Как русские Стамбул спасали

Москов-таш — памятник турецко-русской дружбе. В 1833 году, единственный раз за всю историю, нога русского солдата ступила на берега Босфора. Но в этот раз православные были не противниками, а союзниками султана

Братья рус и османлы

В запасниках Государственного исторического музея хранится необычная литография, изображающая так называемый Камень московитов, или, по-турецки, — «Москов-таш». Из надписи внизу изображения следует, что Москов-таш — это

памятник, воздвигнутый на Азиатскомъ берегу Босфора, в ознаменование пребывания на оном Императорских Российских войск, прибывших туда по повелению Государя Императора в следствие убедительной просьбы Султана Турецкого.

Надпись на самом Москов-таше, сочиненная не кем-нибудь, а самим турецким султаном Махмудом II (İkinci Mahmut, 1785–1839). В русском переводе, приведенном на той же литографии, он гласит:

На сих полях были расположены войска российския. Они возвратились в свое отечество, но сей каменный колосс да сохранит память сего события и согласие обеих Империй да будетъ столь же прочно и твердо как он! Уста дружбы да возвестят о том векам, самым отдаленным. 1833 Июня 25.

На литографии изображено то, во что трудно поверить: русские и турецкие офицеры, ведущие между собой мирную беседу (скорее всего, на французском языке). Слева —  донской казак и османский кавалерист, дружно разглядывают каменную глыбу Москов-таша, хотя, судя по всему, и не могут преодолеть языкового барьера, который широк, как Босфор. Коням кавалеристов, кажется, легче найти взаимопонимание. Возможно, они вообще из одного табуна, который пригнали в русский лагерь по распоряжению султана Махмуда II, вознамерившегося, по воспоминаниям одного из участников русского десанта, «всем чинам нашего отряда, долженствующим иметь верховых лошадей», подарить по скакуну.

На заднем плане можно рассмотреть европейский берег Босфора (там, где бухта разрезает материк), белеющие арки акведука и корабли эскадры контр-адмирала Михаила Петровича Лазарева (1788–1851), дающие приветственный залп во время дефиле мимо резиденции российского посланника в Бююкдере (районе Стамбула, выходящем на берег пролива).

Но каким бы братством между кардеш-рус и кардеш-османлы («кардеш» по-турецки — «брат») ни веяло от этой картины, капитель разрушенного византийского храма, своего рода «Рум-таш» («Камень римлян»), помещенная близ памятной глыбы, напоминает о многовековых турецких грехах… Впрочем, весной 1833 года русские дипломаты и высшие военные чины предпочитали публично об этом не вспоминать, как и о знаменитом «греческом проекте» императрицы Екатерины II (1729–1796) по восстановлению Византийской империи на руинах Блистательной Порты.

Личные вещи Ибрагима-паши. У сына Мухаммеда Али был несомненный полководческий талант. В битве при Конии его 15-тысячный отряд смог  разбить 56-тысячную армию султана. Фото автора

Русский фактор в восточном вопросе

Появление русской эскадры и десятитысячного десантного отряда на берегах Босфора в феврале 1833 года связано с так называемым египетским кризисом (1831–1833), возникшим в связи с борьбой турецкого вали (губернатора) Египта Мухаммеда Али (Kavalalı Mehmet Ali Paşa, 1769–1849) за создание независимого от Турецкой империи государства. Осенью 1831 года египетские войска под командованием приемного сына Мухаммеда Али Ибрагима-паши (İbrahim Paşa, 1789–1848) вторглись в Сирию. Через год они овладели Киликией (на юго-востоке Малой Азии), горными проходами Тавра, и вступили в пределы Анатолии (области, совпадающей с территорией современной Турции). 9 (21) декабря 1832 года в битве под Конией турецкие войска были разгромлены, а командующий — великий визирь Рашид — взят в плен. После этой победы египетская армия начала марш на Стамбул.

Тогда же в Константинополь с особой миссией прибыл генерал Николай Николаевич Муравьев (1794–1866). Он привез турецкому султану предложение о помощи от российского императора, а затем отплыл в Александрию Египетскую, чтобы попытаться урегулировать сложившуюся ситуацию дипломатическим путем. Однако его миссия не увенчалась успехом: в середине января 1833 года египетский флот подошел к Дарданеллам, а войска Ибрагима-паши заняли Смирну (Измир).

Конечно, для султана Махмуда II принять помощь от России было все равно что пустить в дом великана, который только и думает о том, как бы присвоить этот дом себе. Но, не получив помощи от западноевропейских держав, султан был вынужден пойти на этот шаг. И вот в феврале 1833 года эскадра Черноморского флота вошла в залив Бююкдере на Босфоре, доставив в Турцию русский экспедиционный корпус, который расположился на азиатском берегу пролива. Вмешательство России вынудило Ибрагима-пашу приостановить наступление. Уже 8 (20) апреля в Кютахии было подписано турецко-египетское соглашение, по которому под управление Мухаммеда Али передавались Сирия, Палестина и Аданский пашалык в обмен на формальное признание власти Махмуда II.

Тем временем в Константинополь прибыл генерал-адъютант граф Алексей Федорович Орлов (1787–1862), назначенный полномочным послом и начальником русских сухопутных и морских сил на Босфоре. Ему удалось добиться согласия Ибрагима-паши на вывод египетской армии из Анатолии под надзором русских наблюдателей.

Шпионское прошлое адмирала Корнилова

Пока русские стояли в виду Константинополя, был создан настоящий памятник картографического искусства, также находящийся в хранилище ГИМа — «Карта укрепленной части Константинопольского Пролива, снятая в 1833-м году во время пребывания Российской Эскадры в Босфоре». На нижнем титуле имеется примечание:

[…] Глубина означена в саженях шестифутовой меры. Черные черты — представляют направление выстрелов чугунных ядер, пунктирные — мраморных, а черточками дуги — полеты бомб.

Под титулом оставлен автограф одного из авторов карты — будущего вице-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова (1806–1854): «Опись произведена и Карта составлена в 1833 году Лейтенантами Путятиным и Корниловым». Они были специально направлены контр-адмиралом Лазаревым на фрегате «Эривань» в проливы Босфор и Дарданеллы —

как для получения более подробных сведений о лучших якорных местах, отмелях и течениях, в Дарданелльском проливе существующих, так равно и для исправления бывшей доселе карты сего пролива (из докладной записки Михаила Лазарева).

Работа заняла у русских офицеров три месяца. За выполнение этого задания они были награждены: Ефим Васильевич Путятин (1804–1883) — орденом св. Владимира 4-й степени, Корнилов — орденом св. Станислава 3-й степени и золотыми медалями «малой величины» от турецкого правительства.

Крупномасштабная «Карта укрепленной части Константинопольского Пролива» представляла собой важнейший стратегический документ. На нее самым подробный образом был нанесен рельеф местности вокруг проливов, дороги и топографические объекты, включая планы садов и огородов. Столь же тщательно картографы отнеслись и к гидрографическим объектам. Они промерили глубины в проливах, указали направления течения, отметили якорные стоянки, мели и рифы и даже характер морского дна. Кроме того, на карту были нанесены турецкие крепости и артиллерийские батареи, прикрывающие проливы, с указанием сектора и дальности обстрела, количества орудий и качества зарядов. По всей видимости, эта карта изготавливалась не только для противостояния египетским войскам, но и «про запас» — для возможных в будущем боевых действий против турок.

Крепость Румелихисар, стоит на европейском берегу Босфора, защищая Стамбул от удара со стороны Черного моря. Она первая встретила бы русскую эскадру, идущую на штурм пролива. Фото: Олег Сендюрев / «Вокруг света»

Как султан говорил по-русски

Итак, русские войска расположились лагерем на азиатском берегу Босфора в местечке Ункяр-Искелеси, недалеко от селения Ялы-Кёй. «Ункяр-Искелеси» переводится как «Султанская пристань» («ункяр» по-персидски значит — «султан», а «искеле» по-турецки — «пристань»), поскольку со времен Мурада IV (Dördüncü Murat, 1612–1640) здесь любили совершать загородные прогулки турецкие самодержцы. С приходом русских войск и долина, и окружающие ее горы буквально преобразились. По словам офицера Генерального штаба поручика Болдырева,

тысячи русских военных шатров стройными полосами забелели на хребтах гор и, перемешавшись как бы в знак союза с зелеными турецкими палатками, устлали будто пестрым ковром длинные скаты. Сплошной кустарник исчез под лагерем; мирты пригодились на подстилку под турецкия рогожки солдатских постелей, а для защиты от ветров палатки были обставлены лаврами […] Саперы наши проложили вокруг лагеря удобные дороги с мостами, и русския орудия взлетели по оным на вершины гор и грозно смотрели в глубину Малой Азии.

Наш стан, раскинутый на горах, картина прелестная, — продолжает Болдырев свой рассказ, — но недавно мы видели зрелище еще более восхитительное и величественное: российское воинство вместе с турецким, выстроившись в линию, предстало на смотр султану Махмуду II.

15(27) апреля к 9 часам утра русские войска собрались у Султанской пристани, расположенной рядом с подножием гор, где раскинулся лагерь союзников. В первой линии выстроилась пехота: правое крыло, упиравшееся в пристань, составляли русские саперы и султанские гвардейцы, левое же крыло формировали егерские части союзников. Артиллерия расположилась за пехотой. Влево от нее, за небольшой речкой, встала легкая турецкая конница и донские казаки.

В 12 часов с половиною — рассказывает Болдырев, — на нашем фрегате «Штандарт» матросы взлетели на реи, раздались пушечные выстрелы, по войскам пронеслось: «Смирно!» — и раззолоченный султанский каик подлетел к пристани. Султан ступил на берег, наши полевые орудия приветствовали его двадцатью одним выстрелом. Повелитель Востока сел на коня при звуках турецкой музыки и подъехал к строю войск, а наш генерал на коне встретил его султанское величество на правом крыле пехоты. Султан был в фиолетовом гусарском ментике с золотым шитьем и выложенном шнурами, опоясан гусарским зеленым кушаком (перевитым золотом), в серебряных шпорах и в красном фесе с шелковою кистью; меч его был осыпан каменьями. Приветствовав генерала чрезвычайно ласково, султан взглянул на ратный строй и поехал по фронту, сказав войскам по-русски: «Здорово!» — в ту же минуту громкое «ура» раздалось на правом крыле, и блестящая многочисленная султанская свита вместе с нашим штабом потянулась длинным поездом; неумолкающее «ура» передавалось от батальона к батальону, звуки музыки и грохот барабанов сливались с воинственными кликами; пушечная пальба еще продолжалась, оторопелые кони прядали под нами, казалось, земля дрогнула под нашим строем, и русское всесильное «ура», вторимое эхом гор, слилось в один торжественный гул, раздавшийся в горах Азии как вестник появления русских сил пред лицом потомка Оттоманов, опоясанного мечем Магомета…

Тугра (монограмма) Махмуда II. Она украшала медали русских солдат, пожалованные правителем Турции

Читая эти строки и глядя на карты из собрания ГИМ, невольно думаешь, как много раз Россия была близка к осуществлению своей многовековой мечты — водружению креста над Святой Софией! Но о событиях 1833 года Аполлон Майков (1821–1897) написал:

Уж близок Николай у цели был…
Но Бог еще отсрочил день…
Настала ли година?

Приз российской дипломатии

26 июня (8 июля) 1833 года в Ункяр-Искелеси между Российской и Османской империями был заключен союзный оборонительный договор на восемь лет, по которому державы должны были в случае необходимости оказать друг другу военную помощь. Согласно секретным статьям этого соглашения, Россия отказывалась от военной помощи турок, но взамен последняя обязывалась

ограничить действия свои в пользу Императорского Российского Двора закрытием Дарданелльского Пролива, то есть не позволять никаким иностранным военным кораблям [кроме русских] входить в оный под каким бы то ни было предлогом.

Таким образом, вожделенные Босфор и Дарданеллы оказывались закрытыми для военных судов европейских государств, и Черное море становилось для них недоступным. Случай беспрецедентный в международных отношениях той эпохи и, безусловно, триумф российской внешней политики николаевского царствования. Вероятно, Россия могла выиграть для себя еще более выгодные условия, но Англия и Франция, испугавшиеся резкого усиления Петербурга на Ближнем Востоке, надавили на турок, требуя скорейшего завершения переговоров.

Правда, русские пользовалась плодами своей дипломатической победы недолго. После поражения России в Крымской войне (1853–1856) ею был потерян Черноморский флот, а само Черное море демилитаризовано. Реванш российская дипломатия возьмет только двадцать лет спустя, во время одиннадцатой русско-турецкой войны (1877–1878).

Во время очередного путешествия в Стамбул я посетил те места, где некогда располагался лагерь русских войск. Но Москов-таш мне увидеть не удалось. Годы пощадили этот памятник русско-турецкой дружбы, однако он находится на территории военной базы, словно с XIX века тут ничего не изменилось.

Игорь Фоменко, 07.07.2010