Новое время всегда порождает новые надежды и открывает новые возможности. Не стали исключением из общего правила и годы успокоения после подавления русской революции 1905 года. В советских учебниках истории их именовали годами реакции. Однако после ужасов революционных и черносотенных погромов, когда власти и полиция бежали из городов при первых же выстрелах большевистских и эсеровских боевиков, а потом возвращались вмести с военной силой и усмиряли правых и виноватых с помощью быстрых приговоров и массовых казней, наступившее затишье казалось райским временем. Можно было забыть о пережитом, об общественной пользе и судьбах народа и вспомнить о плотских радостях, гастрономических удовольствиях и, наконец, о возможности накапливать и приумножать богатства.
Тогдашним русским предпринимателям, как и нынешним, хотелось всего и сразу. И в дело пошла реклама по зарубежному, прежде всего американскому образцу — яркая, крикливая и массовая. Объем рекламных объявлений в газетах и журналах, а следовательно, и доходы их владельцев постоянно увеличивались. Соответственно росло как на дрожжах и число желающих обзавестись рекламоносителем.
Проблема заключалась в том, что большинство местностей Российской империи продолжало оставаться на военном положении или положении особой охраны. Так что власти очень внимательно присматривались к тем, кто желал обзавестись периодическим изданием, которое из рекламоносителя могло легко превратиться в распространителя крамольных идей или порнографии, что считалось не менее опасным для нравственного здоровья общества.
Именно поэтому от каждого претендента на издание газеты или журнала требовали представить подробнейшую программу будущего издания, где оговаривалось все до мельчайших деталей, от наименования разделов газеты или журнала до тематики статей, в них помещаемых. Любые отклонения от заявленных и одобренных программ, как правило, приводили на первый раз к крупным штрафам, при продолжении нарушений — к приостановке издания, а затем и к его полному запрещению.
Так что издателям и редакторам приходилось лавировать, пытаясь не слишком огорчать власти и при этом оставаться интересными для читателей, а следовательно, и рекламодателей. Российская бюрократическая система создавала для этого вполне приемлемые возможности. В Москве, например, рассмотрением прошений об открытии периодических изданий и наложением наказаний на них занимался градоначальник, подчинявшийся министерству внутренних дел. А надзор за прессой осуществляла цензура — Московский кабинет по делам печати, подотчетный не градоначальнику, а Главному управлению по делам печати МВД.
В результате далеко не все из выявленных цензурой нарушений доводились до сведения градоначальника, и у редакций имелось пусть и незначительное, но пространство для маневра. Ведь все издания, которые строго следовали правилам и нравились властям, а не читателям, ожидало скорое и неизбежное разорение. О чем живо свидетельствовала краткая история жизни "Московского коммерческого указателя".
Разрешение на издание этой газеты получил в 1908 году московский торговец Н. Г. Лео, державший магазин патефонов и патефонных пластинок в Мясницком переулке. Идея Лео на первый взгляд казалась вполне жизнеспособной:
"Отсутствие в Москве органа печати, посвященного исключительно торгово-промышленным интересам, создавало в практической жизни огромные неудобства, так как необходимые коммерческие сведения приходилось каждому отыскивать в различных повременных изданиях или добывать их из первоисточника, что, само собою разумеется, вызывало значительные затраты времени и материальных средств".
В первой московской деловой газете предполагалось ежедневно публиковать списки приезжих покупателей с указанием подворий и гостиниц, где они остановились. Кроме того, в "Московском коммерческом указателе" собирались публиковать списки прибывших грузов и списки извещений о полученных платежах, бюллетени всех московских бирж, а также сведения о торгах и подрядах.
Кроме чисто деловой части газета собиралась обзавестись и развлекательной — публиковать информацию о зрелищах, обзавестись литературным разделом, где публиковались бы статьи и фельетоны на волнующие торгово-промышленное общество темы. А также завести раздел "Жизнь приказчика", где обсуждать вопросы службы и быта менеджеров торговых предприятий. Чтобы создать свой круг читателей, газету предполагалось распространять только по подписке. А чтобы привлечь рекламодателей — "господ объявителей", "Московский коммерческий указатель" собирались бесплатно доставлять приезжим купцам во все подворья и гостиницы, где они останавливались.
Первый номер газеты вышел 9 августа 1908 года по старому стилю. Но уже 28 августа редакция объявила о пропуске номеров и вышла лишь 3 сентября. А 6 сентября вышел ее последний номер. Возможно, дело было в том, что развлекательная часть газеты явно не удалась, и читатели сочли ее неинтересной. Не исключено, что купцы не пожелали видеть газету, где бы обсуждались проблемы их приказчиков, включая самые болезненные — жалование и продолжительность работы. Но, скорее всего, Лео просто не рассчитал свои финансовые возможности, и средств, собранных за подписку и рекламу, не хватило на оплату продолжения издания.
История первой московской деловой газеты могла бы на этом завершиться, если бы ею не заинтересовался крупный московский писчебумажный фабрикант Г. А. Блюменберг. Он еще в начале века осознал, что продажа бумаги с напечатанными на ней словами приносит куда большую прибыль, чем продажа чистых листов, и начал постепенно внедряться в издательский бизнес. В 1908 году он начал выпуск литературных сборников "Земля", которые из-за постоянно обсуждавшейся в них половой проблематики вызвали огромный интерес у читателей, насторожили власти и вызвали неприятие у некоторых писателей.
""Земля",— писал Викентий Вересаев,— представляла собой альманахи чисто торгашеского типа. Их издавал бумажный торговец Блюменберг. Первые сборники ему организовал во время оно Клестов. Вскоре Клестов был сослан, а когда воротился и предложил Блюменбергу свои услуги, тот ему ответил, что никакие редакторы ему не нужны, а важно вот что: для каждого сборника "гвоздем" взять произведение какого-нибудь широко популярного писателя, заплатив ему по 1000 руб. с листа, а остальное заполнить какой-нибудь трухой по 200 руб. за лист, а при этом, очевидно, редактор мог бы только мешать. Любимым "гвоздем" для них был Арцыбашев, порнографические романы его были полны самого разнузданного оплевания жизни и революции".
Несмотря на эти заявления Блюменберга, вскоре он уговорил занять пост редактора альманаха Ивана Бунина, предложив ему 3000 рублей в год. А среди авторов "гвоздей" "Земли" состоял не менее популярный тогда Александр Куприн.
Для издания "Земли" и других вполне художественных, философских и иных сочинений Блюменберг обзавелся собственным издательством, как тогда говорилось, под фирмой "Московское книгоиздательство", где формально руководство осуществлял его сын, но на деле все решения принимал Блюменберг-старший.
Самую рискованную с точки зрения цензуры литературу печатало для Блюменберг "Русское товарищество печатного и издательского дела" якобы по заказам частных лиц. Правда, до читателей она доходила не всегда. К примеру, в 1908 году по решению Московского окружного суда изданные товариществом брошюры "Правила Фаллуса", "Тайны Кама-Сутры" и "Только для мужчин" отправили на уничтожение. И именно этим издательством, прикрывавшим его от неприятностей, Блюменберг решил воспользоваться для того, чтобы включить в обойму своих изданий солидную коммерческую газету.
При той репутации, которую приобрел Блюменберг в глазах высшего московского чиновничества после начала издания "Земли", его шансы на открытие газеты практически равнялись нулю. И в 1909 году была проведена многоходовая комбинация с использованием всех возможных лазеек в законодательстве о печати. "Русское товарищество печатного и издательского дела", не считавшееся столь же безнравственным, как "Московское книгоиздательство", перекупило у Н. Г. Лео его умерший "Московский коммерческий указатель" и запросило у градоначальника Александра Адрианова разрешение на эту операцию и переименование издания в "Коммерсантъ" при полном сохранении прежней программы издания. При этом заявлялось, что Лео останется редактором газеты. Никаких возражений не последовало.
Впрочем, назначение редактора закон считал исключительным правом собственника. Так что Лео почти сразу оказался не у дел. А вслед за тем товарищество без лишнего шума передало "Коммерсантъ" "Московскому книгоиздательству".
Вышедшая 25 июля 1909 года газета деловой частью почти не отличалась от "Московского коммерческого указателя" и имела те же правила распространения. Литературная часть и рассуждения о жизни приказчиков в ней отсутствовали, зато в каждом номере была объемная и подробная статья о какой-либо отрасли или отдельном виде предприятий. Но главное, у Блюменберга хватило средств и бумаги для поддержания издания, пока оно не вышло на тираж 5900 экземпляров и не стало окупать затраты. Возможно, еще и потому, что среди основных рекламодателей были многочисленные производители средств от импотенции и венерических заболеваний, которые в те времена были весьма распространены.
"Коммерсантъ" стал престижным проектом и неплохим рычагом влияния на московскую купеческую среду. Однако сверхдоходов, в отличие от "Земли", где начали печатать роман "Яма" Куприна, или большинства бульварных газет он владельцу не приносил, и возникла идея дополнить его еще одной газетой. Пусть не такой респектабельной, зато приносящей прибыль. После трюка с получением разрешения на "Коммерсантъ" Блюменберг вряд ли мог рассчитывать на легкий успех в преодолении законодательных преград. Но он вновь нашел обходной маневр.
Вместо того чтобы добиваться разрешения на новую газету, он в 1912 году получил согласие на издание вечернего выпуска "Коммерсанта". Причина нашлась вполне убедительная: началась Балканская война, и обыватели желали получать вести с полей сражений как можно чаще. Заявленной программе новое издание соответствовало в полном объеме: газета включилась в разворачивавшийся в стране славянофильский бум и начала бурно и с подобающей долей истерии возвеличивать сербов и поливать грязью турок. В отличие от "Коммерсанта", "Вечерние известия" богато иллюстрировались, а также содержали информацию, способную удовлетворить абсолютно все слои московской публики,— от сообщений о науке за рубежом и весьма толковых театральных рецензий до подробных, со смакованием описаний убийств и прочих городских происшествий.
Публике должно было нравиться и то, что для репортеров "Вечерних известий" не существовало никаких авторитетов, и в газете помещались довольно злые карикатуры на властителей дум общества — писателей, артистов и художников, а также публиковались весьма нелестные заметки о них. К примеру, в том же 1912 году "Вечерние известия" сообщали, что Федор Шаляпин лжет, утверждая, что не пишет мемуары, и приводили сообщения о том, что певец уже подписал контракт на издание книги с итальянскими издателями.
На этом фоне осталось незамеченным то, что первый же номер "Вечерних известий" вышел с ошибкой: перепутали гродненских и грозненских нотариусов. В заметке о завещании умершей польской писательницы Э. Оржешко, составлявшем несколько сот тысяч рублей, говорилось, что адвокат ее законных наследников подал прошение о возбуждении дела в гродненский суд. В результате были опрошены все нотариусы г. Грозного.
Но в общем-то неточностями грешили практически все газеты. А крупные ошибки, особенно по части бизнеса, отец и сын Блюменберги умели исправлять быстро и эффективно. К примеру, в 1914 году они приобрели популярную бульварную газету "Столичная молва" и перевели ее сотрудников в здание объединенной редакции "Коммерсанта", "Вечерних известий" и издававшихся в виде приложений к главной газете журналов "Вопросы податного обложения" и "Теория и практика фабричного надзора" на Большую Дмитровку, 26.
Идея на первый взгляд выглядела вполне привлекательно. После начала Первой мировой войны население жадно хваталось за любые новости — хоть с фронта, хоть о переменах во внутренней жизни. И две газеты могли собрать и читателей, и рекламы гораздо больше одной. Причем, в отличие от "Вечерних известий", выходивших к тому времени дважды в день — в 16.00 и 18.00, "Столичная молва" подытоживала выходные и праздники и радовала читателей сплетнями и слухами по понедельникам и послепраздничным дням.
Но вскоре оказалось, что, несмотря на это, обе газеты работают на одну аудиторию и печатают практически одно и то же, отбивая друг у друга читателей. Ведь различаться они могли, лишь если бы стали публиковать только и исключительно выдуманные их репортерами разные истории. Да и это было бы затруднительно, поскольку репортеры сидели плечом к плечу в одной редакции. Так что Блюменберги сначала перевели "Столичную молву" в другой дом на Большой Дмитровке. А затем, в начале 1915 года, и вовсе продали газету.
Намного печальнее для издательского дома оказались последствия вмешательства газет Блюменбергов в распри вокруг немецкого имущества в Москве. В 1915 году правительство Российской империи приняло решение о секвестрировании всей собственности, принадлежащей гражданам и фирмам воюющих против России стран. Правительство пыталось соблюдать хотя бы видимость законности и предлагало превращать вражескую собственность в государственную. Для этого на крупнейших немецких и австрийских предприятиях вводилось внешнее управление: руководить ими назначали госчиновников. Процесс, правда, затруднялся тем, что немцы и австрийцы задним числом продавали свои акции гражданам и фирмам из нейтральных стран, которые препятствовали русификации собственности. Российские же предприниматели хотели, чтобы вражеская собственность быстро и без формальностей была передана им.
Особенно тяжелая борьба развернулась в Москве вокруг "Общества электрического освещения 1886 года". Имущество этой фирмы в двух столицах по самым скромным подсчетам стоило более 110 млн рублей, а продажа электричества потребителям ежегодно приносила весьма впечатляющие суммы. Против передачи общества русским предпринимателям активно выступали швейцарцы, якобы купившие его акции. Не менее активно за особое государственное управление на время войны ратовали многие крупные госчиновники, включая министров. Противная сторона доказывала, что, несмотря на швейцарских собственников, половину членов правления составляли германские подданные, и выполняли они приказы из Берлина. Русские промышленники предъявляли и доказательства того, что швейцарцы — липовые собственники. Но правительство все так же упорно продолжало отказывать в передаче вражеской собственности в частные руки.
И тогда русский бизнес начал атаку, в которой важнейшим оружием стали газеты, прежде всего "Вечерние известия". Из номера в номер они печатали истории о том, что в "Обществе электрического освещения 1886 года" засели шпионы. И все деньги, которые тратит население и промышленники, оплачивая электричество, идут на шпионаж против России и подрывают мощь русской армии. А значит, следует прекратить платежи вражеской компании. Ясно, что так русские предприниматели хотели разорить, обанкротить и скупить заинтересовавшую их фирму. Но правительство в лице московского градоначальника Александра Адрианова за антиправительственную агитацию наложило на редактора "Вечерних известий" Исаака Калинкина штраф в 1000 рублей.
Сколько получили Блюменберги за кампанию против "Общества 1886 года", сказать трудно, но платить штраф они отказались. Деньги действительно немаленькие: аренда комнаты с электричеством в центре Москвы, на Тверской, обходилась тогда всего в 15 рублей в месяц. И по действовавшим тогда правилам Калинкина 9 марта 1915 года посадили на месяц. Газета не унималась, 15 марта следующего редактора И. А. Нестерова оштрафовали на 3000 рублей за статью против возобновления продажи спиртного. А ввиду отказа платить, посадили на три месяца. Еще две недели спустя, 1 апреля, штраф в 3000 рублей выписали следующему редактору М. М. Захарову, и снова из-за отказа платить отправили на три месяца за решетку. Повод для штрафа и ареста на этот раз выглядел смехотворно: "Вечерние известия" перепечатали из питерских газет репортажи о том, как после частичной отмены запрета на торговлю спиртным в городах под Петроградом жители столицы ринулись туда, чтобы утолить жажду.
А газета тем временем продолжала кампанию против "Общества 1886 года", по-прежнему призывая читателей не платить за электричество. Власти тоже не собирались сдаваться. Едва вышедшего на свободу Калинкина за статью, где правительство осуждалось за медлительность в секвестрировании немецких и австрийских предприятий, оштрафовали на 3000 рулей, а после неуплаты снова отправили обратно в тюрьму.
Но и на этом противостояние не закончилось. Газета продолжала гнуть свою линию. И новый главноначальствующий над Москвой князь Феликс Юсупов граф Сумароков-Эльстон 11 августа 1915 года приостановил выпуск газеты за ошибочное сообщение о том, что англо-французские войска добились громадного успеха на турецком фронте и установили контроль над проливом Дарданеллы.
Одновременно чиновники начали давить на издателей Блюменбергов и с других направлений. Статью в "Коммерсанте", где говорилось о возможном создании правительства из членов Государственной думы, обсудили на заседании Московского комитета по печати и постановили отправить в МВД для рассмотрения и принятия мер.
Однако как только верхние эшелоны власти и бизнеса договорились о ликвидации и разделе "Общества 1886 года", все чудесным образом изменилось. Про нарушение в "Коммерсанте" больше никто не вспоминал. Запрет на выпуск "Вечерних известий" продержался еще недолго, но 11 ноября 1915 года газета стала выходить вновь. Правда, по мере нарастания экономических трудностей, становилось все более очевидным, что выпуск такого количества изданий становится все менее и менее рентабельным. Сначала прекратился выпуск приложений, а накануне Рождества 1916-го вышел последний номер "Вечерних известий". Никаких объявлений в газете не было. Просто в новом, 1917 году ее перестали печатать.
Выпуск большинства русских газет прекратился в начале 1918 года, когда их закрыли большевики. Но "Коммерсантъ" и здесь нашел свой особенный, неповторимый путь: его запретили еще раньше. В последние годы существования он стал более объемным, иллюстрированным и политическим, чем прежде. И 25 октября 1917 года газета поместила на первой полосе интервью с товарищем министра внутренних дел Алексеем Никитиным. Речь в беседе шла о циркулирующих слухах о готовящемся большевистском перевороте. Никитин говорил, что, конечно, все возможно, но большевики вряд ли выступят за месяц до Учредительного собрания, где будет определена судьба страны. А Временное правительство не сомневается в своем праве в случае возникновения мятежа прибегнуть к решительной силе для его подавления.
"О принятых нами мерах к пресечению выступлений массового характера я говорить не хотел бы,— рассказывал товарищ министра,— но могу вас уверить, что Временное правительство решило не останавливаться перед самыми энергичными мерами, чтобы не допустить роста анархии и вспышек гражданской войны".
В тот же день большевики взяли власть, а "Коммерсантъ" перестал выходить в свет. Судя по некоторым сведениям, Блюменберги эмигрировали в Германию. Во всяком случае, в 1921 году книги "Московского книгоиздательства" выходили именно там.
А в 1923 году, во времена НЭПа, в Москве попытались восстановить выпуск "Коммерсанта". Теперь уже по новым правилам и, естественно, без буквы "ъ" в конце. Газета в точности соответствовала изданию довоенных времен и отличалась лишь периодичностью выпуска — два-три раза в неделю. Но уже в третьем номере редакция сообщила читателям, что доставлять сведения о прибытии грузов впредь не представляется возможным. Читателям обещали продолжить издание газеты, но третий номер оказался последним. Настоящее возобновление издания произошло только в 1989 году.
