Иранский противник Плутона-Ахримана

Гора Немрут (Турция). Большинство историков полагают, что эта голова в солнечной короне некогда принадлежала гигантскому изваянию Митры (I век до н.э.). О митраизме мы можем судить в основном по памятникам археологии: скульптурам и фрескам. Письменных свидетельств почти не осталось. Фото (Creative Commons license): Christian Koehn

Киликия — благодатный край на самом юго-востоке Турции, у границы с Сирией. Ещё античные авторы восхищались плодородием её почв, на которых в обилии произрастали виноград, пшеница, ячмень и просо. В 102 году до н. э. Киликия стала провинцией Римской империи. Однако установить здесь порядок оказалось делом нелегким. Особенно досаждали киликийские пираты, находившие надежное убежище в многочисленных укромных бухтах и пещерах в районе Сарпедонского мыса. Им даже удалось разграбить Остию — центральный порт в устье Тибра в 30 км от Рима! И только в 67 году до н. э. благодаря военному таланту Гнея Помпея (Gnaeus Pompeius Magnus, 106–48 до н.э.), в будущем главного противника Юлия Цезаря (Caius Iulius Caesar, 100–44 до н.э.), Рим избавился от нежданной опасности. Пленных пиратов расселили на пустующих землях в Малой Азии, Центральной Греции и Южной Италии, дабы они стали мирными землепашцами. Никто тогда и предположить не мог, что пройдет время, и божество, которому поклонялись киликийские разбойники, завладеет сердцами сотен тысяч жителей империи.

Между небом и людьми

Речь идет о Митре — древнем восточном боге, поклонение которому началось более 6500 лет назад, ещё во времена единства индоевропейцев. Во II тыс. до н. э., после начала расселения индоариев, культ Митры унесла с собой та их часть, которая стала двигаться от Аральского моря на юго-восток. Это были индоиранцы. После их разделения и у тех, и у других Митра почитался как божество небесного света — гаранта соблюдения порядка, установленного верховным богом на небе и на земле. Однако в Индии фигура Митры довольно быстро отошла на второй план, заслоненная более сильными божествами, такими как Вишну или Шива. Подобная же угроза нависла над ним и в Иране в VI веке до н. э., когда начал свою проповедь Заратустра. Первоначально в новой религии — зороастризме — у Митры было довольно скромное положение. Он даже не вошел в число шести Амеша Спента — высших божеств, помогавших верховному богу Ахурамазде управлять мирозданием. Вместо этого бог небесного света оказался среди язатов — низших божественных сущностей. Однако Амеша Спента были на небесах, а на земле, пользуясь этим, хозяйничал злой демон Ахриман. Вот тогда о Митре вспомнили снова. В священных текстах зороастрийцев, относящихся к V веку до н. э., он уже представлен земным оком Ахурамазды, по сути посредником между богами и людьми.

Так Митра вновь обрел силу. Ему даже удалось загнать Ахримана в преисподнюю, после чего его начали чтить ещё и как божество, дарующее победу. С тех пор он защищал людские души от козней дэвов, рассылаемых по всему свету Ахриманом, наделял богатством и изобилием тех, кто чтил Ахурамазду, и карал отступников, вставших на сторону темных сил. Ему же доверили право вершить суд над душами тех, кто оставил этот мир. Власть Митры сделалась столь большой, что персидские цари из династии Ахеменидов, властвовавшие над всей Малой и Средней Азией с 558 по 330 год до н. э., провозгласили его своим покровителем.

Но, видимо, в какой-то момент почтение к божественному закону ослабло в сердцах азиатских владык, уступив место духовной лени. В 329 году до н. э. держава Ахеменидов рухнула под ударами фаланг Александра Македонского (’Aλέξανδρος ο Μακεδών, Macedoniae rex Alexander, 356–323 до н.э.). Правда, и его империя вскоре распалась. На её территории возникали и исчезали крупные и мелкие государства, среди которых были Понт, Каппадокия и Коммагена, расположившиеся на востоке Малоазийского полуострова. Между ними была одна общая черта — их цари всеми силами старались доказать свое родство с прославленными Ахеменидами, пусть даже те уже канули в Лету. Помимо прочего они приняли культ Митры: в глазах других правителей Востока это должно было послужить гарантией законности их притязаний, ведь в противном случае они рисковали навлечь на себя божественный гнев.

Так-и Бостан (Иран). Коронация Шапура II (?–379), иранского царя из династии Сасанидов. Справа от царя Ахурамазда, слева — Митра. Фото (Creative Commons license): Philippe Chavin

По прошествии некоторого времени в этих странах культ Митры отделился от зороастризма, превратившись в самостоятельную религию — митраизм. В нем Ахурамазда не переставал считаться верховным богом, но и он, и Амеша Спента явно отошли на второй план по сравнению со стражем божественного закона, которого здесь чтили по большей части как бога военных побед. Именно поэтому пираты из Киликии и доверили ему свою судьбу. Победа — что для них могло быть важнее? Как мы уже говорили, часть из разбойников после плена была поселена в Южной Италии. В столицу Римской империи митраизм проник, судя по всему, именно оттуда.

Проза прагматизма

К сожалению, мы не располагаем источниками, которые могли бы дать представление о судьбе нового культа в стенах Вечного города на рубеже новой эры. Но уже в эпоху Нерона (Nero Claudius Caesar Augustus Germanicus, 37–68), который и сам был митраистом, многие граждане Рима охотно воздавали почести иранскому богу. Тем не менее в масштабе империи культ Митры распространили не столичные жители, а солдаты. В середине I века римские войска под командованием Гнея Домиция Корбулона (Gnaeus Domitius Corbulo, ?–67) много воевали в Армении и Месопотамии, которая тогда принадлежала Парфии. В обеих странах Митра был в большой чести.

Культ Митры как нельзя лучше подходил суровым римским легионерам, ценившим верность долгу и относившимся к победам, как к наградам за преданность заветам предков. Как известно, римское язычество усыновляло всех «полезных» богов, населявших ойкумену, поэтому солдаты Корбулона без долгих сомнений стали митраистами. После окончания боевых действий некоторые из легионов были переведены на запад империи, и их воины посвятили в тайны митраистского культа братьев по оружию. А вскоре к ним примкнули и торговцы, обслуживающие армию. В общем, во II веке культ Митры стал пользоваться в Римской империи большой популярностью. Кроме Нерона было ещё несколько императоров, чтящих Митру, — Коммод (Lucius Aelius Aurelius Commodus, 161–192), Септимий Север (Lucius Septimius Severus, 146–211) и Диоклетиан (Gaius Aurelius Valerius Diocletianus, 245–313).

Вообще, латиняне всегда нуждались в духовном поводыре. Сначала это были этруски, научившие римлян общаться с богами через гадания, потом греки, подарившие свою мифологию, затем эллинистические народы, познакомившие властителей мира с мистериями, к которым относился и митраизм, и, наконец, иудеи, принесшие христианство. В римском синкретизме была только одна черта, которую можно счесть за его особенность — прагматизм.

По мере распространения среди легионеров митраизма, стрелы на их щитах, изображенные некогда как стрелы Юпитера, превращались в их глазах в стрелы Митры. Фото (Creative Commons license): portableantiquities

Римляне почитали как высшую ценность государство и общественное благо. Соответственно, религия прагматиков была ориентирована именно на них, а не на личность. Боги в глазах римлян служили, в первую очередь, источником процветания сначала республики, потом — империи: внутренний мир верующего был небу не интересен. Да и не было для римлянина в богах никакой загадки: такие же люди, только с большими возможностями. У греков этот духовный вакуум компенсировался философией, но в Риме она развилась гораздо позднее. Вера требовала от римского гражданина совсем не много — правильно совершать жертвоприношения, чтить духов предков и внимать указаниям жрецов, следящих за предзнаменованиями. Что будет после смерти, жители Рима представляли плохо. По большому счету, царство Плутона сулило их душам безрадостное скитание в холодном полумраке. Поэтому хозяева империи жили в основном настоящим и бессмертие себе искали не в новой жизни, а в памяти потомков.

И надо сказать, что римляне как люди, которых всегда отличала крепкая психика, долгое время вполне комфортно существовали даже в таком ограниченном духовном пространстве. Ментальный кризис дал о себе знать только во II веке до н. э. Государство росло на восток, и на фоне культов, развитых в подлунных странах, римская религия выглядела особенно прозаичной. Все больше и больше жителей империи начинали интересоваться мистическими культами древних народов — Кибелой и Аттисом, Адонисом и Дионисом, Исидой и Осирисом. Все они открывали перед посвященным невиданные ранее экзистенциальные перспективы. Участник мистерий входил в транс, обретая единосущность с божеством, несущую экстаз — свидетельство того, что мист  угоден богу, и после смерти его ждет жизнь, исполненная ещё большего наслаждения. Однако эти культы содержали в себе довольно много варварских ритуалов: кровавые жертвоприношения и беспорядочные половые связи, в том числе и гомосексуальные. Это раздражало власти и сильно сужало социальную базу восточных сект — благонравные римляне обходили их стороной. Митраизм же был гораздо привлекательнее. Он совместил в себе верность дисциплине и долгу, столь ценимых в Риме, с мистическим откровением и обещанием блаженства после смерти.

Охотник на священного быка

Римские митраисты полагали, что первоначалом бытия было бесконечное, бесполое и бесстрастное Время, отождествляемое ими с Кроносом. От него ведет происхождение пара богов — Юпитер (то есть Ахурамазда) и Плутон (Ахриман). Юпитер, в свою очередь, сотворил всех остальных богов, в том числе и Митру: последний вышел из скалы в пещере на берегу реки под священным деревом. В его руках были факел (символ божественной истины) и нож (символ кары за пренебрежение к ней).

Первым испытанием для Митры стала поимка священного быка — первого земного существа, созданного Юпитером. Преодолев все трудности, Митра выполнил задание и притащил тяжеленное животное к себе в пещеру. Но бык убежал, и Юпитер повелел заколоть его. Митра подчинился воле родителя с неохотой, но тем не менее сделал все, как тот хотел. Он нагнал быка и вонзил ему в бок нож. В тот же миг из тела жертвы произросли все травы и деревья (кроме ядовитых, которые создал Плутон), а из его спинного мозга — пшеница, из крови же поднялась виноградная лоза. Луна-Селена собрала семя быка в сосуд, и оно породило всех полезных для человека живых существ. Так Митра стал причастен к процессу творения. Тем временем Юпитер создал первых людей. Но Плутон, желая истребить их, наслал страшную засуху. Тогда Митра взял лук и выпустил несколько стрел в отвесную скалу, из которой забил чудесный родник. Однако Плутон не успокоился и устроил всемирный потоп. Но один человек, предупрежденный Митрой, построил ковчег и спасся, как Ной. Наконец злой демон задумал истребить все земное с помощью огня. Тогда Митра вызвал ливень, погасивший пламя. После этого земная миссия Митры закончилась. Устроив пир для богов, он вознесся на небо на колеснице Солнца. Обо всем этом рассказывают скульптурные изображения и росписи митраистских храмов.

Развалины храма Митры (митреума) рядом с валом Адриана на севере Англии. Митраизм проник даже сюда, на самый край империи. Фото (Creative Commons license): Alun Salt

По небу вверх и вниз

Изначально Митре поклонялись в пещерах, символизирующих то место, где он родился. Храмы стали возводить позже, но и их интерьер должен был воспроизводить замкнутое пространство внутри скалы. Над входом в святилище возводили здание с портиком из нескольких колонн. В само святилище  надлежало спускаться по лестнице, расположенной в середине этого задния. Святилищу всегда придавали продолговатую форму, а в его конце находилась ритуальная ниша, в которую помещали рельеф, изображающий Митру-Тавроктона, то есть убивающего быка. Рядом стояли жертвенники со священным огнем. По правой и левой стене святилища располагались ряды скамеек, на которых размещались верующие. Само священное действо совершалось в проходе между ними. К сожалению, о его деталях мы ничего не знаем: не сохранилось ни одной богослужебной книги митраизма.

В митраистком культе существовало семь ступеней посвящения. Достигнув последней, адепт получал все необходимые знания для успешного прохождения испытаний, ожидающих его после смерти. Митраисты считали, что существуют семь небесных сфер, каждой из которых управляет одна из планет. Над последней из них находится эмпирей, некое пространство, озаренное сиянием, где пребывают души. По воле Судьбы или по собственному желанию бороться с мировым злом они спускаются на землю и оживотворяют тела. Проходя через сферы неба, души получают от каждой планеты (вернее, от их богов) те или иные свойства, которые определят в дальнейшем их характер. Например, Марс наделял смелостью, вспыльчивостью или авторитарностью. От Гермеса (бога планеты Меркурий) получали хитрость, предприимчивость или сметливость. После смерти душа следовала тем же путем, только в обратном направлении. Правда, вернуться на небо могли только те души, которым это позволил Митра, сочтя их достойными блаженства. Остальные отправлялись в Орк (Аид), в подземный мир Плутона.

Однако даже души праведников, пересекая границы сфер, представали перед ангелами, охранявшими вход. И только посвященный знал магические формулы, после произнесения которых стражники разрешали ему двигаться дальше. Проходя уровень за уровнем, душа возвращала планетам все те качества, которыми они когда-то наделили её. И в конце концов вновь попадала в эмпирей, для того чтобы обрести блаженство, погружаясь в созерцание сияния божественной красоты. Если же душа не могла перейти на какой-то уровень, она становилась призраком, обреченным на бесприютные скитания по земле. Но её страдания имели свой предел. В назначенный срок должен был настать конец времен. На земле вновь появится чудесный бык, которого Митра снова убьет ради того, чтобы воскресить во плоти всех умерших. На последнем суде верховный бог отделит угодных ему (в том числе и не прошедших небесные сферы) от не угодных. Последние вместе с Плутоном-Ахриманом погибнут в мировом пожаре, посланном с небес.

Статуя Митры-Тавроктона из Остии. Культ Митры считался тайным и его адепты собирались в подземельях. Фото (Creative Commons license): Matthew Folley

Морок божественного плагиата

Итак, воскресение во плоти, последний суд и грядущее царство праведников — параллели с христианством здесь очевидны. На самом деле их ещё больше: празднование 25 декабря как дня рождения Митры, почитание седьмого дня недели, омовение при посвящении в таинства (крещение), нанесение священного знака на лоб (миропомазание), вкушение освященного хлеба и воды, в которую добавлялось вино (причастие). В трудах христианских авторов, чья вера распространялась по Римской империи в то же самое время, что и митраизм, подобное сходство представлено как результат козней Дьявола, задумавшего поглумиться над святыми таинствами, установленными Христом. Ну, а в наше время существует точка зрения, согласно которой параллели между двумя религиями рассматриваются как доказательство сенсационного тезиса: христианство — не более, чем калька с митраизма.

Однако на такой вывод был бы чересчур поспешным. Дело в том, что ритуалы, сходные по форме с крещением, причащением, соборованием или миропомазанием, так же как и апокалипсические чаяния, характерны для многих эллинистических культов. Так же обстоит дело и с 25 декабря. Этот день привязан к периоду зимнего солнцестояния, а почти все восточные верховные боги связаны с солнечным культом. И митраисты, и христиане просто использовали сложившуюся за многие века духовную традицию. Однако не они определяют сущность культа. Если мы сравним религии Христа и Митры, станет очевидным, что между ними существуют три принципиальных различия. Первое: митраизм — религия политеистичная, христианство же признает только одного Бога. Второе: христианство — это религия умирающе-воскресающего божества (что роднит его с культом Осириса или Адониса), приносящего себя в жертву; Митра не проходит через смерть, вместо себя он приносит в жертву быка. И третье: митраизм признает автономность зла — ведь Ахриман-Плутон такой же сын Кроноса, как и Юпитер. Значит, зло миру присуще изначально (пусть оно и будет уничтожено в конце времен). В христианстве зло — это аномалия, к которой Творец не имеет никакого отношения.

И тем не менее до сих пор поражают воображение слова, сказанные Эрнестом Ренаном (Joseph Ernest Renan, 1823–1892): «Если бы христианство было остановлено в своем развитии каким-то смертельным недугом, мир бы стал митраистским». Так был ли у Митры шанс занять место Христа? На наш взгляд — нет. И вот почему. Конечно, митраистов было гораздо больше, чем поклонников каких-либо иных мистериальных эллинистических культов. Но все-таки митраизм — это в первую очередь религия власти и действия, и к ней склонялись по большей части солдаты и чиновники. Их было около одного миллиона, при общей численности населения империи — 55 миллионов.

Однако социальная база христианства была шире. Оно не только чтило долг и справедливость, как митраизм. Христианство предлагало то, чего не могла дать ни одна античная религия — милосердие и прощение, которые нужны всем и всегда. Митра был справедлив, но беспощаден к тем, кто по какой-то причине переступил порог греха. Христос же ради грешных принял смерть. Кроме того, митраизм был исключительно мужской религией, к женским мольбам бог был равнодушен. В христианстве же женщины играли очень важную роль. Многие римские аристократы стали христианами именно под влиянием своих жен.

Есть и другой момент. Как мы помним, Митра был богом, посылающим военный успех тем, к кому был благосклонен. Соответственно, все те многочисленные поражения, выпавшие на долю римской армии в эпоху заката империи, воспринимались как богооставленность. Митра в глазах прагматичных римлян перестал быть «полезным». Это доказал разгром армии митраиста Максенция (Marcus Aurelius Valerius Maxentius, 278–312) императором Константином (Flavius Valerius Aurelius Constantinus, 272–337), над войском которого развивались флаги с изображением креста (312). С тех пор легионеры императора-победителя заменили на щитах стрелы Митры на буквы ХР — Христос. При Константине христианство становится государственной религией.

Христианство было привлекательно и для интеллектуалов. Богословие митраизма было очень слабым. В то же время христианская патристика к концу II века уже не уступала греческой интеллектуальной традиции.

Пьеро делла Франческа (Piero della Francesca, ок. 1415/1420–1492).«Битва Константина с Максенцием» (1452–1466). Накануне сражения Константин увидел на небе знамение: крест с надписью «Сим победиши»

Наконец, стоит сказать и о христианской стратегии исключительности. Христиане не признавали никакого другого Бога кроме своего и были готовы стоять на этом до конца.

Античные же религии, готовые принять богов из других пантеонов, не были приучены к борьбе, что сделало их беспомощными. С начала IV века митраизм сдает все свои позиции столь же стремительно, как когда-то захватывал их. Последней его надеждой стал император Юлиан (Flavius Claudius Julianus, 331–363), за возвращение языческих культов прозванный Отступником. Но спустя 20 лет после его смерти в 382 году эдикт императора-христианина Грациана (Flavius Gratianus, 359–383) наложил на поклонение Митре полный запрет. Дольше всех культ бога справедливости продержался в горных районах Каппадокии. Последние митраистские общины исчезли там в V веке.

Павел Котов, 22.09.2009