Японцы предлагали России Манчжурию, а себе — Корею; но в мирный раздел территорий на Дальнем Востоке вмешалась личная позиция Николая II
В отечественной историографии абсолютно доминирующим является мнение, что гегемонистские притязания Японской империи на Тихом океане не оставляли для России ни малейшего шанса сохранить мир с этой страной в 1904 году. Однако факты истории свидетельствуют о противоположном: Япония в 1903—1904 годах сделала максимум возможного, чтобы избежать войны с «Русским гигантом».

Удар Цуды Сандзо как фактор мировой истории

Полицейский Цуда Сандзо не чувствовал нестерпимой жары. Он весь превратился в зрение и слух — нервы его были напряжены до предела. Правая рука Сандзо сжимала самурайский меч-катану.

Улыбчивый, невысокого роста европеец приближался. Изнемогая от влажной жары, он то и дело поправлял на голове какую-то широкополую шляпу. Было видно, что он очень устал и ему страшно надоела эта официальная церемония. Цуда знал, что этот европеец был сыном великого русского царя, который жил где-то в Сибири.

Царственный потомок поравнялся с Цудой. Самурай сделал два быстрых шага к цесаревичу, на ходу выхватывая катану из ножен. Дальше все понеслось как в стремительном калейдоскопе.

Меч самурая сверкнул на взмахе солнечным полукружьем. Цесаревича вдруг кто-то резко отдернул назад. Катана со свистом ударила сбоку в его несуразную шляпу, косо скользнула по голове и вниз по плечу.

Точный удар в висок бамбуковой тростью, который нанес самураю греческий принц Георг, спас страшное будущее царя Николая II, а вместе с ним — кровавое будущее русской революции.




Все современники отмечали странную женственность натуры царя Николая II. Она проявлялась не в привычках и внешности, а в поступках.

Царю было свойственно, например, неожиданно проникнуться самой жаркой симпатией к человеку не за его деловые качества или ценные услуги, а чисто по-женски: за приятную внешность и добронравие. Мягкие привычки, умение не высовываться, навыки веселого разговора «ни о чем» — зачастую именно эти качества открывали путь к сердцу русского монарха для ничтожеств и отъявленных авантюристов. В противоположность этому Николай II мог тихо и тайно, но очень последовательно возненавидеть человека за умение проявить свою силу воли, за особое, прямо высказанное мнение, за неприятную для царя, хотя и правдивую информацию.

Случай с нападением Цуды Сандзо буквально потряс психику молодого цесаревича, будущего Николая II. Он с подлинно женской истовостью возненавидел японцев — поступок одного самурайского фанатика стал прочно связан в его сознании с этническими качествами всех японцев. Факт наказания Цуды Сандзо пожизненным заключением, факт запрета в родовой деревне Цуды называть детей этим именем, даже публичные призывы японской прессы переименовать в знак наказания и покаяния город Оцу (где произошло нападение) — ничего не значили для русского царя. Он искренне и глубочайше обиделся. Отныне и навсегда японцы стали для Николая II самыми презираемыми людьми — «косоглазыми макаками» — как он их часто с ненавистью называл.

Личное, крайне негативное отношение Николая II к Японии и японцам сыграло далеко не последнюю роль в том, что кровопролитная борьба между русскими и японцами на Дальнем Востоке все-таки началась.

Главная геополитическая цель Японии

На рубеже ХХ века большинство ведущих мировых держав преследовали в северной части Тихого океана в основном экономические цели. Только Япония и Россия боролись здесь за непосредственное обладание обширными территориями. Причем, если для русских дальневосточные земли были только «сто первым пирогом» на безбрежном блюде национальных земель, то для маленькой островной Японии обладание ресурсами материковых земель стало поистине важнейшим условием дальнейшего развития промышленности и основных производительных сил страны.

Особое значение для Японии имели земли соседней Кореи. Японцев отделял от «сиреневой страны» только сравнительно узкий Корейский пролив, который легко преодолевался даже малыми транспортными баркасами.

В 1882 году Япония вводит свои войска в Сеул — столицу Корейского королевства — под предлогом необходимости защиты своей дипломатической миссии. Осенью 1895 года финансируемая японцами «корейская партия реформ» производит в Сеуле государственный переворот. Организатором переворота был японский посланник в Корее, генерал Миура Горо. Мятежники убили царствующую королеву Мин, а ее супруг ван Коджон фактически попал в плен к «реформаторам». Казалось, что ничто более не может помешать процессу резкого усиления влияния Японии в Корее.




Однако, уже в начале февраля 1896 года русской дипмиссии, при поддержке 200 моряков флотского экипажа, удалось повернуть процесс вспять. Король Коджон сбежал из плена и, укрывшись в здании русской дипмиссии, отдал приказ казнить мятежников. Приказание короля было с ликованием выполнено корейцами: по Сеулу прокатилась волна убийств прояпонских чиновников, а «корейская партия реформ» была разогнана.

Таким образом, уже с последнего десятилетия ХIХ века основное противоречие между Японией и Россией заключалось в политико-экономическом статусе Кореи. Внешнеполитический кабинет микадо видел будущее Кореи только в качестве японской колонии. Россия предпочитала видеть Корею «де-факто» своей колонией, но поскольку сил на это не было, была согласна на условно независимый статус Кореи, при сохранении здесь существенных русских позиций.

Существовали также иные противоречия между Японией и Россией, прежде всего ввиду последовательного усиления японского влияния в Китае и проникновения японцев в Маньчжурию. Однако эти противоречия не имели для японцев принципиального характера. Превращение Маньчжурии в фактическую колонию России, при условии полного ухода русских из Кореи, вполне могло быть принято внешнеполитическим кабинетом Страны восходящего солнца.

Империя Цин уходит из Кореи

Методично укрепляя свое торгово-экономическое и военное присутствие в Корее, Япония не могла не столкнуться с еще одним стратегическим противником — китайской Империей Цин. Корейское королевство традиционно рассматривалось в Пекине как ближайший вассал Китая, фактически — как зависимая провинция. Тем не менее японская промышленность к 1894 году практически полностью вытеснила китайские товары из Кореи, а число японцев в этой стране более чем в два раза стало превосходить число китайцев. Чрезвычайно острые японско-китайские противоречия привели к войне 1894—1895 годов.

Кульминацией этой войны стали сухопутное и военно-морское сражения 30 января — 12 февраля 1895 года у крупнейшей китайской крепости Вэйхайвэй.

В ходе морской фазы битвы впятеро меньший по тоннажу японский флот под командованием адмирала Ито методично разгромил китайский флот адмирала Дин Жучана. Приняв предложенные японцами условия капитуляции, адмирал Дин Жучан отравился смертельной дозой опиума. Самоубийство командующего вызвало волну самоубийств нижних чинов китайского флота. В числе прочих застрелился командир броненосца «Чжэньюань» Ян Юнлинь, а также военный комендант Вэйхайвэя — генерал Дай Цзунцянь.




Катастрофа китайского флота у Вэйхайвэя отдала в руки японцев весь Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Дайрэном. Ляодунский полуостров, далеко выдающийся в Желтое море, не зря называли в то время «ключом к замкам Кореи и Маньчжурии», — тот, кто мог контролировать Ляодун, мог контролировать весь север Кореи по границе с Маньчжурией.

В апреле 1895 года в ходе переговоров в Симоносеки об условиях заключения японско-китайского мирного договора, японцы жестко озвучили требование передать Ляодунский полуостров и Порт-Артур им. Этому требованию не менее твердо воспротивилась Российская империя, опиравшаяся на поддержку практически всех европейских держав. Главным союзником России в этом вопросе стала Германия.

Кайзер Вильгельм II категорически поддержал русскую дипломатию. «Дражайший Ник, я рад показать тебе, — писал в эти дни немецкий кайзер Николаю II, — насколько наши интересы сплетаются на Дальнем Востоке: мои корабли получили приказ в случае необходимости следовать за твоими».

Японцы оказались «твердым орешком»: они смирились только с частью требований России и Германии. Японская дипломатия согласилась очистить Порт-Артур и северное побережье Ляодунского полуострова. Вместе с тем, японцы добились закрепления в тексте Симоносекского мирного договора факта полного ухода Китая из Кореи, а также аннексировали остров Тайвань, цепь Пескадорских островов и южное побережье Ляодуна. От Китая была затребована колоссальная контрибуция в размере 4,7 млрд иен. С учетом того, что вся война с империей Цин обошлась Японии в 233 млн иен — можно понять, как крупно пополнили свой государственный бюджет подданные микадо.

Порт-Артур как призрак Порта Лазарева

В ноябре 1897 года на заседании кабинета министров Российской империи обсуждалось предложение оккупировать Порт-Артур и Дайрэн, воспользовавшись в качестве удобного предлога тем, что немцы незадолго до этого захватили китайский порт Цинтау. Николай II, как обычно, занял невнятную позицию. Министр финансов С. Ю. Витте был категорически против, указав, что аннексия Порт-Артура превратит Китай «из страны крайне к нам расположенной и дружественной — в страну, нас ненавидящую, вследствие нашего коварства». Как результат неясной позиции царя, окончательного решения не было принято.

Уже через несколько дней, к ужасу Витте, император Николай II послал на захват Порт-Артура эскадру военных кораблей. Аргументация царя была бездоказательна: якобы имелись опасения, что Порт-Артур могли захватить англичане. В своих мемуарах С. Ю. Витте пишет, что никогда не верил в слухи о «порт-артурских кознях англичан».




По его мнению, решение захватить главный военно-морской порт в Ляодуне было продиктовано исключительно личным желанием Николая II «крепко насолить ненавистным японцам».

Микадо Мэйдзи и весь японский генералитет были потрясены захватом Россией Порт-Артура и Дайрэна. В этом военно-политическом акте японцы увидели серьезнейшую угрозу своему стратегическому положению на Корейском полуострове. В присутствии в Порт-Артуре им мерещился другой амбициозный проект, который продвигала Российская империя, — строительство торгового Порта Лазарева (Сонджонман, Вонсан) на восточном побережье Кореи. Порт Лазарева сжимал Корею в жестких лапах «русского медведя»: русские стали бы контролировать восток и запад Корейского полуострова, нависая при этом с севера — из Маньчжурии. Предотвратить такую катастрофу, с точки зрения японского Генерального штаба, могла лишь победоносная война с Россией.

«Незрелая стратегия — причина печали»

Помимо этой максимы, изумительной по глубине мысли, у древнекитайского философа Конфуция есть еще одна, тоже ценная. «Нет ничего более опасного, — утверждал мудрец, — чем прибегнуть к силе не подготовившись».

К сожалению, обе этих максимы полностью игнорировались русским царем и его Генеральным штабом вплоть до начала военной схватки с японцами в 1904 году.

В конце апреля 1902 года военного министра России, генерала А. Н. Куропаткина, пригласили посетить Японию. Это приглашение явилось, разумеется, неспроста: активность русских в Корее стала внушать японцам серьезные опасения. Николай II действовал в Корее по принципу древнерусского сказочного персонажа «Тяни-Толкая», то есть в двух противоположных направлениях. В Корее было резко усилено русское экономическое присутствие: так называемая «Безобразовская клика» начала здесь массированные лесозаготовки и даже перебросила на корейскую реку Ялу две бригады солдат. С другой стороны, царь дал указание русской дипмиссии в Токио добиться какого-то определенного мирного соглашения с японцами, что при наличии русской активности в Корее было по определению невозможным.

Со своей стороны японцы тоже стремились к определенности: добиться этого от русских японские дипломаты рассчитывали в процессе поездки Куропаткина. Военного министра России встретили исключительно торжественно, пожалуй даже, — помпезно. Куропаткин осмотрел в Японии все военные объекты, какие пожелал. При нем постоянно, почти как ординарец, находился генерал Тераучи Масатаке — военный министр микадо. Русский министр имел несколько встреч и подолгу беседовал с премьер-министром Японии Кацурой. Японцы явно хотели показать Куропаткину, что неразрешимых проблем между Россией и Японией не существует — при условии учета жизненно важных интересов Империи микадо в Корее.

К сожалению, миссия Куропаткина оказалась бессмысленной: сам он не имел никаких внешнеполитических полномочий, а Николай II привычно сделал вид, что не заметил подчеркнутой любезности японцев.




После провала миссии Куропаткина, Япония все более жестко стала требовать вывода русских войск из Кореи и Маньчжурии. Эти демарши японцев вызвали в России обычную, увы, для русской истории «шапкозакидательскую» буффонаду. Газеты пестрели заявлениями о том, что «Россию победить невозможно!», ибо кто же в мире не знает, что «Русский казак желтую шкуру-то быстро обдерет!» Эти бульварные настроения профанов хорошо резонировали, увы, с «победительной» позицией основной части военно-политической элиты Петербурга, близкой царю и Генштабу.

Впрочем, в русской столице оставались люди, не потерявшие чувства реальности. Правда, все они были оттеснены личной позицией царя Николая II на периферию формирования русской политики в отношении Японии.

Одним из таких немногих был министр иностранных дел В. Н. Ламсдорф, исключительно компетентный дипломат из остзейских немцев. На японской ноте от 12 августа 1903 года, в очередной раз предлагавшей русским реалистично разделить сферы влияния на Дальнем Востоке, Ламсдорф начертал: «Взаимопонимание между нашими странами не только желательно, но является наилучшей политикой». Возможно, что именно из-за этой резолюции В. Н. Ламсдорф вскоре был решением Николая II отрешен от какого-либо участия в мирных переговорах с Японией.

Пока пушки молчали

В декабре 1903 года японцы делают очередной, третий по счету, шаг в поиске компромисса с Россией. В специальном меморандуме МИДа Японии русским предлагается полная свобода рук (включая все военные и экономические аспекты) в Маньчжурии, если такое же положение будет признано русской дипломатией за Японией в Корее.

Даже склонный к «шапкозакидательству» царский наместник на Дальнем Востоке Е. И. Алексеев, обладавший очень ограниченным стратегическим мышлением, и тот понял, что японцы идут на максимально возможный, по сути очень выгодный для России стратегический компромисс. «Я считаю, что это предложение максимально возможное с японской стороны — писал в докладе царю наместник Алексеев, — дальше него японцы никогда не пойдут, да и нужно ли нам это?»




Военный министр А. Н. Куропаткин, примерно в это же время, пытался побудить Николая II к чувству реальности. «Экономические интересы России, — указывал в докладе царю Куропаткин, — на юге Дальнего Востока весьма незначительны. Успех или неудача в использовании нескольких угольных шахт или деревообделочных предприятий не имеют столь большого значения, чтобы идти на риск войны с Японией».

Николай II на декабрьское предложение японцев, равно как и на соответствующие доклады своих сановников ответил глубокомысленным молчанием.

В этих условиях японское правительство решилось на четвертый по счету, поистине беспрецедентный шаг в поиске компромисса с Россией.

Министр Курино, специальный посланник Японии в Петербурге, лично обратился к министру иностранных дел В. Н. Ламсдорфу с предложением быстрого раздела сфер влияния двух держав на Дальнем Востоке. Простой, разумный, выгодный для обоих государств принцип: Маньчжурия — России, а Корея — Японии, — министр Курино четырежды озвучивал лично министру Ламсдорфу! Мировая дипломатическая практика немного знает подобных примеров.

Важно отметить, что предлагаемый России компромисс давался японскому правительству очень непросто. В Японии резко нарастало влияние милитаристских кругов армии и флота, уже готовых к войне, большинство политических партий требовало вооруженной рукой поставить на место «опившегося сакэ русского медведя».

«Мы собираемся воевать с Россией. Я этого не хотел»

Финал дипломатической драмы состоялся на царском балу в Зимнем дворце. Посол Курино, явно в состоянии нескрываемого волнения, подошел к министру финансов С. Ю. Витте, которого ценили в Японии за его антивоенную позицию. «Япония на краю своего терпения, — заявил Курино, — если мы не получим быстрого и определенного ответа на наши предложения, то разразятся военные действия». К чести Витте, он в тот же день передал слова Курино министру иностранных дел Ламсдорфу.




«Я ничего не могу поделать, — ответил помрачневший Ламсдорф, — я уже докладывал Государю, но он молчит. Кроме того, я фактически не принимаю участия в переговорах».

Не только министр Ламсдорф пытался «разбудить» русского царя, тайно лелеющего, по-видимому, возможность поквитаться с «косоглазыми япошками» за удар Цуды Сандзо. Германский кайзер Вильгельм II еще 19 января 1904 года прислал русскому императору тайную депешу. «Мне прибыли сведения из заслуживающих доверия китайских источников, — с тревогой писал кайзер, — губернаторы долины Янцзы сообщают, что война Японии с Россией неизбежна».

Четвертого февраля 1904 года запас терпения японского правительства был исчерпан. В этот день МИДу России было заявлено, что ввиду явной невозможности компромисса посол Японии покидает Петербург. Реакции Николая II и соответственно русского МИДа, вновь не последовало.

Восьмого февраля император Мэйдзи, вернувшись с совещания высших государственных сановников, в тягостном раздумье сказал своей супруге: «Итак, мы собираемся воевать с Россией. Я этого не хотел. Но сдержать движение к этому уже невозможно. Если мы потерпим поражение, — как я буду смотреть в лицо народу?»

Глубокой ночью с 9 на 10 февраля министр иностранных дел, граф Владимир Ламсдорф был поднят с постели офицером фельдъегерской службы. Стоя в халате, министр быстро пробежал глазами телеграмму царского наместника на Дальнем Востоке, адмирала Алексеева. Телеграмма информировала о подрыве японскими миноносцами лучших кораблей Дальневосточной эскадры в Порт-Артуре. «Доигрались-таки!» — одной фразой ответил Ламсдорф на немой вопрос в глазах фельдъегеря. Увы, эту фразу можно считать подлинным девизом всего царствования императора Николая II.