|
Кирилл Галушко — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории Украины, доцент факультета социологии Национального педагогического университета им. Михаила Драгоманова
Резюме: Киевский историк Кирилл Галушко — о первой встрече русских и украинцев, роли австрийцев в создании украинского национализма и перспективах федерализации
— Когда с точки зрения современной украинской историографии можно начинать говорить о существовании украинского народа? Как вы относитесь к теории Михаила Грушевского, в которой он называл Киевскую Русь первым украинским государством?
— Профессиональные историки по-разному отвечают на вопрос, когда начал существовать украинский народ. Ответ зависит от того, к какой интеллектуальной моде они примыкают. Кто-то склонен в порыве патриотизма доводить «украинство» до неолита, но такие взгляды мне кажутся маргинальными. Схема Грушевского уже считается историографическим памятником рубежа XIX—XX веков, поскольку с тех пор общественные науки миновали ряд важных этапов, которые сильно корректируют научные данные. Наиболее существенным явилось появление разнообразных «теорий национализма» (от Эрнста Геллнера до Энтони Смита), которые достаточно четко показали, как формировались и развивались «национальные проекты» в XIX—XX веках. Поэтому понятно, что «украинский национальный проект» явился продуктом общеевропейской политической и интеллектуальной моды XIX века. Он опирался на существенные этнокультурные и исторические отличия украинского этноса, как бы этот этнос ни назывался в разные времена и в разных местах (малороссы, русины, украинцы, лемки, севрюки, казаки, черкасы и так далее).
Украинский национальный проект начал свое существование в Харьковском университете (1820), потом его интеллектуальный центр переместился в Киевский университет Св. Владимира (1840), а уже в 1860-х годах — во Львов. В начале XX века появилась схема Грушевского, которая стала пользоваться большой популярностью в определенных кругах.
Но это мы говорим скорее об осознании идентичности. Если же говорить о народных корнях и государственных образованиях на территории Украины, то очевидно, что здесь применимы не все понятия, которые принято использовать в современном обществе. Здесь нужно оговаривать заново такие понятия, как «народ» и «нация». Для описания исторических обстоятельств они в том виде, как мы их знаем, не подходят. Среди наших специалистов по истории Руси классического, «древнерусского» периода, считается, что Русь была полиэтнической империей, объединенной династией скандинавского происхождения. Нечто вроде империи Карла Великого, про которую трудно однозначно утверждать, была ли она немецким государством или французским. Скорее, это была империя франков-Каролингов. А Русь была империей варягов-Рюриковичей.
Но «украинскость» Руси обуславливается просто тем, что есть Киев — мать городов русских, столица Украины. Есть Русь в узком смысле (Киев — Чернигов — Переяславль) — ядро Украины на протяжении тысячи лет, и собственный изначальный украинский этноним «русин» старше, чем «русский». Политический центр Руси до поры находился в Киеве, потом держава распалась, часть княжеств просуществовала до 1470-х годов и они, собственно, были формой политической организации предков современных украинцев на протяжении полутысячелетия.
Поскольку со времен письменной и археологической фиксации «исторических славян» (VI—VII века) славянское население не покидало лесной и лесостепной зоны Украины, то впоследствии местные русины просто стали называть себя украинцами. А считать русинов «периода Руси» в силу этих причин уже украинцами или же только их предками — это вопрос дискуссионный. У всякой позиции найдется сторонник.
В каком-то смысле «период Руси» для украинцев еще не закончился, так как они на этой самой Руси живут, и название это их исконное, как Валахия для современной Румынии. Вопрос в том, склонны украинцы использовать старое название или более новое. Сейчас, когда украинско-российские отношения обострились, вполне ожидаемой будет идея назвать государство Украина-Русь, чтобы вычеркнуть Россию (слово-эллинизм) из «древнерусского киевского наследства».
— В какой момент в украинской истории появляются Москва и русские? Вообще уместно ли говорить о существовании в период до Переяславской Рады двух разных народов, осознававших свою разность?
— Украинцы и русские по сути встречаются лицом к лицу лишь в XVII веке, когда Чернигово-Северщина перешла под власть Москвы. До этого контакты были эпизодическими.
Поскольку с 1240 до 1349 года сохраняет самостоятельность Галицко-Волынское государство (или Русское королевство) Даниила Галицкого, коронованного в 1253 году, то «московский сюжет» потом очень долго в нашей историографии и учебниках практически отсутствует. С Синеводской битвы 1362 года, когда литовские князья перенимают от татар контроль за Средним Приднепровьем, до образования Речи Посполитой в 1569 году у нас литовский период, который считается одним из «золотых веков» — отсутствие заметных социальных конфликтов, объединение бывших древнерусских земель, веротерпимость и стабильный консерватизм. Понятно, что места Москве в этой истории нет.
Москва появляется в 1653 году, когда все другие возможные варианты внешних союзов для Богдана Хмельницкого исчерпали себя. Были: Крымское ханство, Молдавия, на два года (до Виленского перемирия 1656 года) — Москва, после этого были Швеция и Трансильвания (1656—1657). Переяславская Рада у нас действовала два года.
— Как сегодня объясняется феномен казачества в украинской историографии? Запорожское казачество рассматривается как нечто отдельное по отношению к остальным казачьим центрам в Диком поле или нет?
— Я не очень хорошо знаком с этим периодом, поэтому не буду обобщать. Понятно, что феномен появления казачества обусловлен границей (фронтиром) двух миров, но украинское казачество совершило более заметную карьеру, по сравнению с донским и другими, так как создало свое государство Войско Запорожское (1648—1764). Поэтому оно из специфического локального военного сообщества превратилось в национальный архетип.
— Какие основные интерпретации событий Переяславской Рады существуют в трудах украинских историков?
— Тут споры все старые, и внести в них что-то новое очень сложно. Остаются только две интерпретации: Хмельницкий считал это ситуативным военным союзом, а Москва — окончательным решением. Хмельницкий был сыном Речи Посполитой и все свои внешние союзы применял для диалога с Варшавой. Де-юре проект Хмельницкого был реализован Иваном Выговским в 1658 году, когда Речь Посполитая переформатировалась в Республику трех народов с автономным Великим княжеством Руським (Казацким гетманатом). Но фактического продолжения договор не получил.
— Каково отношение в украинской историографии к популярной в России теории Алексея Миллера, что Гетманщина ликвидировалась едва ли не сама собой после того, как казачья старшина по собственному желанию интегрировалась в российскую имперскую элиту?
— После Полтавы, а уж особенно во времена Екатерины, перспективы у казацкого сепаратизма отсутствовали. Гетманщина — это всего лишь две современные области Украины. Неравные силы. А перспективы карьерного участия в построении Российской империи были хорошие ввиду большей образованности казацкой старшины по сравнению с российским дворянством. Индивидуальной дискриминации украинцы не подвергались, так как были православные и «русского племени». Территориальная же автономия была обречена в условиях унификации административного устройства государства. Практика «подкупа» или «соблазнения» периферийных местных элит привилегиями российского дворянства была обычной как для Санкт-Петербурга, так и для различных империй, например Австрийской. Местные элиты (татарские, украинские, остзейские, грузинские, польские) просто кооптировались в общеимперскую элиту без ограничений карьеры. Главный критерий — лояльность династии.
Единственное, что не могу подтвердить, так это то, что Гетманщина «самоликвидировалась». У последнего гетмана Разумовского было много идей по ее модернизации, но ему из столицы «сделали предложение, от которого он не смог отказаться».
— В России часто выдвигаются конспирологические версии, согласно которым украинский национализм создавался искусственно сначала поляками, затем австрийцами, чуть позже немцами. Какие у украинских историков существует на этот счет возражения?
— Я очень люблю эти сюжеты, особенно насчет австрийского генштаба, который «придумал украинцев». Я уже несколько лет изучаю украинский проект в картографии и скажу, что украинцев придумал российский генштаб. Дело в том, что этнический ареал украинцев-малороссов, ставший основой современных пределов Украины и отмеченный во всех учебных атласах Российской империи, был очерчен офицерами-статистиками, этнографами и картографами российского генерального штаба в 1860—70-х годах. Можно найти в интернете этнографическую карту Европейской России полковника Риттиха 1875 года. Кстати, именно «российский вариант» со ссылкой на Риттиха печатался на картах Украины, выпущенных в Австро-Венгрии в 1890-х годах, — отнюдь не австрийская продукция.
— Слабозаселенный регион Дикого Поля завоевала Российская империя, переименовала его в Новороссию, активно осваивала. Каково было участие украинцев в этом процессе? В какой мере можно говорить, что это исторический украинский регион, такой же, как днепровские земли или Галиция?
— Термин «слабозаселенный» тут и корректен, и нет. Северное Причерноморье было заселено степными кочевниками-ногайцами, которые были вытеснены (или по-современному — депортированы) на земли османов. Поэтому для начала признаем факт изгнания местных жителей (этническая чистка).
Потом территория была колонизирована ближайшим населением: малороссами, дальним—русскими, немцами, болгарами. Города же были полиэтничными: там жили и евреи, и французы, и итальянцы, и греки. Согласно переписи 1897 года и дореволюционным энциклопедиям, большинство населения новороссийского края составляли малороссы. А украинское движение в 1917 году, когда была оформлена основа современных границ Украины — Третьим универсалом Украинской Центральной Рады, претендовало на те территории, на которых большинство составляли украинцы.
«Исторический украинский регион»? Ну ясно, что не настолько старый, как Галиция, но существенно старше, чем Донбасс. Понятно, что как «исторический регион» Новороссия (весьма территориально расплывчатое и «прерывистое» образование) возникала в иных условиях (уже имперской колонизации), нежели этническое ядро украинства, но поскольку заселилась в основном украинцами, то, видимо, является украинским регионом. Во всяком случае большинство населения сегодня тут себя идентифицирует с Украиной.
— Как сегодня украинскими историками оцениваются события украинизации 1920-х годов? В какой мере они сказались на развитии украинского национализма?
— Период 1920-х годов традиционно считается «расстрелянным возрождением», так как за декорацию «УССР» пришлось заплатить масштабными потерями национальной интеллигенции. Временная «украинизация» весьма печально закончилась. Поэтому потери оказались, вероятно, соизмеримы с «достижениями».
— Малоизученным в России остается история поствоенной советской Украины 1945—1991 годов. Какое этот период имел значение для национальной истории? Чем происходившие тогда на Украине социальные и политические процессы отличались от процессов, происходивших на советском пространстве?
— Анализ источников позволяет понять, как трагический исторический опыт сопротивления фашизму и сталинизму создал феномен Западной Украины. До этого Галиция и Волынь больше столетия существовали в разных государствах (Австрии и России), и только повстанчество 1940—50-х годов соединило их в «почти общий регион». Хрущевский и брежневский период определяются скорее как инерция и легкие колебания линии партии. После большой «рубки с плеча» УССР оставалась просто, какой была. За исключениями формирования индустриальных депрессивных районов, символизирующих упадок советской экономической системы (Донбасс).
— Можно ли утверждать, что независимость, украинский язык и соборность являются тремя китами, на которых основана идеология украинского национализма? Можно ли трактовать соборность как идею поддержания унитарного, никак не разделенного украинского пространства? Построение Украины на федеральных началах будет означать отказ от идеологии украинского национализма в прежнем виде?
— Сегмент этнонационализма сейчас не имеет особой популярности, поскольку российское вмешательство в украинские дела вместо языка выдвинуло на первое место вопрос внеязыковой идентичности и патриотизма. Человек, поднимающий вопрос языкового различения, среди украинцев считается «предателем Родины». Поэтому сейчас одним из наиболее социально и политически стабильных регионов является, например, русскоязычная Днепропетровская область. Понятие «регион Юго-Восток» уже разрушилось, так как остались отдельные Донбасс и Юг. Идентичность Донбасса условно неясна, Юг (Днепропетровск, Запорожье, Херсон, Николаев, Одесса) — украинский.
Радикальные политические организации, например «Правый сектор», не имеют установок по поводу языка, так как события Майдана показали равное участие людей разных национальностей. Радикалы после февраля уже не имеют заметного влияния ввиду маргинальности политической роли и находятся в недружественных отношениях с «новой властью», которая представлена Верховной радой, избранной еще при Януковиче.
Соборность как идея национальной целостности, естественно, сохраняется. Но одной из новых тенденций является распространенное настроение «отдать России все, что мешает нам жить цивилизованно». Идея защиты границ доминирует как форма здорового патриотизма, но, похоже, возникает настроение «сократить государство ради комфортной жизни в будущем» — в Европе. Поэтому избавление о части территорий, которые «голосуют не так, как мы», видимо, будет принято, хотя в политической практике это станет «Эльзас-Лотарингия» на десятилетия.
Доминирующим и уже очевидным фактом в перспективах украинского национализма является поражение идеи «Русского мира» на всю Украину за счет нынешней непосредственной аннексии территорий. Ситуация военной агрессии извне превратила достаточно тихие или нейтральные регионы в цитадели национализма.
Существенный кризис ожидает Украинскую православную церковь Московского патриархата, поскольку она теперь среди православных верующих считается коллаборационистской, «пятой колонной».
А соборность не является альтернативой децентрализации власти. Они вполне сосуществуют. «Федерализация» — это в украинских условиях бесперспективная модель межрегионального инспирированного конфликта, и поэтому пока что у нас берется за основу польский вариант — вместо распределения бюджета областью (субъектом Федерации), вопрос переносится на уровень просто местного совета. Все права отданы местным общинам. Поэтому, если получится, это будет гиперфедерализация, включая решение языкового вопроса просто на уровне района. Это уже не является проблемой.
— Как вы относитесь к утверждению, что «Майдан — идеальная форма государственного правления на Украине?»
— Майдан не может быть «формой государственного правления», поскольку это — социальный феномен локализации политического протеста. Он имеет свой срок действия, и если причины его возникновения исчезают, то заканчивается и Майдан. Первый Майдан был на том же месте в 1990 году («Студенческая революция» или «Революция на граните»), второй в 2004 году, третий — в 2013-м. Активные участники «Евромайдана» зимы 2013—2014 годов уже с пару месяцев разошлись по местам работы и учебы. Поэтому Майдан уже никак не может считаться неким политическим фактором, это только риторическая фигура. Это была форма самоорганизации гражданского общества, которая случается в Киеве, повторюсь, уже не в первый раз. Некий исторический аналог — Сечь у казаков; стиль похожий, но с поправкой на полноценное снабжение городом Киевом и относительно краткий срок существования (людям нужно на работу). Поэтому «Евромайдана» уже давно нет, кроме оставшихся палаток и мест возложения цветов на месте смертей. Основным парадоксом Майдана была невозможность официальной политической оппозиции добиться любых результатов легитимным путем. Вторым пунктом была неспособность политических сил возглавить и оформить массовый спонтанный протест. Поэтому следующим забавным фактом остается неприязнь тех, кто условно называется Майданом, к новой власти.
— Какой период сосуществования русских и украинцев в одном государстве (до 1991 года) можно назвать самым благоприятным? Почему?
— Теперь, после войны, вряд ли какой-то совместный исторический период будет считаться в Украине благоприятным на уровне широкого общественного восприятия. Понятие братского народа утрачено, и дальнейшее видение взаимоотношений будет выстраиваться на уровне «извечной розни».
| Русская Планета
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
