«Тетрадь расстрелянного генерала…»

В Центральном архиве Министерства обороны РФ сохранился доклад командующего ВВС Киевского особого военного округа генерал-лейтенанта авиации Е. С. Птухина: «Действия ВВС в наступательной операции фронта и борьбе за господство в воздухе» (ф. 131, оп. 12507, д. 37). Это довольно пространный (31 стр. машинописи) документ, гриф секретности – «Сов. секретно», рассекречен 31 июля 2009 года.

Дата подписания доклада не указана, «забит» только год – 1940-й. Однако судя по тому, что налет германской авиации на английский город Ковентри (состоялся в ночь с 14 на 15 ноября 1940 года) назван «фактом ближайших дней», можно предположить, что документ был составлен в ноябре-декабре. Возможно, что в рамках подготовки к совещанию высшего командного состава РККА (23–31 декабря 1940 года), на котором начальник Главного управления ВВС Красной армии генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов выступал с докладом, имевшим в точности такое же название (только без слова «фронта»).

Боевой генерал

Осенью 1940 года командующий ВВС Киевского ОВО мог считаться одним из наиболее опытных командиров советской авиации. В 1936-м в Испанию он прибыл, уже будучи в звании комбрига и имея за спиной опыт командования авиационной бригадой. После Испании, где комбриг Птухин не только лично сбил несколько самолетов мятежников, но и выполнял обязанности военного советника при командовании авиации республиканцев, он становится командующим ВВС одного из важнейших военных округов – Ленинградского. Во время Советско-финляндской войны комкор Птухин командует ВВС Северо-Западного фронта, то есть основной группировкой советских войск, прорывавшей линию Маннергейма. Формально рассуждая (принимая во внимание только число произведенных самолетовылетов), действия ВВС СЗФ были крупнейшей операцией боевой авиации первого года Второй мировой войны. 21 марта 1940-го Птухин становится Героем Советского Союза, в июне того же года ему присвоено воинское звание «Генерал-лейтенант авиации».

Вот некоторые выдержки из его доклада:

«л. 7. …Для полной гарантии уничтожения авиации противника следует посылать группы не менее 100 самолетов на аэродром, где противник базируется. По запасным аэродромам нужно посылать группы 25–30 самолетов с задачей вывести из строя аэродром крупнокалиберными бомбами…

«Затмевая небо крыльями своих самолетов…»

Теперь, восстановив дыхание после запроса на 50 тысяч самолетов (и это только «в европейской части Союза», без учета группировок на Дальнем Востоке и в Закавказье!), постараемся оценить и по возможности понять прочитанное.

Коллаж Андрея Седых

В реальной истории группировка советской авиации на театре начавшейся 22 июня 1941 года войны (ВВС пяти округов, двух флотов и пять корпусов ДБА) насчитывала порядка 8,3 тысячи боевых самолетов. Это если считать жестко, то есть без учета большого числа устаревших боевых самолетов (истребители И-15, бомбардировщики ТБ-3), без учета матчасти формирующихся авиаполков, без учета транспортных, санитарных, учебных, разведывательных самолетов. Если учесть и их, да еще добавить истребители ПВО Москвы, да вспомнить про ВВС внутренних (Архангельский, Орловский, Харьковский, Приволжский) округов, то можно насчитать «в европейской части Союза» 10–12 тысяч самолетов.

Эту армаду по-хорошему надо было бы сокращать, а не увеличивать. Для нормальной боевой работы уже имеющихся самолетов не хватало аэродромов, аэродромного оборудования, подготовленного летного и наземно-технического состава, запчастей и самое главное – бензина.

Бензиновый кризис стремительно (по мере насыщения ВВС самолетами с новым поколением авиамоторов) переходил в стадию «бензиновой катастрофы».

В соответствии с Мобилизационной заявкой командования ВВС РККА на «1941-й военный год» только для боевых самолетов в строевых частях требовалось 884,5 тысячи тонн бензина Б-78 и 913,3 тысячи тонн бензина Б-74. В наличии же имелось 57 тысяч тонн бензина Б-78 в неприкосновенном запасе Наркомата обороны, а мобилизационный план производства предполагал поставку 174,5 тысячи тонн. Таким образом, Мобилизационная заявка по авиабензину Б-78 даже теоретически (практически план производства не был выполнен в полном объеме) была обеспечена лишь на 26 процентов. И это без учета вспомогательной авиации и расхода авиабензина в летных школах и училищах. Немногим лучше была ситуация по другому сорту высокооктанового авиабензина (Б-74, на котором летали устаревающие бомбардировщики СБ, истребители И-16 и И-153, бомбардировщики ДБ-3 первых серий с мотором М-87): по нему процент обеспечения Мобзаявки составлял 28,6.

Тут еще стоит «подкрутить резкость» и посмотреть на то, из каких предпосылок была рассчитана Мобзаявка. Общая численность боевых самолетов возрастала с 15,5 тысячи в первом квартале «военного года» до 21 тысячи в четвертом квартале – то есть в два-три раза меньше, чем желаемые генералом Птухиным 50 тысяч. Что же касается планируемой интенсивности их использования, то только для истребителей она предположительно превосходила отметку в один вылет в день (в заявке стоит цифра 112,5 летного часа в квартал). Для дальних бомбардировщиков (ДБ-3, Ер-2) планировалось 150 летных часов в квартал, что при использовании этих самолетов по прямому назначению (для полетов на дальность в 2–3 тыс. км) позволяло выполнить не более 6–7 вылетов в месяц.

И вот такое, отнюдь не рекордное по интенсивности боевое применение авиации было обеспечено бензином на одну четверть! Реализация предложения о доведении числа боевых самолетов до 50 тысяч привела бы к тому, что один вылет бомбардировщика в месяц стал бы считаться выдающимся событием…

Обман или самообман?

Командующий ВВС самого крупного Киевского особого военного округа не знал этих цифр? Даже если это так (хотя и верится с трудом), генерал-лейтенант Птухин не мог не знать про то, что во вверенном ему округе из-за нехватки бензина для «жалких» двух тысяч самолетов систематически срывается боевая подготовка летных экипажей, что на имеющихся аэродромах нет бульдозеров для очистки взлетных полос от снега (именно к зиме 1940–1941 годов в КОВО относится цифра 5–6 часов налета на экипаж, каковая порхает по газетным публикациям уже лет двадцать…) Где же и как планировал Птухин развернуть в составе авиации будущего Юго-Западного фронта «15 тыс. самолетов или 45 авиадивизий»? Где и когда в западной части территории КОВО могли появиться «220 аэродромов для дальних и тяжелых бомбардировщиков», то есть как минимум две сотни бетонных ВПП длиной не менее 1,2 километра?

Коллаж Андрея Седых

В качестве объяснения для такой запредельной гигантомании в докладе Птухина выступает намерение добиться довольно скромного, полуторного численного превосходства над противником. При этом состав самолетного парка германских ВВС оценен в 18–20 тысяч единиц. Не говоря уже о «странной арифметике», в рамках которой число 50 в полтора раза больше числа 20, зададимся другим, гораздо более важным вопросом: откуда в докладе командующего ВВС КОВО появилась такая фантастическая оценка численности авиации противника?

Слова «по данным иностранной прессы» уместны в студенческом реферате. Или в передовице правительственной газеты, где именно такая фраза является общепринятым эвфемизмом, заменяющим неприличное упоминание про шпионаж (разведку) в стане врагов-партнеров. Совершенно секретный доклад, однако же, писался не для публикации в «Правде» и должен был быть основан на серьезных источниках информации. Архивные фонды разведывательных отделов штабов приграничных округов по большей части засекречены. Документы разведки НКВД и ГРУ засекречены полностью. Тем не менее имеются некоторые обрывки информации, которые позволяют предположить, что «те, кому положено», знали довольно много.

Во втором томе «Новой хронологии катастрофы», который должен в ближайшие недели выйти из печати, будет даже приведена ксерокопия документа, в котором разведка штаба ВВС Западного фронта отобразила в виде графика предполагаемую численность авиации противника, действующей в полосе фронта: почти полное совпадение с реальной численностью 2-го воздушного флота люфтваффе. В моей книге «25 июня. Глупость или агрессия?» (стр. 487–489) были приведены фрагменты разведывательных сводок штаба ВВС Северного флота и базировавшейся в районе Мурманска 1-й авиадивизии ВВС Ленинградского округа: численность немецкой авиации в приграничной с СССР полосе установлена почти точно, в центральной и южной Норвегии – с ошибкой в полтора раза (причем в сторону занижения). В любом случае тысячу самолетов от десяти тысяч наши разведчики отличали четко.

Очевидные факты и странные выводы

Что же касается сообщений «иностранной прессы», то, как это ни парадоксально, именно в ноябре 1940 года в них можно было найти весьма точные оценки численности люфтваффе. Дело в том, что именно к этому моменту завершились основные события грандиозной воздушной битвы в небе над Британией (хотя ночные налеты продолжались вплоть до весны 1941-го). Воздушные сражения развернулись в безоблачном небе августа – начала сентября, за их ходом наблюдали сотни журналистов и «журналистов», представлявших разведслужбы всех стран мира. Обе стороны (командование люфтваффе и Королевских ВВС) регулярно передавали газетчикам официальные сводки о потерях – своих и противника. Все это было доступно для изучения, впрочем, самое главное – численность немецких воздушных армад была видна, что называется, «невооруженным глазом».

12 августа в ходе первого массированного удара по аэродромам в южной Англии немцы произвели порядка 300 вылетов бомбардировщиков под прикрытием втрое большего числа истребителей. 13 августа – 484 немецких бомбардировщика под прикрытием тысячи истребителей. 15 августа стало днем рекордного напряжения сил люфтваффе: 520 вылетов бомбардировщиков и 1270 истребителей. 7 сентября в первый массированный налет на Лондон немцы отправили 300 бомбардировщиков в сопровождении 648 истребителей.

Уже на основании одних только этих цифр можно было сделать некоторые обоснованные выводы. С одной стороны, полторы тысячи так называемых самолето-пролетов (а именно их и фиксируют наземные посты ВНОС) неравнозначны полутора тысячам самолетов – один немецкий истребитель с аэродрома в северной Франции вполне мог выполнить и два, и три вылета в день. С другой стороны, командование люфтваффе, конечно же, держало часть сил в резерве, какое-то количество самолетов находилось в ремонте, какие-то силы истребительной авиации прикрывали территорию рейха… В любом случае реально наблюдаемые факты позволяли оценить число боевых самолетов люфтваффе в две, три, четыре тысячи (фактически в составе трех немецких воздушных флотов, участвовавших в «битве за Британию», к началу операции в боеготовом состоянии было порядка 1300 бомбардировщиков, 800 одномоторных и 200 двухмоторных истребителей), но уж никак не в 18–20 тысяч!

Стоит отметить, что выступая с докладом на декабрьском (1940) совещании высшего комсостава, начальник Главного управления ВВС Красной армии генерал-лейтенант Рычагов оценивает численность германской авиации в 9600 самолетов. Нетрудно заметить, что цифра Рычагова ровно в два раза меньше цифры Птухина. Как такое может быть? Как информация (в отличие от дезинформации), которой располагали два генерал-лейтенанта, всего на одну ступеньку в должностной лестнице отстоящие друг от друга, могла различаться вдвое?

Похоже на то, что и Рычагов видел явное несоответствие между своими словами и реально произошедшими в небе над Британией событиями. Он говорит: «Возможно, что Германия и Англия не пускают сейчас в действие всех своих воздушных сил, производят накапливания для того, чтобы использовать их в решающих сражениях, т. е. держат какой-то скрытый резерв». Резерв – дело нужное, кто бы спорил… Но где это видана такая военная наука, по правилам которой в разгар стратегической – по задачам и масштабу привлеченных сил и средств – операции в резерве держат три четверти наличных сил?

«Оттянуть начало войны»

Именно это намерение традиционная советская историография хрущевско-брежневских времен неизменно приписывала товарищу Сталину. Именно это выражение стало объектом бесчисленных насмешек в последние 20 лет. А может быть, все гораздо серьезнее? Случайно ли это «оттянуть» наполняет мемуары немногих переживших войну советских генералов и маршалов? Не встречаемся ли мы здесь с известным и общепризнанным в психологии явлением «проекции», когда собственные желания и намерения переносятся, приписываются, «проецируются» на кого-то другого?

Сталин не мог не понимать, что время работает на его берлинского конкурента. СССР начал форсированно вооружаться на несколько лет раньше, чем связанная условиями Версальского договора Германия. Эта временная «фора» давала Сталину известное преимущество, но оно не могло быть вечным. Более того и хуже того – после блестящих побед вермахта, одержанных в 1939–1940 годах, к экономическому потенциалу Германии прибавилась столь любимая советскими пропагандистами «вся Европа». Да, конечно, требовалось некоторое время для того, чтобы перевести на военные рельсы заводы и заводики, производящие голландский сыр, бельгийские кружева, французскую парфюмерию и краковскую колбасу, но и это время не могло быть слишком долгим. Поэтому тянуть и «оттягивать» было нечего и незачем.

А у сталинских генералов на эту проблему был другой взгляд. В большей или меньшей степени каждый из них понимал (особенно ясное понимание пришло после позорища Советско-финляндской войны), что в случае военного столкновения с германской армией вверенные им войска ждет сокрушительный разгром, а их лично – шершавая стена расстрельного подвала. Избежать этого не было никакой возможности, но можно было попытаться «оттянуть» неизбежное. Они были очень молоды, эти 30-летние «сталинские соколы», за несколько лет превратившиеся из лейтенантов в генерал-лейтенантов. И им очень хотелось жить. Еще год, еще месяц… А потом как знать – «или мулла умрет, или ишак сдохнет…»

Вот поэтому они и докладывали товарищу Сталину, что летчики рвутся в бой, политморсос личного состава зашкаливает за высшие отметки и как только им дадут 50 тысяч самолетов, так можно и начинать. А меньше 50 тысяч никак нельзя. Надо же послать по 100 самолетов против каждого из 425 аэродромов противника, и это только в полосе одного Юго-Западного фронта. Так что и 50 тысяч будет маловато, посему нужно «в последующие годы увеличивать ВВС не менее чем на 12–15 тыс. самолетов в год». Да и каких самолетов! «Предлагаю иметь в составе ВВС 35% тяжелых и дальних бомбардировщиков». 17 тысяч «летающих крепостей». Нужны ли тут комментарии?

Черчилль, готовясь к стратегическому воздушному наступлению на Германию, задался целью иметь в строю одну тысячу тяжелых бомбардировщиков, и лишь в самом конце войны, в марте-апреле 1945 года авиация союзников смогла одновременно направить в небо над Германией более тысячи четырехмоторных бомбовозов. То, чего требовал генерал Птухин, не могла обеспечить ни одна экономика мира, даже богатейшая и защищенная от бедствий войны двумя океанами Америка. В реальности авиапромышленность СССР выпустила за семь лет менее 7 тысяч условно «дальних» (фактически средних фронтовых) бомбардировщиков ДБ-3 (Ил-4) и менее 70 тяжелых четырехмоторных ТБ-7 (Пе-8).

Место гибели неизвестно

Фантазии и надежды рухнули утром 22 июня 1941 года. Все оказалось несравненно мельче и проще. Вместо 10 тысяч самолетов противник сосредоточил против Юго-Западного фронта 247 бомбардировщиков и 109 истребителей (правда, через день командование люфтваффе усилило воюющую в небе над Украиной группировку, перебросив из Румынии в Польшу еще одну истребительную группу, в составе которой было целых 20 исправных мессеров). Такими силами немцы раскатали в пух и прах ВВС Киевского ОВО, на вооружении которых было порядка 2 тысяч самолетов (и это не учитывая 350 бомбардировщиков 4-го корпуса ДБА в Запорожье).

Фактически вся группировка люфтваффе в южной Польше сгрудилась на восьми крупных аэродромах, расположенных не далее 50–100 километров от границы и представлявших собой идеальную цель для удара с воздуха. Однако ни тысяча, ни сто, ни десять советских бомбардировщиков или истребителей ни одного налета на немецкие аэродромы не произвели. В сводках 5-го авиакорпуса люфтваффе за июнь 41-го в графе «Уничтожено на аэродромах авиацией противника» стоит короткий, но красноречивый прочерк. Всего же в первый, самый длинный (18 часов светлого времени) день войны бомбардировщики ВВС Юго-Западного фронта выполнили 34 (тридцать четыре) боевых вылета.

И лишь в одном пункте ожидания генерала Птухина сбылись полностью. 24 июня 1941 года он был арестован, 13 февраля 1942-го постановлением Особого совещания приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 23 февраля 1942 года – в очередной День Красной армии. Место захоронения неизвестно. Реабилитирован за отсутствием состава преступления в 1954 году.

Марк Солонин

Рейтинг публикации:

0

Комментарии (2) | Распечатать

Добавить новость в: