Как наши деды и прадеды встречали Новый год во время Великой Отечественной войны.
Новый год - особый праздник, и на фронте во время Великой Отечественной войны он имел особое значение. Сегодня нам трудно даже представить себе как и в каких условиях солдаты Великой Отечественной готовились отмечать новаогодние праздники... В боевых условиях, когда люди сталкиваются со смертью каждую минуту, даже такие простые вещи, как праздничный стол и елка казались чем-то совершенно невероятным, каким-то осколком прошлой мирной жизни.
"Историческая правда" - о том, что было главным в новогодних праздниках военной поры? Слово ветеранам.
Чистяков Сергей Георгиевич:
В ночь на 11-е декабря 1941 года наш 234-й арт. полк передал свои боевые порядки артиллеристам соседней дивизии (245-й) и сосредоточился в лесу восточнее Валдая. Отсюда начался длительный изнурительный марш. Морозы устойчивые под 30. Движение только по ночам при полном бездорожье. Днем пережидаем светлое время в лесах. Костров разводить нельзя, конечный путь движения не известен, связь только устная или через связных пакетами. Зима выдалась на редкость лютая и к тому же снежная. Двигаться с орудиями по пояс в снегу очень тяжело. Вряд ли можно привыкнуть к холоду, к голоду, к бездорожью и бессоннице. Но подбадривало нас то, что мы всё же идём в наступление.
Несмотря на переутомление и физическую усталость, настроение приподнятое. В ночь под Новый год артполк сосредоточился в лесах вблизи деревень Лажины, Веретье, Маяты по побережью озера Ильмень. Как новогодний подарок - из штаба полка сообщили, что приказом от 8 декабря присвоено воинское звание «старший лейтенант» мне, Новику и Леонтьеву. Настроение было праздничное и мы решили встретить Новый год все вместе в доме в Веретье. Приехали Новик, Фошин, Леонтьев, Хлянов, Прозоров, Пудов, Матвеев, Дятлов, Прокопов – мои старые и новые друзья.
- Ребята, а хватит ли нам всего? - Натирая с мороза уши, с порога спрашивает Дятлов.
- Пехота продаёт водку. Можем выменять. По буханке хлеба за бутылку. Ему тут же дали четыре бутылки и банку рыбных консервов. Но пехота оказалась та ещё. Когда вытащили забитые в горлышки деревянные пробки то оказалась в бутылках вода. Дятлов со злости выбежал на крыльцо и закинул их далеко-далеко. Всё же водки хватило. Встретили Новый 1942 год по всем правилам мирной жизни – с ёлкой и пожеланиями друг другу удачи. Но вопреки нашим надеждам 42-й оказался самым трудным годом за всю войну для всех нас. Во втором часу ночи разъехались из тёплой хаты по своим батареям. Я долго стоял в лесу и слушал, как тревожно скрипят под напором ветра огромные старые деревья.
Фаворов Юрий Леонидович:
Новый 1942 год я встречал очень интересно. В училище, да и в армии тоже, но в училище особенно, проверяют, как говорят, на "форму-20". Что такое форма-20? На вшей. Искали вшей. Ну, вот у кого-то нашли там вшей, и всех нас погнали в баню: как раз перед Новым Годом, 31 числа. Поэтому встречал я Новый Год на дороге из бани в училище. Ночью из бани шли, и мороз был такой страшный! Тогда мы еще плохо были одеты, и у меня в ботинки была солома подложена, чтобы нога не замерзала. Так когда мы пришли оказалось, что солома примерзла к ботинкам. В столовке кое-чем закусили, но никакой встречи Нового Года, конечно, не было. Какая ж встреча? А на следующий день нам выдали новое обмундирование, новые сапоги, новые шинели. Нас так одели хорошо!
Зарицкий Александр Антонович:
31 декабря 1942 года, наши командиры тогда немножко подвыпившие были и решили атаковать немцев, так сказать, отметить Новый год. Но немцы по нам как следует врезали и мы отступили. Но 1 января 1943 года, мы, все-таки, перешли в наступление.
Надо сказать, когда мы захватили первую немецкую траншею – мы были поражены. У нас, в лучшем случае, выдолбленная печурка была, возле которой мы кое-как грелись, а немецкие блиндажи… У них все было сделано по самому последнему слову. Блиндажи были обставлены, обвешаны коврами. Мы поразились, что немцы могут так в обороне обустраиваться.
Правда, что характерно – чистых немцев там было мало. В основном – румыны, австрийцы, разные. Иногда они к нам переходили. Помню, я на посту стоял, и тут какой-то силуэт, мы сами не поняли, как он появился. Смотрю – немец. Я автомат взял в руки, а он идет прямо к нашим окопам. Я, насколько мог, спросил что такое? Он говорит: «Я к вам перешел». Начал рассказывать, что у него трое детишек, что он сам против Гитлера. Мы его приняли, кипятком напоили, а потом мы его передали в тыл.
Шварцберг Авсей Григорьевич:
31/12/1942. Комбат приказал произвести разведку. У меня был солдат Гаврилец, украинец, хромавший после ранения. Он, как всегда, пошел со мной. Тихо... В темноте наткнулись на нашу армейскую разведку. Разведчики сказали -«Удрали немцы! Нет никого впереди!». Пошли всей ротой вперед. Обнаружили огромную землянку,а в ней накрытые столы, заваленные снедью, а в центре землянки стояла бочка с рейнским вином. Я крикнул, согласно инструкции, - «Не трогать! Все заминировано!». Меня никто не слушал! Люди и так озверели от голода и постоянного гнетущего чувства, что скоро их обязательно убьют.
Рота накинулась на еду и выпивку, все смели начисто. «Подарили» нам немцы сытый, а главное, - бескровный Новый Год...
Равинский Семен Хаимович:
Второй раз мы взяли Житомир 31 декабря. Праздновали Новый Год в полуразрушенном доме, но стол был шикарный. Захватили трофеи- немецкие посылки- подарки офицерам к Рождеству. Пили французский коньяк, закусывали деликатесами. Соседний полк захватил склад с обмундированием РККА, еще довоенного образца,( не пойму, как он у немцев сохранился), так мы у них «выцыганили» комплектов тридцать-сорок. Все переоделись в «новую» форму. Я в роте один офицер остался, да бойцов не больше двадцати человек. Мне бойцы говорят -«Лейтенант, скажи тост». Я встал с кружкой в руках, смотрю на своих солдат, а половина из них,по возрасту, мне в отцы годится. Только и смог сказать -«Спасибо вам ребята за все, что вы сделали!»...
Феоктистов Борис Иванович:
Шли дни, недели, корпус вел ожесточенные бои почти без перерыва. Если и были перерывы между боями, они были краткими. Новый 1944 год встретили, но, собственно говоря, никакой "встречи" не было. Кто-то напомнил, что наступает Новый Год, буквально на ходу поздравили друг друга, пожелали скорой победы и здоровья на весь период войны. В этот период мы были где-то под Житомиром, помню, зима была мягкой, и начальник автохлебозавода корпуса Шляхман преподнес нам торт. Это было неслыханным событием: на фронте съесть кусок торта. Сюрприз был исключительный.
Винокур Николай Абрамович:
В декабре 1944 года напротив нас стоял немецкий штрафбат. На Новый год, 31-го декабря, дивизионная разведка через наши порядки пошла в поиск, на захват «языка», а своего санинструктора с ними не было, и меня «одолжили» в группу прикрытия, на случай если придется выносить раненых разведчиков и оказывать на месте первую медицинскую помощь «языку» или нашим раненым. Я с собой еще взял одного санитара-штрафника, своего «ординарца», в группе «поддержки» (прикрытия), кроме разведчиков были также арткорректировщик и связист.
Ночь темная, вьюжная, но при отходе немцы всех обнаружили, началась очень серьезная перестрелка, и так вышло, что тащить к своей траншее взятого «языка» пришлось мне и санитару, другие прикрывали. Я немцу из пистолета прострелил обе ноги, чтобы не сбежал, и мы его поволокли под огнем. Притащили, в землянке у ротного я его перевязал, и немца отправили в штаб дивизии.
Потом, дней через пять, Кобыхно спрашивает: Ты, вообще, представление имеешь, кого тогда взяли?!
- Кого? Штрафника немецкого, обычного «фрица»...
- Сам ты штрафник... Этот немец, бывший майор, служил в абвере. В Берлине в ресторане он напился и стал орать, что русские все равно победят, вот его за это разжаловали в рядовые и послали в штрафную. Не «язык», а сущий клад, в штаб фронта отвезли»...
Кутыгин Тимофей Яковлевич:
Кормили на фронте по-разному. Вот я помню, как мы Новый, 1944 год встречали. У нас один парень с Кавказа был, Константин Констанинович Аргутин, пожилой такой, лет за 50. Я, как парторг, его агитатором сделал. Он такие беседы задушевные вел, до войны он всю жизнь поваром работал. Он рассказывал: «Я поработал во всех ресторанах Пятигорска и Нальчика», – потом говорит – такой-то ресторан, такие-то блюда, а мы до войны в ресторанах не были, названия даже не слышали. У нас каждый день каша, и то – пока ее до передовой донесут, она замерзнет. Он рассказывает, а мы слюни пускали, вот бы попробовать, вспомнишь домашнее. А Константин Константинович гордился этим и, когда проводил любую беседу, заканчивал этим.
Однажды, под Новый год, мы как раз с прямой наводки на закрытые позиции ушли, он мне говорит: «Командир, я вас прошу, дайте задание старшине, пусть найдет немного муки, я под Новый год хочу сделать пирожки», – а мы уже, за несколько лет, и название забыли. Он все организовал. Причем, все по 100 грамм, а мы не стали, сливаем, а Новый год выпьем. Старшине говорю так и так, старшина: «Хорошо, он муку я привезу. На складах есть, попрошу и дадут муку».
Потом нам рыбу давали, ставриду, гороховую кашу, так Аргутин из этого начинку сделал, замесил тесто. Потом в блиндаже сделал печку и стал там под Новый год это делать пирожки.
К нам в землянку все забегают, как же – запах идет, про дом напоминает.
Уже скоро 12 часов, все готово, вдруг радист кричит: «К бою!» Все к орудиям бегут, тут за секунды все решается! А тут комбат говорит: «Дорогие товарищи, поздравляю вас с наступающим Новым 1944 годом, желаю счастья, всем живыми вернуться домой, война уже скоро кончится! Приготовиться к салюту! Три снаряда, по немецко-фашистским захватчикам – беглый огонь!»
Мы отстрелялись, вернулись в окопы. Вся батарея туда, где пирожки. Только налили, я, как парторг, маленькую речь произнес, и тут немцы как дали по нашей батарее, наверное, тоже нас «поздравили». Они по площадям бьют, на пирожки сыпется грязь. Тут кто-то нашел плащ-палатку, накрыл пирожки. Обстрел закончился, выпили, закусили – такие пирожки были! Даже в дивизионной газете была заметка, как мы Новый год встречали. Пирожки были очень вкусные, я таких пирожков никогда не ел…
Кубецкий Олег Михайлович:
Под Клайпедой мы все никак не могли языка привести, несли потери, но, в конце концов, вот что придумали – сделать дневной налет. Выбрали место, где самая узкая нейтралка, разведали что у них, немцы они же педантичный народ. В 12 часов у них обед – они одного часового оставляют и идут по своим землянкам обедать. Саперы проверили нейтралку, что у них там? Ага, минные заграждения, а дальше просто спираль Бруно. Решили, ночью саперы разминируют, сделают проход, разрежут проволоку, к концам привяжут телефонный кабель и этот кабель ночью протянули в воронки из под бомб и снарядов, там их много было, и в эти же воронки сядут наши ребята. Решили как? В 12 часов немцы пошли обедать, затишье, группа захвата, молча, без всяких криков, без всякого ура, стремглав несется к проволоке. Растаскивает там, один в одну сторону, другой в другую сторону, освобождают проход, устремляются в этот проход, хватают первого попавшего фрица и тащат. Причем уже договорились с артиллерией, что она наш отход прикрывать будет. Перед этим в тылу примерно сделали макет, как получится или не получится. Получилось. Все отрепетировали. Пошли, я в этом налете не участвовал. Проволоку растащили, схватили офицера, притащили его и уже на нашем бруствере немецкий снайпер убивает немецкого офицера, «языка», и нашего старшего лейтенанта. У немца был планшет был, живой то «язык» предпочтительнее.
Решили повторить в ночь на 1 января 1945 года. Опять хотели растащить, но уже в другом месте. Для того, чтобы сделать разрез послали двух наших саперов и двух разведчиков, которые прикрывали. А артиллеристов предупредили, ребята, вы до 12-ти часов не стреляйте, потому что в 12 часов мы будем фрицев с Новым годом поздравлять. А тут на Новый год как раз снежок выпал, первый, а у нас белых масхалатов не было. Тогда командир полка приказал выдать на вещевом складе самые большие размеры нательного белья и мы кальсоны натянули на ватные брюки, здоровые рубахи на телогрейки, автоматы перетянули бинтами, шапки тоже чем-то замаскировали. И пошли.
Саперы ползут, а мы с двух сторон, я с одной стороны, другой разведчик – с другой. Ползем под самой проволокой, но замешкались. Не успели мы до 12-ти часов. Наши артиллеристы, как вдарили, и мы оттуда уносить ноги. Опять ничего не получилось. В прошлый раз хоть какие-то документы, карты были в планшете. А в этот раз вообще ничего не получилось.
Фаворов Юрий Леонидович:
Так, что новый 45 год мы встречали на очень высоком уровне! Новый год я встречал на приеме у командира нашего 84-го полка. На праздничном столе было много знаменитого токайского вина. Все мы были веселы и немало подняли тостов: за нашу победу, за скорейшее, в 1945 году, окончание войны, за то чтобы все мы в новом году остались живы. Поминали погибших. Новый год празднично встретили все подразделения полка. Последний, завершающий год Отечественной войны начался для меня очень хорошо!
Корякин Юрий Иванович:
Новый год встречали со своими коллегами в том же обществе. Мы не дураки и заимели знакомство с девчатами работающими в столовой, ну и разумеется Новый Год встречали довольно прилично. Нас всего было восемь человек, и за одну ночь мы выпили 7 литров водки и литров 40 пива. Доза солидная но мы ее одолели. Против ожидания, когда я начинал пить (Я ведь вино не употреблял) то я думал я буду легко поддаваться алкоголю. Ведь практики почти не было. Но ни черта! Я пью как алкоголик и совершенно не пьянею, во всяком случае сколько бы не выпил рассудка не теряю. Прямо как в бочку. Вероятно сказывается здоровый организм. А ведь учти, что пили только мы, то есть ребята, четыре человека. Девчата почти не пили, так что налакались здорово. Но об этом довольно.
Крысов Василий Семенович:
Мы стояли возле г. Штолуппенен, название господского двора забыл. Остановились, самоходки были в окопах и Новый Год встречали 45-й. Это была лучшая встреча Нового Года - всю ночь ракеты разноцветные с нашей стороны, с немецкой стороны, ни одного выстрела за всю ночь. Командир полка Хачев Константин Васильевич любил выпить, накрутил интендантов. Они такой ужин сготовили - достали спирт, достали огурцов соленых, капусты квашеной, картошку с мясом пожарили - накрыли хорошо! Подвыпили хорошо, а к нам в полк на должность начальника разведки прибыл капитан Сахаров. Он ходит и придирается, почему воротник не застегнут, почему строевым шагом его не приветствуют. На фронте - какой тебе хрен строевой шаг! Это все мы и запомнили.
Когда крепко подвыпили, то решили: "Сбросим Сахарова с третьего этажа"!
Офицеры его затащили, только хотели сбросить, начальник штаба прибежал, не дал. Но! Никого никуда не вызывали, никого не допрашивали, хотя могли и дело приписать. И он не стал придираться-то после.
Мишагин Николай Дмитриевич:
Новый год мы встречали перед Вислой. У меня приятель был, командир взвода, Тихомиров, ну так он мне и говорит: «Давай отметим, нам же скоро на передовую». Только начали отмечать, вдруг в 22 часа приказ в наряд, в караул. Какой караул, когда личный состав не был на разводе, он не подготовлен? Но приказ есть приказ. Поднимаю взвод по тревоге и бегом в караульное помещение. Я начальник караула, личный состав – часовые. Ночь провели, все нормально хорошо. А все остальные в эту ночь гуляли, начиная от командира полка и кончая командиров взводов. И вот ночь проходит, и тут приходят ко мне и говорят, что мой солдат утащил мыло, мы же в палатках жили, ни запоров, ни замков ничего не было, так один солдат, он, вообще-то, не с моего взвода был, мне его с роты дали, у меня людей не хватало, ну так он зашел в палатку кладовщика и взял мыло. У него новый бушлат был, и, когда он мыло прижал к себе, то остался отпечаток. Мать честная! Я сдал караул и меня сразу в полк, в СМЕРШ. Оперативники, капитаны вызывают, в землянку опускают и чуть ли не кулаками по бокам.
— Почему у тебя такое безобразие?
— А вы лучше задайте вопрос, почему такое безобразие, когда так в караул направляют! Караул приходит в 17 часов на развод, все как положено. Эти сдают, а другие принимают. А я в 11-м часу пошел принимать. Допустим, сейчас боевая обстановка, я понимаю. Но порядок есть порядок!
— А мы тебя сейчас в штрафную.
Я молодой был, мне неприятно, а оперативники все либо с бодуна были, либо похмелились. И все: «Мы тебя сейчас!» И вдруг к ним в землянку спускается командир полка, и приказал мне выйти. А я встал около двери, слушаю. Так комполка на оперативников и что они глупостями занимаются, и то, и се, а потом и говорит: «Своих офицеров в обиду не даю! – и ко мне, – Вы свободны!» Я: «Есть!», – и ушел. А то чуть не замели. Если бы не командир полка, они бы меня приземлили.
Сарычев Виль Георгиевич:
Ну, получилось так, что начальник артиллерии одного стрелкового полка на Новый 1944-й год праздновал у своего командира, офицеры напились там, и стали ночью расходиться. Кто пошел по ходам сообщения, а начарт решил идти напрямую, двинулся не в ту сторону, по ошибке пришел к немцам. Повалился на койку, а когда уже стало рассветать, вокруг в землянке зажгли свечи, начарт смотрит, вокруг солдаты по-немецки говорят и немецкая форма на всех. Он проснулся, глаза протер, и удивленно спрашивает: «Ребята, а чего это вы по-немецки разговариваете?» Те его увидели, закричали: «О, рус, рус». Забрали документы, пистолет изъяли, и только где-то под Одессой наши войска беднягу-начарта освободили, он приехал к нам в полк и рассказал эту историю.
Мандрик Владимир Нестерович:
К Новому 1945-му году мы вышли в район города Римавска-Собота, и в ночь на 1-е января перед рассветом увидели, что по дороге рядом с нашим расположением идет большая колонна немецких войск. По всей видимости, кто-то сдал наше местонахождение, потому что каратели на рассвете разбились на цепи и стали нас окружать. Здесь я впервые ввел в бой мадьяр, до этого не знал, как поступить с ними. Причем они оказались на направлении главного удара врага. Конечно, немцев со всех сторон партизаны обстреливали, но венграм я распорядился выдать только по пять патронов на винтовку, боялся, что они перебегут на сторону врага. Они же открыли точный прицельный огонь, и буквально клали немцев, пока не кончились патроны. После этого венгры примкнули штыки, и во весь рост с криками: «Ура! За Родину! За Сталина!» атаковали карателей врукопашную.
Так вот, после боя мы видим, как к нам приближается небольшая группа, человек двенадцать, не больше. Оказалось, что это словаки, посланные к нам моим другом, главным инженером шахтоуправления. Принесли с собой два тридцатилитровых бутыля, причем даже не коньяка, а кубинского рома, который имелся у директора гостиницы. Да еще килограмм пятьдесят колбасы, все это собрали для нас рабочие металлургического комбината. Причем местные жители специально собрались по поводу того, как помочь нам отпраздновать Новый Год, ведь они знали, что мы беспрерывно воевали, так что добровольцы вызвались принести нам праздничное угощение.
