Созидатели. Савва Ямщиков. Часть I 12 сентября 10:00   Людмила Сапожникова В своей традиционной рубрике «Созидатели» «Файл-РФ» рассказывает о наших современниках, сделавших и делающих всё не корысти ради, а для приумножения славы Отечества, духовной и материальной культуры России, защищающих и оберегающих единство и целостность Российского государства. Сегодня мы вспоминаем Савву Ямщикова.

Савва Ямщиков.

Два года назад любимому детищу знаменитого реставратора, искусствоведа, просветителя Саввы Ямщикова – отделу пропаганды художественного наследия Государственного научно-исследовательского института реставрации – исполнилось тридцать лет. За время существования отдела его сотрудники вернули из небытия ряд забытых имён замечательных русских художников, восстановили сотни картин, провели множество выставок, каждая из которых была событием в культурной жизни Советского Союза и России.

О Савве Ямщикове, о том, как работалось с ним и как живётся без него, о выставках в доме на улице Бурденко корреспонденту «Файла-РФ» Людмиле Сапожниковой рассказывают заведующая отделом, заслуженный работник культуры РФ, художник-реставратор Нина ЗАЙЦЕВА, художник-реставратор высшей категории Виталий КУЗЮБЕРДИН, искусствовед Марфа ЯМЩИКОВА.

Людмила Сапожникова: С чего начиналась работа отдела выставок Института реставрации, с какой целью он был создан?

Нина Зайцева.

Нина Зайцева: Отдел пропаганды художественного наследия – такое название было дано ему изначально – существует уже более 30 лет, с 1 июня 1981 года, когда министром культуры СССР П. Н. Демичевым был подписан приказ о его создании. Название ему было дано в духе того времени – вспомнить хотя бы отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС, да и в Государственном музее Л. Н. Толстого экскурсионный отдел носил такое же название – «отдел пропаганды».

Виталий Кузюбердин: Отдел создали Савелий Ямщиков и Сергей Голушкин. На них он и держался, как на столпах. Убери одного – и отдела не будет. Такой тандем своеобразный: Голушкин ехал в командировку, находил что-то интересное – и Ямщиков с его подачи «раскручивал» находку. У Савелия был потрясающий организаторский талант, огромное человеческое обаяние: человек его первый раз видит, через пару минут – всё, они лучшие друзья! Он тогда был членом искусствоведческой секции Союза художников, получил мастерскую во Всеволожском переулке, «бункером» её называли. И там кого только не было – от цэковских бонз до актёров. Эти его контакты – знакомые, друзья, общение с ними – помогали в работе. Всё так и создавалось – готовились выставки, делались каталоги. Ямщикову нужно было только свести людей: этот работает в издательстве, этот – в выставочном зале… Савелий, как на китах, на друзьях своих стоял.

В семидесятые годы газеты пестрели материалами об открытиях музейных реликвий. А тут – реставрация! Это было удивительно. Тот же Честняков: тряпочки какие-то – и вдруг картины получаются. И когда прошла громкая выставка древнерусской живописи на Кузнецком мосту – очередь на неё вдоль всей улицы стояла.

Выставки делались на напоре Ямщикова, на личных отношениях, огромным количеством друзей. Подготовка такого мероприятия – это и переписка с музеями, и фотографии, и списки работ, договоры, разрешения, согласования. Огромный объём работы, не каждой организации под силу – а тема оказалась востребованной. Вот на этой волне и родилась идея создания отдела выставок. Это и до сих пор неофициальное, рабочее название нашего отдела.

Л. С.: А почему именно в Институт реставрации пришли? Это же на тот момент не единственная реставрационная организация была, взять тот же центр Грабаря – с ним Ямщиков и Голушкин тоже активно взаимодействовали. Я знаю, что в отделе есть и сотрудники, пришедшие из «Грабарей»…

Виталий Кузюбердин.

В. К.: К Институту реставрации у Ямщикова и Голушкина всегда было особое отношение – хотелось объединить научную базу института и нашу практическую. Потому что там производство и ещё потому, что Всесоюзная центральная научно-исследовательская лаборатория консервации и реставрации музейных и художественных ценностей (ВЦНИЛКР), как поначалу назывался Институт реставрации, – это солиднее и больше возможностей для работы. Центр Грабаря – это тоже серьёзная реставрационная фирма, даже сейчас, после прошлогоднего пожара, он не утратил свой статус – но там сложнее было бы сохранить «суверенитет» отдела.

Первый год работы в институте Ямщиков числился в отделе информации, а Голушкин в отделе реставрации масляной живописи – хороший, крепкий был коллектив, там тогда работал мэтр реставрации масляной живописи Александр Александрович Зайцев…

А пока суть да дело, создавался отдел выставок – шла организационная работа, набирали людей.

Л. С.: А каков был статус этого нового отдела?

Н. З.: Он создавался как подразделение Института реставрации, но с большой степенью самостоятельности. Это было очень важно для его основателей.

В. К.: Савелий мог по-прежнему ощущать себя хозяином в отделе. На директораты он не ходил. Горин, тогдашний директор института, пенял ему, и тогда Ямщиков звонил мне: «Виталий, посиди за меня». Или по телефону докладные диктовал, на половине документов моя подпись стоит – я за него расписывался.

Савва Ямщиков, Иван Горин. Открытие  дома Палибина после реставрации. 1989 г.

Н. З.: Нужно заметить, что к Савве Васильевичу в Институте реставрации относились сложно, но всегда поддерживали, понимали.

Когда готовился большой пятилетний отчёт, на котором, как на весах, взвешивались научно-исследовательские институты – чего они стоят, закрывать их или оставить, – руководство попросило нас представить список всех работ Ямщикова. Всех его книг, хотя они и не научно-исследовательские.

В. К.: Конечно, работы Савелия Ямщикова – это косвенная реклама Института реставрации, популяризация его деятельности. Я пришёл в реставрацию тридцать пять лет назад, помню темы, которые в институте тогда изучались – за тридцать пять лет ничего не изменилось. Да, эти исследования очень важны – но что бы об институте знали люди, если бы не Ямщиков? Когда создавался отдел, никто толком не знал, кто такие реставраторы, – а Савелий эту профессию сделал интересной и популярной.

Н. З.: Можно сказать положа руку на сердце, что в музейном мире и в мире художественных галерей подобных реставрационных отделов – с такими задачами, как у отдела пропаганды, – нет. Конечно, все ставят задачу показать культурное наследие, сохранить его – но наш отдел существовал с таким замечательным рупором, каким был Савва Ямщиков, – и это придавало ему особый статус. Он огласил дело реставрации, придал ему высокую значимость – и в этом его огромная заслуга.

Савва Васильевич популяризировал нашу цеховую деятельность, приложил столько усилий к этому! Собрал уникальную команду и очень тонко, энергично, сильно и мягко одновременно, руководил. Насколько я знаю из истории отдела, все слушались и выполняли любые его задания – понимали необходимость. Очень слаженно работал коллектив – поэтому и были такие значимые выставки на самых больших площадках Москвы и Петербурга – это и Манеж, и Центральный дом художника, и Малый Манеж, и на Тверской, и на Кузнецком мосту.

Владимир Максимов, Василий Белов, Валентин Распутин, Владимир Крупин, Валентин Курбатов в мастерской Саввы Ямщикова.

В. К.: Экспозиция картин костромского художника Ефима Честнякова, восстановленных группой реставраторов под руководством Ямщикова, занимала в ЦДХ целый этаж – представляете себе объём? Всесоюзные выставки с разделами по республикам, по реставрационным организациям – материал был интереснейший!

За рубеж вывозили и картины Честнякова, и солигаличское открытие – портреты работы Григория Островского. В Италии – в октябре, в маленьком городке на побережье – стояли огромные очереди на улице. Население городка небольшое, а очередь – как в своё время у нас на Глазунова в Манеже!

Н. З.: Отдел открыл за годы своего существования около 200 выставок. Они экспонировались и в Москве, и в Петербурге, ездили во Францию, в Италию, Финляндию.

Мы делали восемь-десять выставок в год – не только монументальные реставрационные экспозиции с открытиями советских реставраторов, находками провинциальных музеев, но и вернисажи современных художников, московских и провинциальных, которых мало кто знает. Личные связи Саввы Васильевича и наши знакомства позволяют иногда открывать такие авторские выставки, которые поддерживают направление нашей деятельности, её тему – пропаганду художественного наследия.

Савва Ямщиков, Валентин Распутин, Дмитрий Лихачёв.

В 2010 году, например, в нашем зале были представлены работы Игоря Яковлевича Соколова – художника, реставратора, преподавателя Академии художеств. Он на протяжении долгих лет, с 50-х до 80-х, писал Москву, в которой он жил – центр, Афонское подворье, кинотеатр «Иллюзион». Создал этюды, законченные картины, а потом, уже в наше время, прошёлся с фотоаппаратом по этим местам. Как всё неузнаваемо изменилось, как перестроилось! И мы с болью в сердце выставили и фотографии, и картины – потому что мы видим, как старая Москва исчезает. У Саввы Васильевича всегда болела об этом душа. Болит и у нас, естественно.

Л. С.: Но вот свой дом – дом Палибина – вам удаётся отстоять. А как этот деревянный особняк начала ХIХ века, памятник архитектуры, достался отделу?

В. К.: Ямщикову и Голушкину на выбор давали семь «точек» – и они выбрали дом Палибина. У этого дома было преимущество – он уже был выселен. Его поначалу отдали Министерству мясомолочной промышленности, они хотели дегустационный зал сделать, бильярд в подвале запланировали – и тут обнаружилось, что это памятник архитектуры.

Идея с дегустационным залом провалилась. Дом отдали Министерству культуры – и оно выделило средства на реставрацию особняка. Уже имея в виду, что в нём будет отдел пропаганды художественного наследия.

Марфа Ямщикова: Савва Васильевич очень любил дом Палибина. Уютно себя в нём чувствовал. И гостей всегда принимал в нём с радостью. Поэтому через этот дом очень много разных людей прошло. И люди этот дом тоже полюбили. Это уникальное место в центре Москвы – деревянная усадьба середины ХIХ века с небольшим садиком. Летом, спасаясь от жары, Савва Васильевич даже позволял себе оголяться до трусов, а Виталий Владимирович Кузюбердин поливал его в саду из шланга холодной водой…

Марфа Ямщикова.

«У меня в домике на Бурденко выставка открывается», – так приглашал народ на очередную выставку.

Н. З.: Это, конечно, счастливое совпадение – в центре Москвы такой дом, с историей. К нам в день музеев, в день открытых дверей приходит очень много посетителей, чтобы посмотреть сам особняк. Здесь домашняя атмосфера. Жилой дом всё-таки, это накладывает особый отпечаток на нашу работу – мы здесь не просто работаем, а живём. Дом обслуживаем. Савва выделил свои личные деньги – отремонтировали прихожую и комнату, мы с Виталием на свои привели в порядок другую… Институт помогает последнее время – стулья подарили, можем лектории проводить. Крышу почистили, швы загрунтовали.

В. К.: У нас была выставка – мебель из Исторического музея была расставлена по залам, и наши институтские говорили – как хорошо это смотрится здесь, в домашней обстановке. Если бы в ЦДХ, в этих огромных выгородках, – всё это потерялось бы.

Л. С.: С Историческим музеем вы ведь сотрудничаете на постоянной основе?

В. К.: Сейчас, в новых экономических условиях, с музеями вообще очень трудно работать, практически невозможно. Мы с удовольствием картины подбирали бы для реставрации, но Историческому музею обрубили возможность – и мы не можем. Одни страховки на картины – уже немыслимые деньги.

Н. З.: Есть интересный проект – и тоже проблемы с финансированием: 1914 год, столетие Первой Мировой войны. Достаточно тёмный период истории, с подводными камнями, очень сложный, драматический. После такого всплеска, расцвета России – в 1913–1914 годах она вышла на первое место в Европе, чуть ли не в мире, по многим показателям…

С Раисой Горбачёвой. 1990 г.

В. К.: Там всё было гораздо сложнее и интереснее для исследования, чем это преподносилось по версии советской пропаганды. У нас была выставка, посвящённая Порт-Артуру, и для меня было потрясением, какой исторический пласт оказался похоронен – фильмов можно тьму сделать! Безумно интересный материал!

Н. З.: На этой выставке был стенд с фотографиями участников сражений за Порт-Артур, освободивших его в 1945 году, и Корейской войны 1950–1953 годов. Фотографии были найдены в часовне на Порт-Артурском кладбище – видимо, для памятников были приготовлены. А наши реставраторы сделали замечательный фотомонтаж из них. Потрясающие лица людей, уже ушедших…

Я была на реставрационном совете в Историческом музее. У них целый пласт, целая коллекция, посвящённая 1914 году, – портреты русских солдат, офицеров, воевавших в те годы. И тоже – лица, которых сейчас не встретишь. Они отличаются каким-то особым благородством – даже простой солдат выглядит достойнее и интереснее, чем люди, которые теперь встречаются нам на улицах каждый день.

Вроде бы всё посчитали, обговорили, хотели в выставке обыграть историческую тематику. И сотрудники Исторического музея были бы рады, если бы мы взялись за такую реставрацию и выставку одновременно, – но всё опять упирается в деньги.

Л. С.: Кто кому должен заплатить?

Н. З.: Исторический музей должен заплатить Институту за реставрацию по договору – хотя у них есть реставрационный отдел, но фонды колоссальные, они не справляются с такими объёмами. И мы с ними традиционно сотрудничали.

В. К.: Очень много денег уходит на страховку, которая теперь считается обязательной. Можно было бы что-то выкроить на реставрацию – но страховку выплатить нереально, там нужно платить за каждый день. Мы обычно картину около года реставрируем, потом полгода она выставляется. На полтора года у нас картина «зависает» – и как эти полтора года оплачивать? В результате музей может выдавать свои экспонаты самое большее на неделю.

Л. С.: В чём корни проблемы?

Н. З.: Проблемы с госфинансированием, проблемы административного плана, об этом сам министр культуры говорит. На культуру в западных странах выделяется 3%. А у нас и в советское время было 1,5% – а теперь меньше 0,7%. Это погибель для российской культуры. Нужно хотя бы поддерживать её на существующем уровне, но похоже, что приоритеты сейчас другие…

Савва Васильевич выразился бы по этому поводу крепко. А мы – простые реставраторы, практики.

Созидатели. Савва Ямщиков. Часть II 13 сентября 09:00   Людмила Сапожникова Продолжаем разговор о «реставраторе всея Руси», провинциальных музеях и людях, которые спасают картины и открывают забытые имена.

Савва Ямщиков у полотна кисти Д. Г. Левицкого «Портрет великой княжны Александры Павловны».

На вопросы корреспондента «Файла-РФ» отвечают заведующая отделом пропаганды художественного наследия, заслуженный работник культуры РФ, художник-реставратор Нина ЗАЙЦЕВА, художник-реставратор высшей категории Виталий КУЗЮБЕРДИН, искусствовед Марфа ЯМЩИКОВА.

Людмила Сапожникова: Расскажите, кто работает в отделе, на ком он сейчас держится? Какова его структура?

Сергей Бархин, Елена Козелькова, Савва Ямщиков, Сергей Голушкин, Александр Быков.

Нина Зайцева: В отделе два подразделения – сектор реставрационных выставок и непосредственно пропаганды, есть свой небольшой выставочный зал. К примеру, планируется выставка – и под эту конкретную выставку здесь же, в отделе реставрируются работы.

Виталий Кузюбердин: Административную часть тащит на себе Нина Васильевна Зайцева – разбирается в новых договорах, сметах.

Н. З.: Я ушла в своё время из музея Л. Н. Толстого, чтобы заниматься реставрацией. А в результате сижу с бумажками… Раньше, когда работала на полставки, гораздо больше успевала отреставрировать, чем сейчас. Как это Савелию удавалось разруливать? Одного туда послал, другого – сюда…

В. К. Это его бесконечное обаяние. В центре Грабаря бросали всё, если он о чём-то просил. Потому что выставки – это интересно. Когда закрывался отдел, в котором я работал, я услышал про отдел пропаганды и всё думал: как бы мне туда попасть?..

Людмила Черняховская работала у нас, жена главного редактора издательства «Советский художник» Марка Черняховского, – и через это издательство шли все наши печатные работы. А Мила ездила по ответственным поручениям – в министерство, по выставочным залам, в комбинат Вучетича. Если бы не её обаяние, наши выставки готовились бы дольше – ведь даже для того, чтобы ящики для картин сделать, нужно было отстоять очередь…

Савва Ямщиков, Галина Федина, Нина Зайцева.

Ещё один сотрудник отдела – Ольга Адамишина. Одно время Ольга Николаевна жила в Великобритании, установила хорошие отношения с русским зарубежьем и организовала Фонд помощи русскому искусству. Она и до сих пор ежегодно делает у нас на Бурденко выставки работ молодых художников, выпускников художественных училищ.

Елена Васютинская – научный сотрудник, генератор идей, наш искусствоведческий суперпрофи, сделала целый ряд выставок, в том числе русского портрета ХVIII–ХIХ веков, советской игрушки 20-х – 50-х годов ХХ века, детского портрета ХVIII – начала ХХ века. У неё недавно вышел замечательный альбом-каталог по вернисажу, проходившему в ЦДХ, – «Два века русского детства».

Наталья Барвинская, научный сотрудник, искусствовед, готовит замечательные реставрационные экспозиции, выставки картин современных авторов и коллекционеров. Трудами Галины Ерховой, реставратора высшей категории, восстановлены многие картины, прошедшие через наш отдел. Галина Федина пришла в отдел из центра Грабаря – это говорит о ней как о реставраторе высокого класса. Александр Быков – книжный график, на нём была работа над пригласительными билетами, макетами каталогов. Алла Сват, Светлана Горбачёва, Ольга Мириманова составляли статьи, книги, каталоги.

Н. З.: Виталий Кузюбердин в отделе с самого начала. Если предстоит наисложнейшая работа и профессионалы говорят, что с этим никто не справится, заказчиков из музеев, из реставрационных организаций посылают сюда: «Виталий сделает!» Он спасает самые «пропащие» вещи, которые очень сложно восстановить. Кузюбердин способен вжиться в вещь. Не прибегая ни к каким методикам, ни к каким инструкциям, а просто почувствовав произведение, увидев его послойно своими собственными глазами, а не микроскопом, – находит подходящее решение.

В. К.: Когда я пришёл в отдел, мне было 26 лет. То есть всю сознательную жизнь – бок о бок. Домашняя обстановка со всеми бедами, проблемами. Но у Саввы Васильевича была потрясающая способность разруливать какие-то проблемные ситуации.

На Святой горе Афон. Валентин Распутин, Максим Шостакович, Савва Ямщиков.

Администрации он не касался, только если что-то нужно было – столы перевезти, ящики с картинами, – звонил, договаривался. И даже после болезни, когда Савва стал публицистом, делал он очень много – просто эта деятельность приобрела другие формы. Там, где несколько лет можно было потратить из-за бюрократических проволочек, появлялся Ямщиков, устраивал разнос чиновникам, стучал кулаком – и проблема решалась. Он боролся, бодался – и чего ему это стоило! Вплоть до «скорой» доходило…

Л. С.: Молодёжь к вам приходит?

Н. З.: Так получилось, что Сергей Сергеевич Голушкин, один из основателей отдела – реставратор, корифей, большой мастер, реставратор высшей категории, у которого сотни отреставрированных классических полотен, учитель многих реставраторов, – уже четыре года не работает с нами. Ушли и другие сотрудники, в силу разных причин…

Савва Васильевич написал в своё время статью о нашем отделе, назвал её «Об отделе с благодарностью и любовью». Он перечислил в статье всех, кто работал с ним, каждому благодарен – это чувство ему и по жизни было свойственно: благодарность Богу, семье, людям, которые с ним работали.

Появились пустоты, вакуум, который нужно было заполнять, и мы взяли в последнее время в отдел молодых реставраторов – выпускников Строгановки и реставрационного факультета Свято-Тихоновского университета. Дипломированные специалисты. Работают с энтузиазмом, прониклись атмосферой отдела.

В. К.: Они ещё помнят Савву. После Савёлки, конечно, всё стало грустнее и скучнее.

Н. З.: Он был человек-праздник – приходил, громогласно орал, распоряжался, садился, все несут ему что-то – и сразу такой душевный подъём у всех. За обедом рассказывал кучу анекдотов, истории из жизни – молодёжи было очень интересно, слушали с удовольствием.

В. К.: Ему откуда-то большую банку чёрной икры прислали, он «детям» по огромному бутерброду с горой икры сделал – они с этими бутербродами фотографировались…

Савва Ямщиков и Валентин Распутин.

Л. С.: Савва Ямщиков «служил по России» – в Москве он проводил три-четыре месяца в год, в остальное время звонил, писал из Пскова, Костромы, Суздаля, Ярославля, с Афона, из Италии. Он постоянно был «на коне» – то спасал Кижи, то защищал Пушкиногорский заповедник. С его подачи Владимир Путин узнал о безвозмездной передаче Бременской коллекции Германии – и недобросовестная сделка не состоялась.

Савва Васильевич сражался за историю и культуру нашей Родины. Но – постоянные разъезды, работа допоздна… Как это сказывалось на домашней жизни?

Марфа Ямщикова: Он не был домашним человеком. Дома только ночевал – вся его жизнь проходила на работе, особенно в последнее время…

Н. З.: Когда уезжал домой, он оттуда делал «контрольный звонок». Знал, что мы допоздна задерживаемся, и часов в восемь-девять, а то и перед отходом ко сну звонил, спрашивал: «Как вы?» Это было каждый день.

М. Я.: Дом для него – это где можно кости бросить на кровать, просто отдохнуть и потом опять куда-то бежать. Когда рядом человек, который живёт вот такой интересной, насыщенной жизнью, в стороне не останешься. Он всегда делился, я была в курсе всех перипетий.

Савва Ямщиков с дочерью Марфой. 1990 г.

Л. С.: Пытался Вас увлечь, втянуть в работу отдела?

М. Я.: Он вообще никуда никого не тянул, не тот человек – он мог что-то предложить. То есть была такая позиция: ты должна сама выбрать то, что тебе хочется, что нравится. Абсолютно дистанцировался в вопросе выбора.

Но мы были на одной волне, так что я жила скорее его жизнью. Всё, что происходило, знала. Сама проживала эту жизнь – для меня эти люди, события были очень близки.

Н. З.: (обращаясь к Марфе) Помнишь, ты сказала, когда мы отмечали юбилей, что когда отец брал тебя с собой в твой день рождения на работу, ты не связывала это с днём рождения отдела?..

М. Я.: Да, я не знала.

Н. З.: Так совпало, что 1 июня день рождения Марфы – и в отделе всегда об этом помнили, готовили какой-нибудь подарок. Правда, первые годы было так – а потом Савва Васильевич заболел, и после болезни такого не было…

Первый раз мы отпраздновали этот день после большого перерыва в 2011 году. Тридцать лет исполнилось отделу. За это время у него появились свои яркие традиции, своя атмосфера.

Л. С.: Одна из таких давних традиций отдела – сотрудничество с провинциальными музеями. Так, в запасниках краеведческого музея старого русского города Солигалича были найдены, восстановлены и исследованы портреты художника XVIII века Григория Островского. В музейных хранилищах Ярославской области в своё время на реставрацию было отобрано около 60 портретов, созданных в XVIII – первой половине ХIХ века... А сейчас продолжается такое сотрудничество?

Г. Островский. Портрет М. М. Черевиной. 1774. Картина из Солигаличского краеведческого музея.

Н. З.: Мы и сейчас поддерживаем эту связь. Такие коллекции чаще всего мало изучены, неизвестны, это просто Клондайк. И вот сейчас у нас в работе два таких «клондайка»: Егорьевский музей и солнечногорский музей «Путевой дворец».

В Солнечногорске – великолепное собрание советской живописи ХХ века, 50–60-х годов. В те годы был создан первый сельский народный музей, так называемая Льяловская картинная галерея. А на озере Сенеж был Дом творчества художников, и его гости в эту галерею отдавали свои работы. Шестнадцать лет назад 90 с лишним картин самых разных художников, и советских классиков, и малоизвестных – Терпсихоров, Никонов, Володин, Сергеев, огромное количество имён можно перечислять, – передали в коллекцию музейно-выставочного центра «Путевой дворец».

Мы с этим центром заключили договор – не только о реставрации, но и о выставке: через три-четыре года эту коллекцию наши специалисты приведут в порядок, реставрация будет закончена – и тогда всё это будет показано в нашем выставочном зале.

Л. С.: С другими отделами Института реставрации сотрудничаете?

Н. З.: У нас сложились дружеские отношения с отделом реставрации станковой масляной живописи на Гастелло, который сейчас возглавляет Мария Степановна Чуракова. У неё много молодых реставраторов – и у нас. И сейчас идёт сближение на таком «молодом» уровне – обмен опытом, поездки, конференции. Часть картин, которые оформляются по нашим договорам, мы отдаём в отдел масляной живописи, и Мария Степановна иногда к нам перекидывает что-то по своим договорам. И это основательное сотрудничество, не просто отреставрировали и подготовили выставку – занимаемся серьёзной научно-исследовательской работой. Изучаем коллекцию Солнечногорского музея, сохранность живописи 50-х – 70-х годов ХХ века, технологию, которую использовали художники того времени, – и подкидываем отделу масляной живописи работу, работаем с ними вместе.

В. К.: К примеру, мы расчищаем картину и видим какие-то характерные повреждения, кракелюры необыкновенные – и отдаём в отдел Чураковой.

Н. З.: Мария Степановна составляет каталог, забивает базу данных для словаря-энциклопедии. Её отдел изучает характер разрушений произведений разных эпох, от холста до лака, они подготовили внушительный отчёт по этой теме.

В. К.: Но при всех дружеских контактах, при всём сотрудничестве мы понимаем, что задачи у наших отделов разные, и стараемся не дублировать друг друга. Они занимаются наукой, грунты изучают – а у нас прикладное назначение, мы привязаны к выставкам. Чисто искусствоведческие исследования проводим – историческая часть, атрибуция предметов, их происхождение. Только то, что может пойти сопроводительным материалом к экспозиции, – вводная часть к выставке, сжатая информация о картинах. У нас посетители ходят с блокнотиками, с удовольствием всё это переписывают.

Планировка в доме Палибина осталась неизменной, сохранена живопись стен и потолков.

Л. С.: Выставок стало меньше? Всё-таки время изменилось. Люди по-прежнему интересуются живописью, реставрацией – или посетителей можно по пальцам сосчитать?

Л. С.: Нина Васильевна, Вы говорили, что многие посетители часто называют дом Палибина музеем. Почему?

Н. З.: В 2010 году, к годовщине смерти Саввы Васильевича мы открывали выставку его памяти.

Собрали и выставили здесь, на Бурденко, коллекцию, можно сказать, раритетную, уникальную – афиши, плакаты всех этих всесоюзных, всероссийских, зарубежных выставок.

Это очень ценный музейный, архивный материал, который вряд ли где-нибудь ещё собран, – потому что Савва Васильевич всё, по нескольку экземпляров с каждой выставки, оставлял у себя в мастерской и в отделе.

Когда мы всё это увидели, мы подумали: «Ну, это уже, можно сказать, музей!» И очень символично, что в день нашего юбилея нам подарили книжку с евангельскими иллюстрациями современного художника, которая была подписана: «В музей реставраторов – навечно».

Савва Ямщиков и его работы.

Наверное, это не случайно – у нас и мемориальный кабинет Саввы Ямщикова есть, где хранится всё так, как было при его жизни, ведётся описание предметов.

Фотографии, рукописи, книги, произведения искусств, которые ему дарили художники...

В. К.: Сделаем теперь общую вводную часть, постоянную: история дома, его восстановления, история выставочной деятельности отдела. И о Савве Ямщикове отдельный текст.

Мемориальную доску повесим. Николай Предеин создал в своё время скульптурный портрет Саввы – и теперь попросим его сделать барельеф.

Пустота образовалась.

По делу-то – ничего, отдел работает. И не надо даже, чтобы Савва Россию спасал, просто он был такой человек: он рядом – и спокойно на душе…

Рейтинг публикации:

1

Ключевые теги: Служение России
Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: