Тем временем вооруженные силы Соединенных Штатов продолжали наносить удары по внешней линии обороны Японии: Гуам был взят ими в июле 1944 г. Японские пути к сырью, находящемуся на юге, оказались под ударами американских самолетов и подводных лодок. Японским войскам нехватало продовольствия и боеприпасов. Японская авиация превратилась в тень того, чем она была когда-то, и в ней не осталось хороших пилотов. Горючего как для судов, так и для самолетов было катастрофически мало. Согласно позднейшим показаниям японских офицеров, положение было настолько тяжелым, что на всем протяжении широкого южного фронта сотни самолетов не могли подняться в воздух из-за недостатка горючего.
Вашингтон решил, что настало время сделать еще один крупный прыжок, чтобы приблизиться к Японии. Начальники объединенных штабов отдали приказ о высадке на острове Лейте 20 октября 1944 г.
Готовящаяся американская операция едва ли была секретом для японского генерального штаба. В течение шести дней в начале сентября американская флотилия особого назначения N38 блуждала в филиппинских водах, явно подготовляя высадку. Потеря Филиппин была бы катастрофой для японской военной машины, которая весьма зависела от нефти, каучука и металлических руд Юго-Восточной Азии. Японским адмиралам пришлось принять роковое решение. Один из адмиралов генерального штаба впоследствии объяснял американским властям, в чем оно состояло:
"К тому времени когда вы начали высаживаться на Лейте, мы полностью отдавали себе отчет, что не сможем сохранить боевой флот в японских водах, если будут продолжаться бомбардировки. Поэтому мы решили бросить весь наш флот в бои у Лейте... сознавая, что мы потеряем там большую часть судов. Однако если бы мы смогли предотвратить завоевание Филиппин, эта жертва была бы оправдана".
Хотя этот японский маневр был подсказан отчаянием, он был хитро задуман и оказался столь близким к успеху, что при воспоминании о нем у многих американских адмиралов, вероятно, до сих пор пробегают по спине мурашки. Битва у Лейте подробно описана в американских документах. Вот ее ход в общих чертах.
Японцы разделили свой флот на три группы. Одна из них подходила с юга, другая находилась в центре, а третья, действовавшая в качестве "приманки", шла из открытого моря на север. "Приманка" действовала хорошо, и флотилия N38 устремилась на север, оставив без защиты побережье и небо Лейте. Тем временем центральная японская флотилия, проскользнувшая через пролив Сан-Бернардино незамеченной, подошла к нашей 7-й эскадре на расстояние семнадцати миль и начала атаку. 7 -я эскадра только что поймала в ловушку южную японскую флотилию в узком проливе Суригао и почти полностью уничтожила ее. Однако в результате этого боя у эскадры истощились запасы топлива и боеприпасов, и она была не в состоянии принять новый вызов. Наши эскортирующие авианосцы, защищенные только немногочисленными истребителями, гибли под огнем японских орудий. Ввиду недостатка бомб и торпед американские самолеты пытались предпринять демонстративные налеты на японскую флотилию в надежде "запугать одним своим видом" и отогнать ее. Три американских истребителя погибли при близкой к самоубийству попытке затопить крупнейшие японские корабли. Наши затруднения еще больше осложнились, когда появилось множество японских самолетов, готовых к "самоубийственным" налетам на американские суда. Это был первый массированный налет летчиков "камикадзе".
В ту ночь многим американцам казалось, что близок конец. Два наших эскортирующих авианосца были потоплены, а остальные повреждены. Наши истребители были или потоплены или отогнаны. Теперь не оставалось больше никакой преграды между японской флотилией и нашими беспомощными транспортами с войсками у берегов Лейте.
И вдруг 25 октября 1944 г. в 9.24 утра произошел один из тех странных поворотов судьбы, которые не поддаются никаким объяснениям. И уже когда победа была у него в руках, командующий японской центральной флотилией вдруг отдал приказ об отступлении. В этот момент Япония безвозвратно проиграла войну. Правда, в течение ближайших четырех или пяти дней "камикадзе" продолжали быть кошмаром для нашего флота. Но они не смогли уже спасти положение.
Поражение у Лейте стоило Японии большей части ее морских сил. Оно неизбежно дало новый толчок развитию "мирного заговора" в Токио. В течение всего декабря 1944 г. адмиралы, придворные и старейшие государственные деятели встречались на секретных совещаниях. Что было еще важнее, Кидо убедил императора выслушать заговорщиков.
В феврале 1945 г. заговорщики стали один за другим появляться во дворце и излагать свои взгляды. Они заявляли императору, что поражение близко и что Япония должна немедленно добиваться заключения мира.
Теперь занавес уже был готов подняться над третьим заговором - "заговором Коноэ".
Еще 24 ноября 1944 г. с Сайпана была предпринята первая атака летающих крепостей "Б-29". Это был дневной налет, проведенный на большой высоте и направленный против авиационных заводов в Токио. Но в то время наши резервы самолетов типа "Б-29" были еще невелики и в течение нескольких месяцев налеты можно было проводить только один раз в пять дней.
Поворотный момент наступил 9 марта 1945 г. В эту ночь триста самолетов "Б-29", груженных большим количеством "огненной начинки", были направлены на Токио. У них не было ни вооружения, ни боеприпасов, и они летели очень низко.
"Огненная буря охватила целые районы, - сообщало, на следующий день токийское радио. - Только кое-где устояли почерневшие стены немногих каменных зданий. После того как упали первые зажигательные бомбы, образовались тучи, освещенные снизу красноватым светом. Из них вынырнули "сверх крепости", летевшие поразительно низко... Город был освещен, как на рассвете... В эту ночь мы думали, что весь Токио превращен в пепел".
По японским данным, в эту ночь погибло 78 тысяч человек, было сожжено 270 тысяч зданий и 1500 тысяч людей остались без крова. Были уничтожены важные военные заводы и склады. По словам одного официального лица, "налет привел к тому, что моральный дух народа упал чрезвычайно низко".
Тем временем против Японии готовился новый удар. Он был нанесен 1 апреля, когда был высажен десант на острове Окинава. Японцы встретили его яростным контрнаступлением самолетов "камикадзе". Хотя в Соединенных Штатах народу ничего не было известно об этом, неприятельские атаки были столь эффективны и наши морские потери были так велики, что в течение нескольких дней американский флот был на краю отступления из вод Окинава; тем самым наши наземные войска были бы оставлены на островах без защиты с моря. Но упорные налеты на японские аэродромы и наше превосходство в резервах дали нам возможность выдержать.
Японский флот был снова поставлен перед дилеммой. Решение, которое он принял, было подсказано отчаянием. Вот что говорит об этом адмирал Соэму Тойода, бывший главнокомандующий флотом:
"Положение флота крайне обострилось в начале 1945 г. ... Проведение операций крупного масштаба, требующих больших запасов горючего, почти исключено. В дни, 7-8 апреля, когда крейсер "Ямато" был послан к острову Окинава в сопровождении десятка или более миноносцев, мы сомневались в том, есть ли у него пятьдесят шансов из ста. Даже при подготовке этой эскадры нам было трудно достать необходимые для нее 2500 тонн горючего. Но мы сознавали, что даже если у этой эскадры нет больших шансов, мы ничего не выиграем от того, что эти суда будут праздно стоять в наших отечественных водах..."
Корабли гибли, города превращались в дымящийся пепел; народ впервые начал понимать, что война проиграна; Германия погибла, - такова была обстановка, когда возник новый заговор.
На этот раз главным заговорщиком был принц Коноэ, а большинство его сообщников были сравнительно незначительными фигурами. Голова Коноэ, никогда не отличавшаяся большой ясностью при решении важных вопросов, теперь явно пошла кругом. Он всегда был близок к армейским кругам, в том числе и к самым буйнопомешанным их представителям. Его собственная политическая философия была в значительной степени обусловлена тесным общением с этими фанатиками. Но теперь он также был убежден в приближении катастрофы и опасался ее последствий для всей общественно-политической структуры Японии.
В течение некоторого времени Коноэ, повидимому, вынашивал мысль о том, чтобы побудить дружественных ему ультранационалистов организовать убийство военных руководителей, противящихся заключению мира. Затем он отказался от этого проекта в пользу более хитроумного замысла. Он решил натравить друг на друга две крайние военные группировки. Его выбор пал на генерала Джиндзабуро Мадзаки, одну из крупных фигур среди слабоумных руководителей националистического движения в Японии в тридцатых годах. Мадзаки был одним из вожаков военного восстания 1936 г. и был тогда арестован. Теперь он был в отставке и затаил жгучую ненависть к своим соперникам, стоявшим у власти в армии.
Замысел Коноэ был прост. Он решил добиться, чтобы император назначил его премьером, после чего он, в свою очередь, намеревался сделать Мадзаки военным министром. Иосида, сторонник Коноэ, должен был стать министром иностранных дел.
Коноэ начал работать над петицией императору. Он долго трудился над ней при помощи двух друзей. Я кое-что узнал о заговоре от одного из них, жалкого старика, мечтавшего сыграть роль в истории и с отчаянием старавшегося понять, почему он остался за бортом.
Ночь на 13 февраля 1945 г. Коноэ провел вместе с Иосида, обдумывая последние подробности заговора и заканчивая петицию на имя императора. На следующий день Коноэ был принят императором в первый раз за три года. Император отнесся к нему сочувственно. Коноэ начал с заявления, что поражение неминуемо, и просил прощения за то, что ему не удалось предотвратить войну.
Затем он перешел к своему заявлению, которое можно назвать смесью дикой фантазии с политической проницательностью. Намерение Коноэ заключалось в том, чтобы напугать императора, но вполне возможно, что он сам верил во многое из того, что говорил.
"Поражение будет темным пятном на нашей истории, - говорил он. - Однако мы можем примириться с поражением, если нам удастся сохранить императорский строй. Общественное мнение в Америке и Великобритании пока еще не требует радикальных перемен в этом строе. Поэтому нам следует опасаться не столько поражения, сколько коммунистической революции, которая могла бы явиться его последствием. Как внешние, так и внутренние условия указывают на опасность такой революции. Прежде всего, значительно усиливается влияние Советского Союза, его активность в Европе заставляет нас предположить, что он не отказался от надежды большевизировать весь мир...
Внутри страны потенциально опасными являются следующие факторы: быстрое ухудшение условий жизни, рост рабочего движения, усиление просоветских настроений по мере роста враждебных чувств по отношению к Америке; попытки крайних группировок в армии добиться радикальных перемен в курсе внутренней политики и замаскированная активность коммунистов за спиной как государственных чиновников, так и военных.
Большинство молодых офицеров, повидимому, думает, что настоящая форма правления совместима с коммунизмом...
Я начинаю серьезно задумываться над вопросом, не была ли вся цепь событий - от маньчжурского инцидента [1931 г.] до настоящей войны - частью заранее обдуманного. коммунистами плана. Всем известны их открытые заявления о том, что цель войны в Маньчжурии заключается в осуществлении коренных реформ во внутренних делах... Конечно, "реформы", к которым стремятся военные, не являются непременно коммунистической революцией, но государственные и общественные деятели (как левые, так и правые), поддерживающие военных, определенно намереваются добиться такой революции.
За последние несколько месяцев лозунг "Сто миллионов умрут вместе" стал раздаваться значительно громче. Им как будто пользуются люди правых убеждений, но порожден он, несомненно, деятельностью коммунистов.
При таких условиях опасность революции будет тем больше, чем дольше мы будем продолжать войну. Поэтому мы должны прекратить войну при первой возможности".
Услышав о том, что его трон находится в опасности, император в первый раз проявил живой интерес к делу. Он потребовал объяснить ему, каким же путем можно разбить заговор генералов, якобы оказавшихся коммунистами.
Коноэ ответил:
"В армии должна быть проведена чистка. Ваше величество должны сами выбрать человека, который ее проведет. Но очевидно, что для выполнения этой задачи нужен человек с сильной волей. Такой, как генерал Мадзаки. Его обвиняли в причастности к военному мятежу 1936 г. Проведенное мною расследование показывает, что Мaдзаки был жертвой военного заговора".
Коноэ не излагал дальнейших деталей своего замысла. Он надеялся на последующие беседы с императором, который, повидимому, относился к нему благосклонно. Кроме того, при разговоре присутствовало третье лицо. За троном императора стоял маркиз Кидо. Коноэ уже не верил своему старому другу. Он надеялся найти возможность побеседовать с императором без Кидо.
Недоверие Коноэ к Кидо не было лишено оснований. 8 апреля 1945 г., когда войска США уже овладели укрепленными позициями на берегах островов Окинава, премьер-министра Койсо заставили подать в отставку.
Коноэ ожидал теперь, что его вызовут во дворец. Но вызова не последовало. Кидо, адмирал Окада и барон Хиранума обратились к другому человеку, 78-летнему барону Кантаро Судзуки, отставному адмиралу, старому придворному и составителю кабинетов, являвшемуся ловким политиканом. Судзуки колебался. Трое посетителей рассказали ему, понизив для приличия голос, о замысле Коноэ провести чистку в армии.
"Если вы откажетесь от этого поста, его получит Коноэ, - убеждали они его. - Он проведет в кабинет Мадзаки, который осуществит чистку. Это неизбежно вызовет кровавый инцидент, результаты которого никто не может предугадать".
Судзуки согласился и выслушал категорические приказания императора "приложить все усилия к тому, чтобы как можно скорее прекратить войну". Но вместе с тем Судзуки никогда не забывал о патриотически настроенных убийцах. Втайне стремясь к капитуляции, он на словах призывал к удвоению военных усилий. Или он, или Кидо, или оба вместе на деле зашли даже дальше своих слов: они сообщили армии о "третьем заговоре".
Через неделю военщина нанесла первый удар. Она еще не осмелилась захватить Коноэ. Однако она арестовала Иосида и тех двух людей, которые помогали Коноэ в составлении его доклада. Вопросы, которые были заданы Иосида и остальным, указывают на то, что военщина знала решительно все, что говорилось во время беседы, на которой присутствовали только император, Коноэ и Кидо.
Троим арестованным было разрешено покинуть штаб жандармерии 30 мая 1945 г. Представитель военного суда сказал им при освобождении:
"Военное министерство настроено против того, чтобы вам возвращали свободу. Я освобождаю вас своей собственной властью. Если вы будете преданы суду, вас сочтут виновными".
Меньше чем через шесть месяцев после этого Иосида стал министром иностранных дел, и меньше чем через год премьером Японии.
Пока Коноэ занимался "третьим заговором", вокруг него бурно разгорались другие интриги меньшего масштаба. Принц Хигасикуни, который когда-то требовал казни всех американских летчиков, сбитых над японской территорией, теперь хотел, чтобы Япония вышла из войны, и как можно скорее. Его план заключался в том, чтобы обратиться за мирным посредничеством к Китаю. Если бы союзные державы согласились забыть прошлые счеты, принц был готов пойти на то, чтобы Япония вернулась в свои старые границы, существовавшие до агрессии, то есть до 1931 г. Кабинет обсудил его план в марте 1945 г., но, повидимому, ничего не предпринял по этому поводу. Другой план, обсуждавшийся со шведским посланником в Токио, заключался в том, чтобы просить посредничества Швеции в вопросе об окончании войны.
Однако четвертый заговор - "заговор капитуляции" - затмил все эти интриги. Он был задуман новым премьер-министром бароном Судзуки, который приказал своему главному секретарю провести секретное обследование, в какой мере Япония способна к дальнейшему сопротивлению. Обследование было закончено в мае 1945 г., и его данные явно говорили об отчаянном положении страны.
Данные обследования показали, что две основные отрасли промышленности Японии - судостроение и сталеплавильная промышленность - давали лишь четверть той продукции, которую они давали в 1941 г. Запасы угля и минерального сырья были так незначительны, что многим заводам, в том числе и военным, грозило закрытие. Ввиду прекращения импорта ухудшилось положение с продовольствием. Производство самолетов упало с 2200 до 1600,. причем запасных частей, моторов, горючего и пилотов было так мало, что их бессмысленно было учитывать.
Доклад был представлен императору и членам Верховного совета ведения войны. Германия только что капитулировала, и к этому времени даже армия знала, что Япония долго не продержится. Военный министр, который был непримиримым противником капитуляции, просил созвать императорскую конференцию для обсуждения "основного принципа войны".
В то же время, в обстановке большой тайны, началась международная фаза "заговора капитуляции". Одному из "старейших государственных деятелей" было поручено начать переговоры с советским послом в Токио Яковом Маликом относительно посредничества Москвы в вопросе об отношениях Японии и Соединенных Штатов. Пока происходили эти переговоры, японский посол в Москве получил приказание подготовить почву к приезду специального японского представителя, который должен был "улучшить отношения с Россией" и просить о советском посредничестве вопросе о прекращении войны. Только четверо из высших чинов армии и флота знали о переговорах с русскими, так как существовало опасение, что фанатичная военщина устроит переворот, если факты станут ей известны.
Страх перед убийствами был так велик, что даже на заседаниях Верховного совета ведения войны, где было два военных представителя, никто не осмеливался говорить о капитуляции.
"Никто не говорил о том, что мы должны просить мира, - рассказывает один из участников. - В присутствии многих каждому трудно было решиться высказать такую мысль".
Императорская конференция, на созыве которой настаивал военный министр, состоялась 8 июня 1945 г., но и на ней никто - не исключая даже императора - не высказал своих сокровенных мыслей. Двенадцать дней спустя император созвал тех же шесть человек на вторую конференцию и на этот раз робко просил их обдумать два альтернативных плана - план капитуляции и план обороны Японии. Однако даже эта неопределенная формулировка имела важное значение. Вернувшись с этой конференции, премьер-министр Судзуки сказал своему секретарю: "Сегодня император высказал то, что каждый из нас хотел, но боялся сказать".
Во время заседания император спросил Судзуки, когда предполагает выехать в Москву специальный представитель. Судзуки не знал этого. Он ответил, что постарается отправить представителя раньше, чем Сталин и Молотов выедут на Потсдамскую конференцию.
Однако советское посредничество задерживалось. Советский посол в Токио Малик был болен. Японскому послу в Москве снова было отдано распоряжение начать переговоры с Кремлем.
Проходили дни и недели, а страшная статистика налетов росла. В середине июня американская авиация считала, что все большие города Японии разрушены, и перешла к налетам на города второстепенного значения. Размеры воздушных отрядов также росли - от 300 до 500 и 800 "сверхкрепостей", которые сбрасывали за один раз 4-5 тысяч бомб. Увеличение веса взрывчатых веществ находило свое отражение в усилении политического нажима на императорский двор и на тех, от кого зависело заключение мира.
Для командировки в Москву уже был намечен принц Коноэ. Нисколько не смущенный неудачей своего собственного третьего заговора, он стал теперь участником четвертого. 12 июля 1945 г. император пригласил Коноэ во дворец и дал ему секретный приказ принять любые условия, предложенные русскими, и немедленно сообщить их ему. Хирохито, очевидно, находился под впечатлением сообщения японского посла в Москве о том, что русские не будут передавать союзникам никаких других условий, кроме безоговорочной капитуляции.
Однако все старания оказались напрасными. На следующий день советское правительство сообщило японскому послу, что, ввиду предстоящего отъезда Сталина и Молотова на Потсдамскую конференцию, ответ на японские предложения может быть дан только после их возвращения. "Мирные заговорщики", возлагавшие большие надежды на советское посредничество, почувствовали, что все безвозвратно погибло.
Потсдамская декларация была опубликована 26 июля 1945 г. В ней были перечислены следующие окончательные требования союзников:
а) Безоговорочная капитуляция и устранение "навсегда" от власти и влияния "тех, кто обманул и ввел в заблуждение народ Японии, заставив его итти по пути завоевания мирового господства".
б) Военная оккупация Японии и разоружение всех японских вооруженных сил.
в) Лишение Японии всей ее территориальной добычи, включая Маньчжурию, Корею и Формозу [Тайван].
г) Суровое наказание всех военных преступников и провозглашение всех человеческих свобод, включая свободу мысли, религии и слова.
д) Уничтожение военной промышленности с обещанием, что в будущем Японии будет предоставлен доступ к мировым запасам сырья и к участию в мировой торговле.
е) Отвод всех союзных войск тотчас же после создания "мирно настроенного и ответственного правительства" в соответствии со свободно выраженной волей японского народа.
Верховный совет ведения войны тотчас же собрался и немедленно раскололся на два непримиримых лагеря. Три "миротворца" - премьер-министр Судзуки, морской министр Ионаи и министр иностранных дел Того - настаивали на немедленном принятии условий союзников. Военный министр и оба начальника штабов, готовые согласиться на прекращение войны, тем не менее противились некоторым условиям Потсдамской декларации. Япония была сражена, но трагический торг все еще продолжался.
Представители армии мрачно говорили о своей решимости стоять насмерть на японском побережье, и некоторые из них даже предсказывали, что высадка может обойтись американцам так дорого, что они предпочтут смягчить некоторые из мирных условий. У Японии еще имелось 2800 исправных самолетов, которые предполагалось бросить против наступающего американского "флота вторжения", разделив их на группы "камикадзе" для налетов, повторяющихся каждый час. В бухтах близ Токио были спрятаны флотилии маленьких двухместных подводных лодок того типа, которые в 1941 г. проникли в Пирл Харбор. Для "самоубийственных" одиночных нападений на транспортные суда проводилась подготовка специальных пловцов.
Но время истекало даже для "самоубийственных" способов обороны. Утром 6 августа американский бомбардировщик пролетел над городом Хиросимой и сбросил однуединственную бомбу.
Сообщение было прервано, и в Токио не могли понять, что случилось в Хиросиме. Многие думали, что произошел новый налет крупного масштаба. Однако состояние неизвестности было недолгим. Президент Трумэн объявил, что город Хиросима уничтожен атомной бомбой, и специальная комиссия японских ученых, спешно отправленная в город, подтвердила это заявление. На следующее утро премьер-министр Судзуки и министр иностранных дел Того отправились во дворец и сказали императору, что с принятием Потсдамских условий больше медлить нельзя.
Однако готовились новые тяжкие удары.
8 августа 1945 г. Россия объявила Японии войну и советские войска вступили в Маньчжурию. Как ни странно, японское правительство оказалось неподготовленным к этому сообщению. Впоследствии Судзуки заявил американским следователям, что он в то время не знал, как действовать. У него было три альтернативы: сложить с себя полномочия премьер-министра, объявить войну России или принять Потсдамские условия.
Но полная мера испытаний Японии еще не была исчерпана. 9 августа вторая атомная бомба была сброшена на Нагасаки и уничтожила половину города. Один американский летчик, сбитый вскоре после этого, уверил японцев, что третья бомба будет сброшена на Токио в течение ближайших дней. Заговорщики теперь пытались обогнать вpeмя. Затяжка капитуляции означала гибель столицы, правительства и, может быть, императора. Судзуки бросился во дворец для "аудиенции отчаяния" с монархом. Существовало только одно возможное решение: принятие условий союзников.
Во дворце было созвано срочное заседание шестерых членов военного совета. Однако после двух часов ожесточенных споров "миротворцы" И сторонники войны оставались попрежнему непримиримыми. Первые настаивали на капитуляции при единственном условии - чтобы юридическое положение императора не подверглось никаким изменениям. Их противники были готовы на капитуляцию, но только на следующих условиях:
а) чтобы Япония не была оккупирована союзными войсками;
б) чтобы Япония сама провела разоружение и демобилизацию своих войск и наказание своих военных преступников;
в) чтобы монархический строй остался в неприкосновенности и чтобы не было допущено никаких организованных союзниками плебисцитов по вопросу о форме правления.
Заседание закрылось, и начался день, полный лихорадочной деятельности. Однако около полуночи того же дня шесть членов совета вернулись во дворец, где их разногласия были разрешены императором. Заседание началось с зачтения Потсдамских условий. Затем взял слово министр иностранных дел Того, настаивая на их немедленном и безоговорочном принятии.
К трем часам утра 10 августа 1945 г. выход из тупика еще не был найден. Затем произошел следующий исторический разговор:
Премьер-министр Судзукu (вставая): Мы долго обсуждали этот вопрос и не пришли ни к какому заключению. Положение требует принятия экстренных мер и нельзя допускать никаких задержек в принятии решения. Поэтому я предлагаю просить его императорское величество высказать свои собственные взгляды. Его желания разрешат наш спор, и правительство должно будет повиноваться им.
Император: Я согласен с мнением, высказанным министром иностранных дел... Мои предки и я всегда стремились выдвигать на первый план заботу о благе народа и о мире во всем мире. Дальнейшее продолжение войны было бы продолжением жестокостей и кровопролития во всем мире и тяжких страданий для японского народа. Следовательно, прекращение войны является единственным средством спасти народ от гибели и восстановить мир во всем мире. Оглядываясь на то, что было сделано до сих пор нашими военными властями, мы не можем не заметить, что их действия далеко отстали от составленных ими планов. Я не думаю, что это несоответствие может быть устранено в будущем.
Судзукu: Император высказал свое решение. Это должно означать конец настоящего совещания.
Но "миротворцы" скоро убедились, что даже вмешательство императора, так ловко подготовленное его советником Кидо, оказалось недостаточным.
Тотчас же после того как члены военного совета покинули императора, было созвано пленарное заседание кабинета. Министры заслушали доклад Судзуки о том, что произошло во дворце, и единогласно одобрили резолюцию принятия Потсдамских условий с единственной оговоркой: положение императора должно остаться без изменений. В семь часов утра 10 августа эта резолюция была вручена представителю Швейцарии для передачи в Вашингтон.
Американский ответ - твердый и ни к чему не обязывающий - был передан по радио из Сан-Франциско рано утром 12 августа, а официальный ответ прибыл днем позднее.
Во второй половине дня 13 августа военный совет и кабинет собрались снова для изучения американского ответа, и тотчас же обнаружился раскол. Тринадцать министров голосовали за его принятие, трое были против. Заседание зашло в тупик и было отложено.
Один из трех сторонников "борьбы до конца" дал впоследствии следующие показания:
"По вопросу о положении императора американский ответ указывал, что император и японское правительство будут осуществлять свою власть под контролем верховного командования союзников. Положение императора было главным пунктом переговоров, так как японский народ был убежден, что император - земное божество, выше которого не может стоять ни одно человеческое существо. Выражалось опасение, что японский народ не захочет принять формулировку ответа, в которой император ставился в зависимое положение. Поэтому было предложено запросить союзные правительства, не найдут ли они возможным, чтобы приказания верховного командования направлялись непосредственно японскому правительству и чтобы кабинет передавал эти приказания императору... который осуществлял бы мероприятия, связанные с окончанием войны".
В эту ночь начальники морского и военного штабов снова подтвердили свое несогласие на безоговорочную капитуляцию. Они провели всю ночь с министром иностранных дел Того, требуя, чтобы он просил союзников дать "более точный" ответ по вопросу о положении императора. Того отказался это сделать.
Старому премьеру казалось, что весь мир рушится. Рано утром 14 августа Судзуки приехал во дворец и умолял императора созвать новое экстренное заседание. Император и сам стал сильно тревожиться. Заседание открылось в 10 часов утра, и военный министр и оба начальника штабов снова высказали свою неудовлетворенность американским ответом. Они предлагали затребовать от Вашингтона более ясного ответа.
Глядя на сторонников "борьбы до конца" с таким выражением, которое исключало всякую возможность кривотолков, император сказал: "Мне кажется, что ваше мнение никем не поддерживается. Я выскажу вам свое собственное мнение. Надеюсь, что вы все согласитесь с ним. Американский ответ кажется мне приемлемым".
Военный министр заплакал.
Император приказал премьер-министру Судзуки подготовить рескрипт о прекращении войны, и было решено, что в полдень 15 августа император передаст народу свое решение по радио.
Япония проиграла войну, но до последнего момента люди, стоявшие за троном - как "миротворцы", так и их военные противники, - пытались сохранить без изменений положение императора. В течение почти семидесяти лет он был столпом и опорой японской феодальной общественно-политической структуры. Если бы им удалось сохранить этот символ нетронутым, это помогло бы им провести Японию через поражение, сохранив ее прежний облик и устойчивость своего собственного положения.
А простые люди - те, которые потеряли во время налетов свои семьи и жилища; люди, которые недоедали и работали непосильно много; люди, которые не могли произнести ни слова без страха перед тайной полицией; люди, которые несли на своих плечах страшную тяжесть феодализма, - эти простые люди в течение всего этого времени не знали ничего о том, что происходит в императорском дворце.
"Заговор капитуляции" оказался успешным, и теперь пришло время для контрзаговора.
Вечером 14 августа техники Японской радиовещательной корпорации прибыли во дворец, чтобы записать на пластинку послание императора к народу. Император был очень нервно настроен, и для того чтобы сделать короткую запись, потребовалось два часа. Затем пластинка была передана Кидо, который положил ее на хранение в подвал министерства императорского двора.
Но "миротворцы" не приняли в расчет настроений военщины. По казармам распространился слух о том, что "продажные советники" императора совершили "подлое предательство" армии. Группа майоров и подполковников в Токио быстро организовала контрзаговор с целью захватить власть и потребовать у императора продолжения войны. К ночи в кромешной тьме города, затемненного на случай налетов, из казарм вышли тысячи возбужденных и мстительно настроенных младших офицеров и солдат в поисках "предателей". И с целью помешать назначенной на следующий день радиопередаче. Крупные отряды вооруженных людей сожгли дотла особняки двух главных заговорщиков: премьер-министра Судзуки и барона Хиранума. Кидо, вернувшись домой, увидел, что его дом уже занят солдатами. Они не узнали и не впустили его. Воспользовавшись этим, он бежал обратно во дворец. Несколько младших офицеров застрелили начальника императорской охраны, когда он отказался примкнуть к заговору.
Императорская охрана, присоединившаяся к мятежникам, начала разыскивать Кидо и министра императорского двора. Обоим удалось ускользнуть незамеченными, несмотря на то что солдаты были совсем близко от них, и скрыться в тайном бомбоубежище под дворцом. Поздно ночью на дворцовый участок прибыли подкрепления мятежной пехоты и отряд артиллеристов. Они помогали рубить двери и ломать стены в поисках "людей, стоящих за троном". Они задержали адъютанта императора и, других придворных, но не нашли никого из главных заговорщиков. Сам император, наконец решившийся на капитуляцию, повидимому, крепко проспал всю эту хаотическую ночь.
В половине четвертого утра 15 августа мятежники захватили токийскую радиостанцию - огромное, выкрашенное в черный цвет здание, расположенное на расстоянии четверти мили от дворца. Они пытались организовать радиопередачу, но в это время была объявлена воздушная тревога, и военное командование, автоматически повинуясь установленным порядкам, не разрешило им воспользоваться микрофоном. Мятежники нерешительно толпились в вестибюле до рассвета, когда прибыли жандармы и заняли здание. Радиостанция начала передачу и объявила, что император выступит в полдень.
На рассвете во дворец прибыл генерал Сейдзи Танака, главнокомандующий восточной армией. Он потребовал, чтобы восставшие войска немедленно ушли, и настаивал на том, чтобы их вожаки "искупили оскорбление, нанесенное императору", совершив харакири. Переворот не удался из-за отсутствия централизованного и умелого руководства. Главари были нерешительны, и среди них то и дело вспыхивали ссоры.
Через два часа дворцовые помещения были очищены от мятежников. После этого пять зачинщиков встали на колени на желтом гравии дворцовой площади, вспороли себе животы, повернувшись лицом к дворцу, и умерли в лужах крови. .
Убедившись, что солдаты ушли, Кидо и министр императорского двора вышли из своего тайного убежища, бросились к императору (которого они должны были охранять, не щадя своей жизни) и поздравили его с благополучным избавлением.
В тот же день военный министр покончил с собой. Через несколько дней совершил харакири и генерал Танака, единолично предотвративший переворот.
Радиостанция теперь усиленно охранялась жандармами. Роковую пластинку извлекли из хранилища и доставили туда. В полдень все население страны включило свои радиоприемники. Все ожидали услышать новый призыв стоять насмерть.
Вместо этого они услышали слова:
"Настоящим мы приказываем нашему народу сложить оружие и точно выполнять все условия..."
Госпожа Като сказала мне, что она плакала, услышав "тихий и скорбный" голос императора. Двадцатилетний юноша, который теперь работает при суде над военными преступниками, говорит, что он видел, как многие плакали, слушая речь императора, но что он сам был счастлив. Он служил в армии, в одной из частей, которые должны были "стоять насмерть" на побережье префектуры Циба, где японское командование совершенно справедливо ожидало высадки одного из главных американских десантов.
"Я в этот день был в отпуску, - рассказывает он, - и слушал передачу в маленькой лавочке. Я был рад. Мне не хотелось умирать. К тому же в армии нас плохо кормили и настроение у солдат было скверное. Я вернулся в лагерь и офицеры сказали мне, что война кончена. Многие из них плакали, как маленькие дети".
Теперь народ узнал обо всем, и бойня кончилась. Правителям Японии предстояло заняться двумя задачами: безотлагательной работой по уничтожению всех доказательств военных преступлений и долгосрочной проблемой ограждения старой Японии от американских приказов и идей, порожденных поражением. "Мирным заговорщикам" предстояло начать обдумывать новый заговор.
….
(Приведено по советскому изданию 1951 года, с соблюдением действовавших тогда норм грамматики – Ред.)
Редакция ВиМ благодарит своего давнего читателя и комментатора за проведенную огромную работу по подготовке этого текста для публикации. Источник: warandpeace.ru.
Рейтинг публикации:
|