (характерно, что не Малороссия) вошел в употребление в XIV в., т. е. через два столетия после "Украины". Что же до россиян, то в качестве их родового обозначения указывается наименование "московиты". Вообще термины "Московия" и "москаль" фигурируют по отношению к России и русским в качестве "общепризнанных" идентификаций. Интересно, как бы отнеслись на Украине к использованию в российских школьных учебниках терминов "Хохляндия" и "хохол"? "Московия" в редакции иных украинских учебников замещается на "Московщину". Такое наименование России используется даже в учебнике для 10 класса, хронологически охватывающего период 1914–1939 гг. В нем вместо русских по-прежнему фигурируют "москали". Способ разграничения русских-россиян и русских-украинцев (подлинных русских) был найден в учебнике для 8-го класса В.С.Власова. Население Киевской Руси пишется в нем как "руские" — с одной "с", тогда как жители России — "русские" — с традиционным двойным написанием согласной.
Подмена термина "Русь" термином "Украина" представляет собой характерный прием выдумывания украинской истории.
Именно в качестве такой подмены следует воспринимать вывод в отношении исторического значения борьбы с Батыевым нашествием: "Украина (не Русь, подчеркиваю!) оборонила Европу от татарской агрессии, и в том великая заслуга украинского народа". Традиционно объединяющим русский и украинский народы фактором выступало православие. Однако даже его роль ставится в современных школьных учебниках Украины под большое сомнение. В учебнике для 8 класса В.С. Власова в качестве правильного оценивается курс на заключение унии. Уния, поясняет автор, была способна "решить проблему подчинения Украинской православной церкви: после перехода под верховенство папы римского отпадала потребность борьбы с притязаниями Московского патриархата". (То, что это никак не соотносится с фактами – ерунда, но тут даже логики нет, ибо сегодя греко-католики составляют лишь 6%, тогда как православные — 45,7%, включая 9% паствы Московского патриархата). Разделяя российскую и украинскую конфессиональную идентичность, современные авторы школьных учебников на Украине доходят до утверждения о формировании под властью царя особого "московского" христианства. Так, на страницах учебника "Всемирной истории" И.М. Бирюлева приводится такое пояснение: "Гордясь своим православием и культурным превосходством по сравнению с московским духовенством, украинская церковь боялась вмешательства Московского патриарха в свои дела. Однако, когда в 1686 г. царские власти все же вынудили Константинопольского патриарха отказаться от Киевской митрополии в пользу Москвы, украинский ренессанс, взламывая все барьеры московского культурного своеобразия, покорил духовный мир России. Одной из основных особенностей московского христианства являлась приверженность к обрядовой показной религиозности и воинственное нетерпение ко всему, что с их точки зрения, неканонично. Западной культуры и науки здесь боялись и сторонились".
Не могла быть естественно не пересмотрена оценка в постсоветской украинской учебной литературе исторического значения Переяславской рады. Мотивация Богдана Хмельницкого на заключение альянса с Москвой интерпретируется как иллюзия "меньшего зла". Так же дается понять, что Украина добилась освобождения от Речи Посполитой без российского участия, а потому оснований для благодарности перед Москвой у украинцев не имеется. Последующее значение помощи царя в борьбе с Польшей минимизируется указаниями на безрезультатность походов царских войск, на затягивание Россией открытия боевых действий. Не ясен из текста учебника остается сам характер принятого Переяславской радой решения. С одной стороны, говорится о вхождении Украины в состав России. Однако далее речь уже идет лишь о подданстве царю Войска Запорожского, т.е. о вассалитете казачества, а не о присоединении украинских земель. На следующей странице декларируется уже иная формулировка — "широкая автономия".
Окончательно запутавшись в собственной лжи, авторы сводят дальнейшую историю к борьбе Украины за независимость от России.
"Однако, — резюмируют они содержание параграфа, посвященного событиям 1654 г., — в составе монархической России Украинское государство с его республиканской, демократической формой управления было лишено возможностей дальнейшего развития. Новые государственные учреждения рано или поздно должны были раствориться в общеимперских органах управления. Так оно и случилось. В следующем после 1654 г. десятилетии шел постепенный, но неизменный процесс утраты Украинским государством своих этнических черт, ликвидации его общественно-политических органов власти". Прием противопоставления политических традиций местного национального демократизма российскому авторитаризму в целом характерен для учебной исторической литературы постсоветского пространства. В качестве особого типа христианской республики представляется Запорожская Сечь.
Как другое свидетельство склонности украинцев к демократии оценивается разработка в 1710 г. казацкой старшиной некой хартии — "Соглашение и основание прав вольностей, относящихся к Войску Запорожскому", именуемой в самостийнической литературе как Конституция Филиппа Орлика (или "Бендерская конституция"). На современной Украине данный документ представляется в качестве "первой в мире демократической конституции", утверждение элементов правового государства и парламентского строя. В действительности 16 положений соглашения представляли собой тривиальный договор между гетманом и казацким старшиной, ограждавший последнего от возможного гетманского произвола. Заключение такого рода договоров составляло к тому времени обычную практику функционирования института гетманщины ("мартовские статьи" Б. Хмельницкого, Гадячский трактат И. Выговского, Переяславские статьи Ю. Хмельницкого, Батуринские и Московские статьи И. Брюховецкого и т.п.) Характерно при этом содержание первой статьи казацкой конституции, предписывающей гетману утверждение на Малороссии православного единоверия и искоренения сторонников иных конфессий, а "более всего зловерия жидовского". Если последующие государственные конституции декларировали в своем большинстве национальный суверенитет, то "Соглашение" Ф. Орлика утверждало протекторат с Швецией и обязательность союза с Крымским ханством. Ставится фактически знак равенства между антироссийской и проукраинской позицией. Как адепт создания независимой могущественной украинской державы представляется национальный герой незалежности Иван Мазепа. В то же время факты говорят о колебании гетмана в вопросе подчинении шведам, полякам или Османской империи.
Находясь в составе России, Украина явилась той силой, которая транслировала в законсервированную в своем невежестве Московию свет европейского прогресса и просвещения. Выходцы с Украины идейно подготовили на российской почве реформы Петра I, а затем и выступили ближайшими сподвижниками царя-реформатора при их реализации. Россия же, напротив, источала дух азиатчины, обскурантизма порабощения. Украинцам приписывается центральная роль в русско-турецких войнах 1768–1774 и 1787–1791 гг., что исторически оправдывает обладание современной Украиной Северным Причерноморьем. Изложение крупнейших суворовских побед сведено исключительно к славным боевым действиям со стороны казаков. "С самого начала и до конца войны 1768–1774 гг., — сообщают авторы учебника Г.Я.Сергиенко и В.А.Смолий, — в ней активное участие принимало казачество Украины. Его подвижные, хорошо вооруженные кавалерийские части громили врага в районе Очакова, под Фокшанами, на реке Рымник, под Измаилом".
Принципиальные различия между российскими и украинскими школьными учебниками обнаруживаются при изложении разделов истории культуры. В России акцент делается на развитии национальной культуры, на Украине — этнической. Перечень видных фигур российской культуры формируется вне зависимости от их этнической принадлежности. На Украине он ограничен исключительно украинцами. Данное различие симптом отсутствия национального самосознания в его гражданском смысле. В современных учебниках по истории Украины национальная политика России характеризуется своей "антиукраинской" направленностью. Официальный Петербург будто бы реализовывал в Малороссии курс ускоренной ассимиляции украинцев. Утверждается о лишении прав на использование родного языка и даже на получение образования. Исторические же деятели Украины, находившиеся на службе государства, именуются "прислужниками российского царизма". Украинский след обнаруживается едва ли не в каждой вехе национальной исторической славы России. Даже Отечественная война 1812 г., лишь в незначительной мере затронувшая территорию Украины, оказывается окрашена преимущественно в тона "жовто-блакитной" победы. Это, указывается в учебнике 9 класса, украинские полки, а вовсе не российская армия, преследовали Наполеона вплоть до Парижа. Не осталась без внимания и российско-украинская севастопольская дискуссия. Ответом на лозунг о Севастополе как городе русской славы, в учебник Украины привносится утверждение об украинской принадлежности героев его обороны. Украинцем с Винничины, в частности, оказался матрос Петр Маркович Кошка.
Участие украинцев в войнах, ведомых Российской империей, преподносится в неизменной формулировке: Россия втянула Украину в военный конфликт.
Может создаться впечатление, будто бы она не являлась рассредоточенной по ряду губерний составной частью империи, а неким независимым государством. Результы участия в такого рода конфликтах иллюстрирует следующий фрагмент учебника: "Как юго-западная окраина Российской империи она была — по воле метрополии — втянута в русско-турецкие войны 1806–1812 и 1828–1829 гг. Результаты этих войн были для Украины противоречивы. С одной стороны, войны подрывали экономический потенциал Украины, заставляли украинцев погибать за чуждые им имперские интересы. С другой стороны, в ходе первой из этих двух войн были присоединены к России те украинские земли в устье Дуная, которые еще пребывали в составе Турции. И хотя один вид национального гнета сменялся другим — турецкий русским, — эти войны имели следствие, которого не желала Россия, — сближение украинцев присоединенных территорий с надднепрянскими украинцами, рост общего потенциала украинства в его противостоянии имперской власти". Для отражения вектора идеологической направленности украинской учебной литературы достаточно бывает даже простого перечня названий параграфов. Так, в учебнике для 9 класса В.Г. Сарбея "История Украины XIX — начала XX столетия" содержатся такие дикие для исторической науки заголовки, как, например, "Колонизаторская политика российского царизма в Украине", "Прислужники российского царизма", "Украина в завоевательных планах Наполеона I", "Волынь в умах наполеоновской оккупации", "Украинцы в Бородинской битве", "Преследование противника украинскими полками" (это о войне с Наполеоном), "Громадная оппозиция российскому царизму в Украине", "Поляки: за нашу и вашу свободу", "Крымская война и Украина", "Украинцы в обороне Севастополя" и т.п. Особого внимания заслуживают примеры борьбы украинцев против России в составе войск иностранных держав. Национальными героями Украины преподносятся, в частности, Украинские сечевые стрельцы, воевавшие на стороне Австро-Венгрии в период Первой мировой войны. Разгромленные в первом же сражении, они, как сообщают авторы учебника, снискали особую любовь и уважение украинского населения.
Общее очернение исторического образа России переходит в ее демонизацию в советский период истории. Коммунистическая власть СССР предстает на страницах украинских учебников в откровенном людоедском обличии. Так, учащимся 5 класса сообщается, что в то время, как большевики вывезли за вторую половину 1922 г. с территории Украины 320 тыс. т зерна, два миллиона украинских детей страдало от голода. Организованный Москвой голодомор унестолько за весну — зиму 1932–1933 гг. 7–10 млн жизней украинцев. Цель голодоморной акции видится авторам учебника в уничтожении украинской нации. То, что голодом в указанный период были охвачены далеко не только районы, заселенные украинцами, не берется при этом в расчет. Ответственность за развязывание Второй мировой войны возлагается в равной мере на Германию и СССР.
Подчеркивается родственная природа гитлеровского — нацистского и сталинского — большевистского режимов.
Наименование "Великая Отечественная" вообще отсутствует и заменено понятием советско-нацистской войны. Структура ее описания также весьма показательна. Из семи отводимых на нее страниц учебника три посвящены гибели в Бабьем Яру члена ОУН (организации украинских националистов) Елены Телиги, две — боевому пути УПА (Украинской повстанческой армии) и только две — всем остальным событиям и интерпритациям. О том, что украинские националисты активно сотрудничали с гитлеровцами и были причастны к трагедии в Бабьем Яру, естественно, ничего не говорится. ОУН и УПА оцениваются как главные силы антигитлеровского сопротивления. Ни о победах Красной Армии, ни о действиях красных партизанских отрядов, как, например, крупнейшего партизанского соединения под руководством Ковпака, не сообщается. Города-герои Одесса, Севастополь, Керчь в сводке событий военного времени даже не упомянуты.
Большевики обвиняются в развязывании с 1943 г. войны против УПА — истинной освободительницы Украины. Эта война продолжалась, по оценке авторов учебника, вплоть до 1953 г. и являлась одним из наиболее ярких проявлений политики большевистского террора. Получается, что это не советские войска, а УПА изгнала фашистов с территории Украины. Большевики же, воспользовавшись плодами их победы, нанесли коварный удар по обескровленным в борьбе с гитлеровцами украинским патриотам. Даже такие, казалось бы, благодеяния, как передача Н.С.Хрущевым Крыма в состав Украинской ССР (подарок по случаю 300-летия воссоединения Украины с Россией) интерпретируются в свете антиукраинской политики Кремля. На украинский народ, утверждают авторы учебника "Введение в историю Украины", советско-российские власти пытались переложить груз моральной ответственности за депортацию крымских татар, а также задачи восстановления хозяйственных инфраструктур и культурной жизни полуострова. Вся дальнейшая история Украинской ССР в изложении для пятиклассников сводится к гонениям коммунистических властей на диссидентов-незалежников и аварии на Чернобыльской АЭС. Выстраивается, таким образом, единая линия чинимого большевиками геноцида, идущая от голодомора 1932–1933 гг. к чернобыльской аварии 1986 г.
В трагедии Чернобыля обнаружена очередная попытка Кремля уничтожить украинскую нацию.
Именно Чернобыль, подводят итог своим рассуждениям авторы учебника, обострил необходимость обретения государственной независимости. Определение "северный агрессор" применяется и к политике постсоветской России. Даже оказавшись демократической, Россия демонстрирует агрессивные устремления в отношении Украины. Следовательно, ее агрессивность заложена не в характере правящих режимов — царского или коммунистического, — а в национальной природе русского государства. "В 90-е годы, — поясняется на страницах одного из украинских учебников, — Россия постоянно вмешивалась во внутренние дела сопредельных государств. В 1992 году резко обострились российско-украинские отношения в связи с проблемой раздела Черноморского флота и вопросом о статусе Крыма. Вплоть до лета 1994 года Россия, по существу, вела против Украины "холодную войну". Причем проецирование модели "холодной войны" не ограничивается периодом спора о принадлежности черноморского флота. Актуальность российской угрозы сохраняется в изложении украинских школьных учебников и по отношению к последующим периодам существования независимой Украины. Наличием ее объясняется и оправдывается процесс вхождения ряда стран центральной и юго-восточной Европы в НАТО как гарантия от российского вмешательства. Российская Федерация предстает в качестве главного источника напряженности на всем постсоветском пространстве. Выносимое украинским учебником резюме звучит не иначе как призыв к консолидации международных сил перед российской угрозой: "За кулисами локальных конфликтов на территории бывшего СССР почти всегда стоит Россия. Без ее помощи вооруженный сепаратизм был бы немыслим".
***
ГРУЗИЯ
Школьные учебники по истории Грузии апеллируют к Иафету. Внуком библейского героя провозглашается предок всех грузин Таргамос. Первый грузин оказывается, таким образом, внуком первого азербайджанца. Таргамос, перелагают авторы современных учебников дальнейшее повествование о генезисе грузинского народа в версии Л.Мровели, расселился со всем своим племенем между недоступными дотоле горами Арарат и Масис. Тем самым демонстрируется отсутствие элементарных географических знаний даже в отношении близлежащих по отношению к Грузии территорий. Стоит ли пояснять, что Арарат и Масис есть два наименования одной и той же горы. Шестьсот лет жизни, приписываемые Таргамасу, также укладываются в общую канву выдумывания прошлого. Центральная роль в становлении цивилизаций античного мира отводится грузинскими авторами Колхидскому царству. Не здесь ли, задается риторическим вопросом М.Лордкипанидзе, впервые человечество освоило изготовление бронзы, ознаменовав тем самым переход к бронзовому веку? Не здесь ли, продолжает он свои догадки, были созданы троянские золотые украшения, обнаруженные впоследствии Шлиманом и известные как "золото Трои"? Что же помешало дальнейшему развитию грузинской цивилизации, утрате ею былого мирового значения? Ответ в данном случае одинаков для школьной учебной литературы по истории большинства республик после распада СССР периферийных республик: таким препятствием явилась российская колониальная агрессия. Причем хронологические границы начала этой экспансии, как правило, искусственно растягиваются по времени, иллюстрируя связь хозяйственного и культурного упадка стран с проникновением в них русских пришельцев. "Во времена господства чужеземной силы, — резюмирует автор учебника, — весь творческий гений нации расходовался в основном на то, чтобы отвоевать независимость. Поэтому времени и энергии на хозяйственное и культурное строительство Грузии почти не оставалось".
Базовые структуры "розовой революции" сложились не в один момент. Одним из важнейших каналов их формирования явилась школьная учебная литература.
Однако на ее направленность лица, ответственные за разработку внешнеполитического курса России в Закавказье, не обратили, по-видимому, вовремя должного внимания. Конфликтное измерение истории русско-грузинских отношений задается самой подборкой фактов этнических контактов. Первая встреча русских и грузин датируется 1001 г. и связывается с походом императора Византии Василия IV на Грузию в целях захвата наследства царя грузин Давида Куропалата. Среди многочисленного императорского войска указывается наличие нескольких тысяч наемников из Киевской Руси. В общем — пришли пограбить… В сознании школьника между тем формируется стереотип об постоянной русской агрессии. Следующий приводимый в учебнике эпизод русско-грузинских контактов вновь обнаруживает вероломство русских. Бежавший из Владимиро-Суздальской Руси сын Андрея Боголюбского Юрий не только нашел пристанище в Грузии, но и женился по решению знати на грузинской царице Тамаре. В дальнейшем супружеская чета развелась, но русский князь продолжал силой оружия добиваться власти в Тбилиси. Шестнадцатым веком датируется первая попытка распространения на Грузию (Кахетинское царство) российского политического покровительства. Россия позиционировалась в качестве военного защитника православных грузин от Турции и Ирана. Однако, указывается в грузинском учебнике, реальных сил для осуществления покровительствующей миссии у нее явно недоставало. Итогом вмешательства России явилась катализация новой волны мусульманской агрессии. Перенос применительно к современной ситуации вызовов XVI в. должна была сформировать представление школьников о бесперспективности ставки Грузии на Россию в геополитическом раскладе сил в регионе. В российских учебниках вхождение Грузии в состав России в 1801 г. традиционно трактуется как вызванное угрозой турецкой и иранской агрессии добровольное присоединение дружественного царства. Грузинские учебники предлагают для обозначения того же процесса понятие "аннексия". Указывается на слабоволие Георгия XII, обратившегося к России за военной помощью.
Акцентируется внимание на отправке в Петербург атрибутов царской власти — жезла и короны. Описание данной процедуры создавало впечатление о том, что речь идет о насильственном завоевании. Видимость свободы политического выбора грузин (создание Александром I комиссии, рассматривавшей вопрос о возможности самостоятельной грузинской государственности) являлась, по оценкам авторов учебников, камуфлированием захватнических планов империи. Завоеванное Россией Картли-Кахетинское царство рассматривается как плацдарм для последующего покорения всего Закавказья. В войнах с Турцией и Ираном именно Российская империя преподносится в грузинских учебниках как агрессивная сторона. То, что эти войны велись не в последнюю очередь в целях предотвращения грузинского истребления, авторы учебников предпочитают не упоминать. В описании совместных боевых действий русских и грузин, как например в 1770 г. при битве у Ацкурской крепости, на первое место выносится не факт самого союза, а мотив предательства союзников русским генералитетом. Школьникам опосредованно, через исторический материал внушается мысль о ненадежности России в качестве союзника — "может предать".
Авторы современных учебников изобретают существовавший якобы для Грузии альтернативный вариант прорыва агрессивного мусульманского окружения. Как альтернатива союзу с Россией преподносится союз с европейскими государствами. Проводится мысль об ошибочности выбора грузинскими правителями российского ориентира. Следует понимать, что только теперь, устремившись на Запад, Грузия наконец самоопределилась с правильным вектором стратегического развития. Политика Российской империи в Грузии связывается с понятием "колониализм". В упрек России ставится систематическое нарушение договоров с грузинскими княжествами, выразившееся в поочередном переводе их из косвенного в непосредственное губернское правление. Утверждается, таким образом, об установлении российской власти над Грузией нелегитимным путем, посредством обмана доверчивых грузинских правителей. При изложении тематики отмены крепостного права указывается на ограниченность его реализации в Грузии по сравнению с другими российскими губерниями. Данные ограничения однозначно связываются с колониальным положением Закавказья. Россия не могла допустить динамичной модернизации своей колонии, что могло обернуться разрушением имперской модели взаимоотношений.
Как особенно значимый сдерживающий фактор развития Грузии оценивается "непонятный для большинства населения" русский язык официального делопроизводства.
Нахождение Грузии в составе Российской империи содержало угрозы "полной ассимиляции и русификации". "Этой смертельной опасности, — излагает Н. Цихистави содержание учебника по истории Грузии для 9 класса, — грузинский народ противопоставил мощное национально-освободительное движение, которое в мае 1918 г. увенчалось восстановлением независимости и национальной государственности Грузии". В качестве свидетельства реального характера угроз ассимиляции приводится статистика сокращения за имперский период доли грузин в этнической структуре страны с 79,4% до 69,4%. Советская Россия однозначно оценивается в грузинской учебной литературе как прямой наследник Российской империи. Зачастую само наименование "Российская империя" применяется как синоним СССР. Советский экспорт революции, приведший к ликвидации в 1921 г. грузинского национального государства, оценивается как продолжение "глобальной захватнической политики русского царизма". Стратегической ошибкой правительства Грузии считается подписание в рамках российко-грузинского договора 1920 г. особых "секретных протоколов", предусматривавших легализацию большевистской партии. Посредством этого соглашения, комментируется в учебниках, внутри страны фактически создавалась российская "пятая колонна".
Определенные претензии адресуются и к западным государствам, отказавшим Грузии большинством голосов во вступлении в Лигу Наций, чем открывалась будто бы дорога российской агрессии. Параллели с процессом вхождения современного грузинского государства в НАТО здесь очевидны. Другая параллель напрашивается при описании разыгрываемой Россией сепаратистской карты. Национальное движение в Абхазии и Южной Осетии периода Гражданской войны рассматривается в свете подстрекания со стороны России. Указывается на факты снабжения сепаратистов оружием и боеприпасами. Ознакомившись с указанными фрагментами учебника, школьник не может не сделать вывод о том, что если уж в начале ХХ в. Москва "разрывала" Грузию руками абхазов и осетин, то и теперь именно она повинна в этнической конфронтации. Ответственность за нарушение территориальной целостности грузинского этноса возлагается прежде всего на Россию. Советская власть обвиняется в "раздаривании" в пользу Турции, Армении, Азербайджана исконно грузинских земель.
Называются фантастические по меркам Закавказья размеры отторгнутой площади — 16641,56 кв. км с населением 162137 человек (удивительная точность — вплоть до человека).
Преувеличенно преподносятся масштабы борьбы грузин за национально-государственную независимость. Все 1920-е гг. в Грузии представлены непрерывной чередой антисоветских восстаний. Даже применительно к 1930-м гг. указывается, что освободительное движение грузин не пресеклось, а переместилось в подполье. Последующая история Грузии в составе СССР акцентирована на волнениях 1956, 1978 и 1989 гг. Указывается на их резонансное значение в масштабах всего советского государства. Образование в 1991 г. Республики Грузия рассматривается не как новая государственная форма, а как восстановление утраченной независимости. Грузинский суверенитет прочно связывается с необходимостью противостоять имперскому давлению России.
А мы дураки еще и в Таможенный союз их зовем. Хотя, вероятно, уже пишутся учебники, в которых эта инициатива объединить, то, что по природе своей не жизнеспособно по отдельности, представлена не иначе как новый план оккупации "незалежной" вместе с гордой Грузией. Ну, если с этими соседями все давно понятно, то может за исторической правдой обратиться к нашим "союзникам" белорусам и казахам?
***
БЕЛОРУССИЯ
Идеологическая компонента ярко представлена и в белорусской школьной исторической литературе. В соответствии с курсом современного Минска она в сравнении с учебниками других бывших союзных республик демонстрирует гораздо большую терпимость к России и русским. В древнейшей истории страны, в отличие от советских учебников, акцент делается на Полоцкое и Туровское княжество. Их роль в истории Киевской Руси заметно усиливается. На исторической авансцене появляются такие фигуры, как Рогволод, Всеслав Чародей, Ефросинья Полоцкая и др., создавая героическое обрамление древнейшего белорусского прошлого. В сравнении с российскими учебниками белорусские несравненно большее внимание уделяют культурной компоненте. Между тем именно культура, а не экономика и не политика является особо значимым фактором определения национальной идентичности. Гораздо подробнее в контексте изучения истории Киевской Руси излагается проблема генезиса славянской письменности. Если в российских учебниках история культуры преподносится крайне сухим языком через перечисление имен, памятников и направлений культурного творчества, то в белорусских — в эмоциональной тональности. Ориентированность Белоруссии на интеграцию с Россией видится хотя бы уже в отсутствии свойственного учебникам других бывших союзных республик стремления состарить историю собственной национальной государственности. Этнонимы "Белоруссия" и "белорусы", во всяком случае по отношению к периоду Киевской Руси, не фигурируют. Подчеркивается принадлежность предков белорусов к единому общерусскому корню и общерусской государственной традиции. Впрочем, с другой стороны, можно на основе прочтения белорусских учебников истории заключить, что тезиса о полном слиянии Белоруссии и России из них отнюдь не следует.
Для того чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к изложению истории Великого княжества Литовского. Оно характеризуется в этническом отношении как восточнославянское, а в конфессиональном — как православное государство. В отличие от российских учебников указывается, что объединение русских земель под эгидой Литвы осуществлялось ненасильственными средствами. В раннем противостоянии Литовского и Московского княжеств в качестве своей подчеркивается именно литовская сторона. Однако на Москву не переносится, в отличие от украинской учебной литературы, образ "родового врага" и "агрессора". Происходящие межгосударственные конфликты излагаются главным образом в ракурсе династических споров. В борьбе между католиком Ягайло и православным Витовтом однозначные симпатии адресуются приверженцу православия. Окончательная же переориентация белорусских учебников на Москву связывается с польской унией. Речь Посполитая, в отличие от Великого княжества Литовского, уже в качестве "своей" не преподносится. В ее конфликтах с Россией белорусские учебники находятся однозначно на стороне русского государства. Даже в Ливонской войне, к которой и в российской учебной литературе сложилось критическое отношение, симпатии адресуются Московскому царству. Политика Речи Посполитой в России периода Смутного времени раскрывается через понятие "интервенция". Война, развернувшаяся на украинских и белорусских землях в середине XVII в., связывается с противостоянием по вере — католиков с православными и по языку — поляков с русскими.
Нахождение Белоруссии в составе Российской империи получает неоднозначную оценку. С одной стороны, говорится об имперском национальном гнете. Но с другой — в этом гнете не усматривается конкретной антибелорусской направленности. В отношении к польским восстаниям XIX в., распространявшимся территориально на белорусские земли, авторы учебников соглашаются с позицией российских историков. В подавлении шляхетских мятежей видится борьба с католическим влиянием, что соотносится с национальными интересами белорусского народа.
Характерно, что даже по отношению к имперскому периоду отсутствует выделение белорусов в качестве особой нации.
Культурная же самобытность народа раскрывается посредством использования понятия "западноруссизм", не подразумевающего политической независимости. Зарождение идей белорусского национально-государственного строительства относится к революции 1905–1907 гг. Вместе с тем указывается на распространение среди белорусов в период Первой мировой войны идеи возрождения Великого княжества Литовского, свидетельствующей о слабости собственно белорусской идентификации. Учебники истории Беларуси единственные в своем роде на всем постсоветском пространстве, в которых советизация страны оценивается как историческое благо. Красная Армия периода Гражданской войны рассматривается как союзник белорусского народа в отражении иностранного вторжения.
Подчеркивается, что идея о создании собственного государства, выразившаяся в учреждении в 1918 г. Белорусской народной республики, массовой поддержки не приобрела. Как главная угроза для белорусов определяется колонизация края. Выделяется безусловное преимущество существования белорусов в БССР в сравнении с теми их соотечественниками, территория проживания которых оказалась в составе Польши. Советские репрессии 1930-х гг. оцениваются мягче, чем процесс ополячивания в Западной Белоруссии. Поэтому в отличие от прибалтийских, украинских и молдавских учебников расширение советских границ в 1939–1940 гг. на Запад трактуется положительно. Вхождение в СССР определяется не как оккупация, а как исторически закономерное воссоединение белорусского народа.
Нельзя вместе с тем сказать, что советский период истории преподносится в Белоруссии исключительно в позитивной тональности. Указывается, в частности, на постепенный выход из обращения национального языка, русификацию образования. БССР предстает как "самая советская из 15 союзных республик". Особое внимание уделяется фигуре первого секретаря компартии Белоруссии П.М.Машерова, загадочные обстоятельства гибели которого в 1980 г. усиливают его образ как национального лидера. Популярностью пользуется версия, будто бы он рассматривался в качестве реального кандидата на пост председателя Совета Министров СССР, что и послужило мотивом заговора по его устранению. Даже первый премьер-министр Республики Беларусь Вячеслав Кебич публично утверждал, что смерть П.М.Машерова была подстроена. Отсутствует в белорусских учебниках стремление сконструировать задним числом существование массового национально-диссидентского движения. В целом белорусские школьные учебники истории в наибольшей степени на всем постсоветском пространстве обнаруживают близость к российским аналогам. Идеологический компонент в них четко фиксируется, но присутствие его осуществляется не на базе отталкивания от России, а путем формирования идейно-духовных связей. На роль исторического врага Белоруссии поставлена Польша. Новым поворотом в развитии школьного исторического образования в республике является проводимое с 1 сентября 2008 г. упразднение курса "История Беларуси", заменяемого интегративной дисциплиной "История".
***
КАЗАХСТАН
Современное казахское государство, как известно, активно использует в качестве идеологического основания теорию евразийства. Один из лидеров неоевразийского направления А.Г.Дугин выступает в этой связи с поддержкой "континенталистской" политики Н.Назарбаева. Однако казахская версия евразийской теории имеет по отношению к классической версии евразийства существенные отличия. Если в изложении П.Савицкого или Г.Вернадского говорилось о евразийской сущности России, то для идеологии современной Астаны речь идет о евразийском казахоцентризме. Российское государство смещается на периферию геополитического пространства, центром которого выступает Казахстан. Евразийская доктрина скрыто присутствует и в содержание исторических учебников. Политический заказ обнаруживается в данном случае не в самом евразийстве, признаваемом в настоящее время состоявшейся историографической школой, а в его казахской окраске.
Открывает школьный курс изучения истории в Казахстане обоснование особой роли в мировом историческом процессе кочевой цивилизации.
"Нужно, — провозглашается со страниц одного из таких учебных изданий, — доказать европейцам, что кочевничество — это особый путь развития цивилизации в определенных условиях и нельзя смотреть на культуру номадов как на недоразвитую по сравнению с европейской". Действительно, стереотипы негативного строительства образа кочевника присутствуют в учебниках многих государств, включая Россию. В данном случае обращает на себя внимание полемическая по отношению к европейским подходам заданность казахской учебной литературы. Но одно дело, когда полемика ведется в формате монографических изданий, совсем другое — в школьном учебнике. Раскрытие особенностей номадной цивилизации осуществляется в прямом противопоставлении земледельческому пути развития Европы. Отмечается искусственная деформация образа кочевника на Западе и в России. "За этим положением, — отмечают рецензенты казахской школьной литературы Н.Масанов и И.Савин, — просматривается желание предстать в глазах мирового сообщества и ближайших соседей не в привычной роли "младшего брата" под патронажем России/СССР, а в качестве самостоятельного субъекта исторического развития". Советские и российские историки, полагают их казахские коллеги, искусственно архаизировали Казахстан, лишая его внутренней динамики развития.
В национальном плане это выражалось будто бы в насаждении особой "мессианской идеи доминирующего этноса", в качестве которого, естественно, позиционировались русские. Из российских разработок наибольшее предпочтение отдается трудам Л.Н.Гумилева. Именно гумилевская версия развития "Великой Степи" легла в основу современной казахской историографии. При этом, например, В.О.Ключевский заслужил в Казахстане звание "ученый-фальсификатор". Неприятие знаменитого российского историка связано с тем, что он указывал на благоприятные для самого существования казахского народа последствия колонизации. Несмотря на официальную приверженность линии российко-казахского союза, образ России в учебниках истории Казахстана представлен через представления о "кровавой колониальной политике". Русское государство явилось, по оценке авторов казахской учебной литературы, узурпатором государственности Золотой Орды. Именно через подложную преемственность от золотоордынских ханов осуществилась оправдание ее имперских претензий в качестве глобальной евразийской державы. Сама же Русь обрела политическую независимость не без помощи кочевников. Утверждается, что ключевую роль в ее освобождении сыграло будто бы Касимовское ханство.
Евразийское позиционирование не привело казахских авторов к толерантному отношению к выполнявшему, казалось бы, миссию интеграции Евразии российскому государству. В стремлении к завоеванию Казахстана усматривается тайная составляющая политики России на Востоке. Русские обвиняются, в частности, в провоцировании джунгарского нашествия. Борьба с джунгарами — предками современных калмыков — преподносится в современном Казахстане в качестве национального героического эпоса. Джунгарская угроза выстраивается авторами новой учебной исторической версии в стратегическую линию российской колонизации казахского края как основание для "спасения" его от внешней агрессии, предлог для осуществления под видом помощи собственной военной экспансии.
Впрочем, отдельными обвинениями казахские авторы не ограничиваются, делая негативные заключения о русской истории и России в целом.
"Завоевывать чужие земли — национальный признак русских", — декларируется, например, в одном из рекомендованных Министерством просвещения Казахстана учебников по истории. "Для русских шовинистов, — провозглашается на страницах газетного издания, — все легко и просто. Им с XVIII в. и по сей день мерещится одно и то же: русский солдат моет сапоги в Индийском океане". "Русские, — пишет популярный казахский писатель А.Алимжанов, — никогда не занимались облагораживанием своих лесов и степей, а всегда пытались урвать что-нибудь у соседей". В советское время вхождение Казахстана в состав России раскрывалось, как известно, через понятие "добровольное присоединение".
В современных казахских учебниках для обозначения того же процесса преимущественно используется другой понятийный конструкт — "принятие подданства". Подчеркивается "своекорыстный" характер политики России, воспользовавшейся джунгарским нашествием для реализации собственной имперской программы. "Акт о подданстве, — указывается на страницах учебника по истории Казахстана для 9 класса, — сыграл определенную роль в ограждении казахов от непрекращающихся вторжений джунгарских войск, хотя дал возможность царизму решительнее, последовательнее проводить политику постепенной колонизации казахских земель". Строительство русских крепостей в Казахстане преподносится как тактическая уловка России, обман простодушных казахов. Трагизм положения казахского народа видится в нахождении в тисках двух экспансионистски ориентированных империй — Российской и Цинской. Обличая русский колониализм о том, что Россия фактически спасла казахов, в физическом смысле существования этноса, ничего не сообщается. Как проявление российского колониализма рассматривается не только ввод военных гарнизонов, но и "деформированное" развитие торговых отношений. К негативным последствиям колонизации относится также разрушение традиционного кочевого хозяйственного уклада казахов. Развитие новых форм оседлого хозяйствования преподносится как "аграрное завоевание Казахстана". Как иллюстрация антиказахской политики российского государства преподносится переселенческая политика. Царизм обвиняется в изъятии у казахов 40 млн га лучших земель, вытеснении их "в бесплодную степь и горы".
В некоторых учебниках при характеристике российской политики в Казахстане даже допускается понятие "геноцид".
Впрочем при обвинительной риторике в адрес государства казахская учебная литература в целом воздерживается от русофобских штампов. Приводятся примеры русско-казахского боевого сотрудничества, проявившегося в ряде конфликтов России с внешними противниками.
Историческое значение модернизации Казахской ССР принижается посредством упора на негативных последствиях модернизационных процессов для национальных традиций казахов. Коллективизация преподносится не как общегосударственная политика большевиков, а как антиказахская акция. В проведении ее среди кочевнического населения усматривается замысел провоцирования голода, который очистил бы казахские земли от коренного населения. Новацией при освещении процесса раскулачивания служат демонстрируемые авторами школьных учебников симпатии к сословию баев. "К конфискации и выселению, — сообщается о коллективизационной политике в учебнике для десятиклассников, — по существу, физическому вымиранию, были приговорены наиболее опытные, грамотные люди (почти 75% от общего числа баев) зрелого и пожилого возраста, выполнявшие хозяйственно-регулятивные функции в обществе, во многом выступавшие гарантом жизнеобеспечения общины". Как лейтмотив изложения внутриполитических процессов в истории Казахской ССР выглядит изложение борьбы за власть внутри партийной организации между "европейцами" (назначенцами Центра) и "националами" (местными казахскими выдвиженцами). Стоит ли говорить, что симпатии авторов учебников однозначно адресуются национальным политическим кадрам. Акцентируется внимание на просчетах представителей Центра, имевших слабые представления о местной специфике и чуждых интересам казахского народа. Негативы социально-экономического развития советского периода усматриваются также при освещении "целинной эпопеи". Главный ее результат видится авторам учебников в нанесении непоправимого ущерба традиционной отрасли сельского хозяйства Казахстана — животноводству. Главный же негативный итог советского периода истории Казахстана видится авторам учебников в изменении этнодемографической структуры населения республики. Если, сообщается в них, в 1897 г. доля казахов составляла 85% жителей края, то в 1962 г. — только 29%.
Не будет откровением сказать, что учебник истории содержит в себе элементы идеомифологизации. Школьный курс изучения истории уже по самой своей сути сориентирован на закрепление в сознании учащихся ряда идеологем и мифологем. Исторический миф не тождествен вымыслу. Он есть лишь адаптированный к уровню массового сознания способ осуществления исторической проекции. Другое дело, если мифы явно расходятся с действительностью, а за идеологией прослеживаются контуры предвзятости. Такая политика в отношении школьной исторической литературы в обретших субъектно-государственный статус республиках бывшего СССР — факт. На факты тиражирования изданий такого рода можно было бы и закрыть глаза, как на проявления незрелости государственной самосознания, если бы не явный антироссийский вектор в изложении их национальной истории.
Так что, стоит десять раз подумать прежде, чем звать кого-либо в союзы и объединения, а вдруг потом наших внуков обвинят в геноциде кого-нибудь где-нибудь. Это, конечно, не означает, что нужно снова опускать "железный занавес" и всех сторонится, но быть осторожней в этом безумном-безумном-безумном мире просто необходимо. Этому нас учит история.
P.S.
В том же интервью господин Петров сказал еще одну очень важную вещь: "в старших же (классах, — Д.П.), наоборот, нужно ввести элементы историографии, где бы рассматривались различные трактовки, взгляды. Учебник истории — это же не "Краткий курс ВКП(б)"". Так вот, господин Петров, к сожалению современный учебник истории, действительно, ориентирован на "разные точки зрения", и это очень прискорбно, ибо история вообще, и история нашего государства — это не поле для "размышлений", "трактовок" и "взглядов". Это тот инструмент, с помощью которого государство должно формировать своих граждан. Формировать их лояльность, патриотизм, жертвенность во имя Государства, формировать их идентичность и самосознание, создавать, пользуясь терминологией Проханова, "солдат империи". В противном случае вместо "креативного класса" мы получим такую же "креативную массу" в масштабах народа, вернее не мы получим... К тому моменту уже не мы.
Источник: РоссияНавсегда.рф.
Рейтинг публикации:
|
