Очерки по истории России. Победа над Смутой. Избрание на престол Михаила Федоровича Романова
Этим материалом заканчивается серия очерков о Смуте в Русском царстве в конце XVI– начале XVII веков. С избранием на престол представителя новой династии, которая получила общенациональную поддержку, Смута была преодолена, хотя еще несколько лет ушло на очищение территории государства от польских и шведских оккупантов и различного рода банд.
Начало формирования 2-го земского ополчения
1-е земское ополчение представляло собой союз двух разнородных социальных сил: дворянства и казачества. С убийством казаками вождя рати думного дворянина Прокопия Ляпунова этот союз оказался подорван. Руководство в нем перешло к бывшим тушинцам: боярину князю Д. Трубецкому и казачьим атаманам боярину И. Заруцкому и А. Просовецкому. Фактическим руководителем ополчения стал Заруцкий, чьи политические устремления для многих были сомнительны (ему приписывали связь с Мариной Мнишек). Как земская власть руководство стало терять свое значение, ему переставали доверять.
Ухудшившаяся военно-политическая обстановка (падение Смоленска, оккупация шведами Новгорода и появление на северо-западе нового Лжедмитрия) дали дополнительный толчок к пробуждению энергии сопротивления Смуте. Оформляется простая и ясная (но дотоле не дававшаяся) мысль: за веру, отечество и общественный порядок нужно постоять всем, а бороться придется не только с внешними врагами, но и с теми, кто расстраивает этот порядок. Осознается и то, что во всех обрушившихся бедах виноваты все люди царства – и многие города и волости, чтобы очиститься от прошлых грехов и не впасть новые, налагают на себя пост.
Раньше всех поднимается Нижний Новгород. В историографии существует спор о том, что послужило непосредственным поводом возбуждения нового земского движения: грамота патриарха Гермогена или послание архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия. Дело в том, что оба эти центра духовного сопротивления Смуте имели разные политические позиции. Патриарх был противником союза земщины с казаками («от казаков Московскому государству было только худо»), а троицкие старцы считали этот союз возможным и необходимым.
Действия вождей движения говорят о том, что они разделяли позицию патриарха, хотя Авраамий Палицын и вкладывает в уста Кузьмы Минина следующие слова: «Св. Сергий явился мне во сне и приказал возбудить усопших; прочтите грамоты Дионисиевы в соборе, а там, что будет угодно Богу».
Грамота Дионисия была прочитана в соборе в октябре. После этого земский староста Кузьма Минин призвал к ополчению и к сбору средств для его финансового обеспечения. На роль военного предводителя избрали стольника и воеводу Дмитрия Михайловича Пожарского. Тот согласился при условии, чтобы выбрали «из посадских людей, кому со мной у такого великого дела быть и казну собирать». Депутация ответила, что такового у них нет (в своем отечестве, как известно, не бывает пророков), но воевода указал на Минина. Нижегородцы согласились. Так было оформлено руководство движения.
Вожди ополчения
Выбор, сделанный землей, оказался удачным. Оба, Пожарский и Минин, оказались достойными тому великому делу, которое им поручили. Споры о том, кто из них более талантлив (как правило, решаемые в пользу Минина), вряд ли являются продуктивными, т.к. в нашей памяти общее свершенное дело давно их неразрывно объединило.
Род Пожарских происходил от стародубских (Стародуб-на-Клязьме) князей, но, несмотря на это, они не принадлежали к «великим» родам и считались «худородными», т.к. давно не достигали высоких чинов. Дед князя Дмитрия дослужился только до чина дворянского головы, а отец не достиг даже этого. Семья пострадала во время опричнины, их небольшие фамильные вотчины оказались разорены. Дела несколько поправились за счет удачной женитьбы Михаила Пожарского на Марии Берсень-Беклемишевой. Часть полученного за ней приданого муж продал для того, чтобы расплатиться с долгами и восстановить родовую вотчину. Кроме того, Борис Годунов, будучи еще правителем, взял Марию Пожарскую в «верховые боярыни» к своей дочери Ксении. Вступив в службу, князь Дмитрий получил придворный чин стряпчего. Он до последнего сохранял верность Годуновым, но после гибели царя Федора, как и все, присягнул Лжедмитрию Первому, а затем – Василию Шуйскому. Последний дал ему чин стольника, село с деревнями в вотчину и назначил воеводой в Зарайск. Карьера Дмитрия Михайловича складывалась благодаря его способностям военачальника и верности тем властям, которые признавались на Москве законными; т.е. в годы Смуты он служил не личностям, а государству, которое эти личности олицетворяли. Как только действия власти, находящейся в Москве, стали антигосударственными, он примкнул к той партии, которая выступала за восстановление государственного порядка.
О Кузьме Минине известно меньше. Мы знаем, что его семья традиционно занималась варкой соли (дело прибыльное, впоследствии Дм. Пожарский вошел в долю с одним из братьев Кузьмы). По каким-то причинам он отошел от семейного дела, переселился в Нижний Новгород и занялся торговлей мясом. Дела шли успешно, и Кузьма Минич стал человеком зажиточным. За честность и ум его избрали земским старостой.
Видимо, на плечи Минина легла вся работа по организационно-хозяйственному обеспечению движения и рати, им сформированной.
Военно-политические планы 2-го ополчения
В составе нового движения отчетливо наблюдаются две основные социальные силы: дворянство и состоятельные «тягловые мужики». Это говорит об иной социальной базе, чем та, которая была у 1-го ополчения. Средние и мелкие собственники неизбежно должны были столкнуться с тем беспокойным и безъимущим элементом, который представляло собой казачество.
Из тактических соображений вожди нового ополчения не противопоставляли его уже существующему подмосковному правительству. Они сообщали о своих намерениях идти ему на помощь, «чтобы козаки по-прежнему не разогнали низовой рати воровством, грабежом, иными воровскими заводами и Маринкиным сыном», и обещали, что «как мы будем с вами в сходе, то станем над польскими и литовскими людьми промышлять вместе заодно, сколько милосердный Бог помощи даст, о всяком земском деле учиним крепкий совет».
Но к январю 1612 г. ситуация изменилась. Казачество завело сношения с псковским Лжедмитрием. Города, несогласные с этой позицией, стали направлять свои дружины и собранные средства не в стан 1-го ополчения, а в Нижний Новгород. Пытаясь воспрепятствовать распространению власти нового самозванца и воздействовать на подмосковную рать, Пожарский и Минин решили перевести свое ополчение поближе к Москве, в те уезды, чьими ресурсами можно было воспользоваться для пополнения и снабжения воинства. Сначала под базу выбрали Суздаль, но казаки заняли этот город. Т.к. 2 марта казацкий круг признал Лжедмитрия, нужно было выступать и, не докончив формирование, 2-е ополчение пошло на Ярославль.
Ярославское устроение
Ярославль был занят в начале апреля. Отсюда ополчение стало распространять свою власть на близлежащие города. Командовавший там подмосковными казаками атаман Просовецкий не стал ввязываться в братоубийственную войну и отводил свои отряды к Москве, фактически просто передавая ранее занимаемые им города нижегородцам, хотя отдельные небольшие стычки все же случались.
В Ярославле 2-е ополчение задержалось почти на четыре месяца – необходимо было закончить формирование и вооружение войска, очистить тыл от вражеских отрядов, обеспечить нейтралитет со стороны шведов и наладить земское самоуправление. Здесь окончательно сформировалась и цель ополчения – вернуть государство и землю к «старине», т.е. к тому состоянию, которое было до начала Смуты. Любые изменения «старины» признавались вредными и ненужными. Нового царя следовало выбрать из своих «великих» родов.
В созданном «совете всей земли» были представители трех «чинов»: духовного, служилого и тяглового (видимо, в его числе были и выборные от черносошного крестьянства). Более широко, чем в подмосковном стане, была представлена и знать. С одной стороны, ее присутствие придавало «совету земли» бОльшую легитимность, с другой – порождало ряд проблем, в т.ч. и связанных с местничеством. Так, хотя Дм. Пожарский и признавался главным воеводой, но в грамоте, исходившей от совета, его имя стояло только на 10 месте, а имя Кузьмы Минина – на 15-м («в выборного человека всею землею, в Козьмино место Минина князь Пожарский руку приложил»).
Озаботились и церковным устроением. Патриарх Гермоген уже умер, нареченный патриарх Филарет (Романов) находился в заложниках у поляков, а нужда в высшем церковном иерархе в ополчении была, поэтому обратились к казанскому митрополиту Ефрему: «Молим твое преподобие всей землей, чтоб тебе, великому господину, не оставить нас в последней скорби и беспасторных, совершить игумена Исайю на Крутицы митрополитом и отпустить его под Москву к нам в полки поскорее».
За время пребывания в Ярославле воеводам удалось путем дипломатической игры обезопасить себя от удара в тыл со стороны шведов.
Земское движение ввело употребление собственного герба. Основной символической фигурой на нем вместо орла стал лев. На Большой печати были изображены «два льва стоячих», а на Малой – «одинокий лев».
В целом, 2-е ополчение выступало к Москве значительно более подготовленным к перенятию власти и восстановлению государственного порядка, чем предыдущее. В целях предотвращению регенерации Смуты оно сделало уступку и тем боярам, кто «сидел» в Москве вместе с поляками. Позже Дм. Пожарский в своей грамоте объявит «ворами» только «Федьку Андронова с товарищами», а бояр будут считать находившимися в заложниках. По приговору же 1-го ополчения «ворами» объявлялись все, кто находился в Москве «с литвой» и их вотчины и поместья подлежали конфискации. У более консервативного ополчения Пожарского и Минина, как мы видим, точка зрения была другая.
Выступление к Москве. Объединение ополчений
Отношения с подмосковным станом у ярославского складывались трудно. Заруцкий даже подослал убийц к Пожарскому, что их улучшению не способствовало. Тем не менее, было необходимо искать какой-то компромисс, что стало возможным после того, как в июне казаки сложили с себя присягу псковскому самозванцу. Способствовало этому и то, что Заруцкий, потерпев неудачу в своих попытках склонить подмосковное воинство к присяге «царевичу Ивану Дмитриевичу и царице Марине Юрьевне», 28 июля с двумя тысячами казаков, забрав Марину и ее сына, ушел на Дон. Забегая вперед, скажем, что там поддержки он не получил и отправился в Астрахань, которую взял набегом. Дальнейшая судьба его, Марины и ребенка была печальна.
В историографии принято хвалить 2-е ополчение и скептически относится к 1-му, но похвалы заслуживает и оно. Далеко не безупречное в отношении дисциплины и морали, все же именно подмосковное войско вынесло, голодное и обносившееся, основную тяготу борьбы с поляками и их приспешниками. Если оно и не заслуживает памятника, то хотя бы хороших слов не мешает о нем сказать.
В начале августа казаки прислали гонцов к Пожарскому с просьбой идти к Москве как можно быстрее, т.к. ожидался подход войска гетмана Ходкевича. 19 августа ополчение подошло к Арбатским воротам, где в особом остроге расположился Пожарский, отказавшись стать одним лагерем с казаками. Вскоре подошел Ходкевич и ополченцы ввязались в сражение с его полками, подкрепленными вылазкой осажденных (к этому времени Гонсевский покинул Москву, увозя огромные ценности из царской сокровищницы, а командование гарнизоном перешло к полковнику Николаю Струсю). Трубецкой запретил своим казакам поддержать ополченцев, но атаманы Межаков, Коломна, Романов и Козлов самовольно пошли к ним на помощь, крича воеводе: «От вашей ссоры Московскому государству и ратным людям пагуба становится!»
Соединенными усилиями обоих ополчений гетман был отражен, не удалось ему провести в Москву и обоз с продовольствием. Опасаясь подхода новых частей к ополчению, Ходкевич прекратил попытки деблокировать гарнизон и был вынужден уйти от Москвы.
И Трубецкому и Пожарскому было ясно, что объединяться ополчениям необходимо, тем более что численность их была не так уж велика (вероятно, около 10 тысяч человек во 2-м и тысяч 5-6 в 1-м). По местническому счету главой объединенной рати и правительства стал Д. Трубецкой, а Д. Пожарский - его заместителем. Вместе с К. Мининым они составили правящий триумвират. Об этом сообщили рати и городам в особой грамоте: «Теперь по милости Божией, мы, Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский, по приговору всех чинов людей, стали заодно и укрепились, что нам да выборному человеку Кузьме Минину Москвы доступать и Российскому государству во всем добра хотеть без всякой хитрости, ... а которые грамоты станут приходить к вам от кого-нибудь одного из нас, то вы бы этим грамотам не верили». Судя по последней фразе, особого доверия воеводы друг к другу не испытывали. Фактически, поскольку Пожарский и Минин были заодно, то именно они и играли в правительстве главную роль.
Освобождение Москвы
Еще в середине сентября воеводы предложили осажденным капитулировать. В грамоте, адресованной «полковникам и всему рыцарству, немцам, черкасам и гайдукам» они гарантировали им жизнь и свободу передвижения в страну по их выбору, если те не захотят остаться на русской службе. «Ответом был гордый и грубый отказ, несмотря на то, что голод был ужасный: отцы ели детей своих, один гайдук съел сына, другой – мать, один товарищ съел слугу своего...» (С.М. Соловьев).
Удерживали в осаде надежда на подход помощи из Польши и огромное жалованье, которое платили польско-литовскому воинству за счет Русского государства. «Гайдукам счесть по 300 рублев в месяц» – по требованию Струся постановили бояре (стольник и воевода Пожарский получал 100 рублей в год). Но денег в казне не было и расплачивались ценностями из сокровищницы русских царей.
Воеводы ополчения, видимо, не хотели терять людей при штурме города и надеялись на то, что голод заставит гарнизон сдаться. Но в середине октября ими было получено известие о том, что король Сигизмунд готовит войско на помощь осажденным и пришлось решиться на штурм. Он начался 22 октября. Ополченцы взяли Китай-город, остатки гарнизона затворились в Кремле. 26 октября (5 ноября по н. ст.) гарнизон капитулировал.
Когда осажденные стали выходить из крепости, то они представляли собой скелеты. Появившиеся на мосту через ров бояре вызвали гул негодования ополченцев, но Пожарский с охраной стал лично сопровождать их при проходе через свои войска. Поляков, литовцев и черкасов отпустили в Речь Посполитую, немецкая пехотная рота предложила свою службу новому правительству России, бояр отправили по вотчинам, в оковы были взяты казначей Федор Андронов и еще несколько человек из русской администрации.
Тем временем Сигизмунд двинулся из Смоленска с небольшим войском на Москву. Его авангард даже подошел к городу, но был разбит. Сам король осаждал Волоколамск. Летописец говорит, что при его обороне отличились казаки, отбившие три приступа. Не сумев взять крепость и страдая от холода и голода, польское войско повернуло восвояси. Теперь появилось время для избрания царя, ибо только с этим актом можно было считать начало восстановления государственного порядка свершившимся.
Земский собор 1613 года. Избрание царем Михаила Федоровича Романова
Вождями ополчения была разослана по русским городам грамота с требованием прислать выборных лиц в Москву. «А если вы для земского обирания выборных людей к Москве к Крещенью не вышлите, и тогда нам всем будет мнения, что вам государь на Московском государстве не надобен; а что где грехом сделается худо и то Бог взыщет с вас.»
Земский собор начался в самом начале года. Был он самым представительным из всех до и после проводившихся соборов. Когда выборные съехались, то был назначен трехдневный пост, которым люди хотели очиститься от грехов Смуты перед столь важным делом. После поста начались совещания.
Вопрос об избрании царя решали поэтапно. Сначала определили круг возможных кандидатов. «А литовского и свийского короля и их детей, за их многия неправды, и иных некоторых земель людей на Московское государство не обирать, и Маринки с сыном не хотеть». Т.о. круг был ограничен «царевичами, которые служат в Московском государстве, и великими родами». Затем, поскольку стремились вернуться к «старине», то решили ограничить количество кандидатов лишь теми, кто состоял в родстве с прежней династией. Таковых было четверо: князь Ф. И. Мстиславский (правнук Ивана Третьего по женской линии), князь В. В. Голицын (чей предок был женат на внучке Дмитрия Донского), князь И. Б. Черкасский (потомок кабардинских князей, которые вели свой род от египетских султанов; его тетя, Мария Темрюковна, была второй женой Ивана Грозного) и Романовы, дядя и племянник, Иван Никитич и Михаил Федорович (двоюродный брат и двоюродный племянник Федора Ивановича).
Мстиславский скомпрометировал себя сотрудничеством с поляками. Голицын имел, пожалуй, наибольшее влияние среди дворянства (видимо, его сторонником был Д. Пожарский), но он находился в заложниках в Речи Посполитой. Черкасский все-таки был еще чужим, да и семья их всегда шла в фарватере за Романовыми (он – двоюродный брат Михаила Федоровича).
За Михаила Романова свое веское слово сказали казаки. Земский собор должен был волей-неволей к ним прислушаться, поскольку они составляли две трети гарнизона Москвы. Хронограф говорит также о том, что первоначально мнение, что нужно избрать в цари Михаила Романова, принес некий галичский дворянин. Решили провозгласить царем Михаила Федоровича, но отправили надежных людей по городам и уездам с тем, чтобы узнать мнение на местах. По возвращении посланцев 21 февраля состоялось окончательное решение: избранным царем провозгласили Михаила Федоровича Романова.
«Хотели выбрать не способнейшего, а удобнейшего» (В.О. Ключевский), но следует учесть и то, что Романовы были популярны и многие, действительно, смотрели на них как на естественных наследников московских Даниловичей.
Хорош или плох был выбор, но он ознаменовал окончание Смуты. Новая династия устоялась.
* * *
Последствия и уроки Смуты – отдельная тема.
Источник: odnako.org.
Рейтинг публикации:
|
