"Когда еще учился в школе читал книгу Акунина "Алмазная колесница". Там в первом томе описывались некоторые диверсии на железных дорогах России вр время Русско-Японской Войны. А еще в одной книге немецкий шпион пытался сорвать принятие на вооружение бомбардировщика "Илья Муромец".
Интересно было бы почитать про диверсионную деятельность разных сторон во время Русско-Японской и Первой Мировой Войны"
Давайте так, все таки из за обширности темы (будущим заказчикам в столы заказов на заметку) остановимся все таки на Русско-Японской войне, а Первую мировую если есть интерес попросим прописать уже в февральском столе. Начнем разбираться с вопросом ...
К началу русско-японской войны разведывательная служба в Японии имела многовековую историю. Уже в XVI в. была хорошо организована разведка и наблюдение за всеми слоями общества внутри страны. Необходимости же в заграничном шпионаже не было, так как вследствие политики «самоизоляции» внешние контакты вплоть до середины XIX в. были весьма ограниченными.
Наличие опыта внутренней разведки позволило японскому Генеральному штабу уже в конце XIX и особенно в начале XX в. быстро и сравнительно легко организовать широкую разведовательную сеть в государствах, которые Япония рассматривала объектом своей внешней экспансии, и в первую очередь в Китае. Победа в японо-китайской войне 1894–1895 гг. заставила Японию обратить взор на Россию, которая стала рассматриваться основным препятствием японской экспансии на Дальнем Востоке.
Готовясь уже с конца XIX в. к военному захвату Маньчжурии и русских дальневосточных земель, японцы стали активно проводить разведывательную работу внутри России.
Еще за 10 лет до начала русско-японской войны японцы направили в Россию, и в особенности в Маньчжурию и на Дальний Восток, большое количество своих шпионов и диверсантов, на основании получаемых от них сведений тщательно изучали организацию и боевые возможности российской армии и флота, будущий театр военных действий, и составляли оперативные планы ведения войны.
По далеко не полным данным, составленным на основании материалов жандармских органов России, количество японских шпионов, действовавших на территории нашего государства, к началу русско-японской войны доходило до пятисот человек. Разумеется, сведениями от японской стороны, вследствие специфики проблемы, мы не располагаем и по сей день.
Становление контрразведки в России связано с именем Владимира Николаевича Лаврова — ротмистра Отдельного корпуса жандармов, специалиста по тайному государственному розыску. В своем первом отчете за 1903 г. Лавров отмечал, что для ловли шпионов одного наружного наблюдения недостаточно. Нужна хорошая внутренняя агентура, работающая в разных правительственных учреждениях, в гостиницах, ресторанах и т. д.
К лету 1904 г. российская контрразведка освоилась с новыми условиями работы, вызванными войной, и, пытаясь перехватить инициативу у японцев, начала действовать с упреждением, в основном за пределами России. В самой же России к этому времени деятельность контрразведки велась достаточно планомерно, и сообщения различных учреждений, занимавшихся слежкой за иностранными шпионами, наводнили Петербург.
Несмотря на успехи российской контрразведки в борьбе с японскими агентами на территории России, в целом работа была поставлена из рук вон плохо. Ее отличали невнимательность, заорганизованность, а иногда и полная неорганизованность, недостаток сведений о Японии и японском менталитете. Возглавляемое Лавровым отделение вскоре после войны было ликвидировано.
Японские шпионские группы располагали значительными средствами для шпионско-диверсионной работы и для приобретения помещений, которые приближали их к массе населения. Как правило, приобретались небольшие мелочные лавчонки, преимущественно булочные, которые посещались всеми слоями населения. В эти лавочки в числе других покупателей приходили солдаты и офицеры русской армии, из разговоров которых, иногда неосторожных, можно было узнать очень многое, не говоря уже о том, что офицерские и солдатские погоны давали возможность определить, какие новые части русских появились в этом районе.
Обычно беседа с русскими офицерами и солдатами начиналась «случайным» вопросом, который задавал старший группы шпионов как хозяин заведения, а остальные шпионы работали «молча» приказчиками, грузчиками или просто толпились около лавчонки.
Немало шпионских сведений получили офицеры японского Генерального штаба и от посетителей опиекурилен.
Одной из наиболее распространенных среди японских шпионов и разведчиков профессий была профессия фотографа. Некоторые из фотографов-разведчиков оказывали большие услуги японскому Генеральному штабу.
Отдельные японские офицеры работали также «прачками» или охотно ловили «рыбу» в водах близ русских берегов.
Более того, уже во время войны было обнаружено несколько японских шпионов, работавших санитарами в русских госпиталях.
Японские шпионы работали также поварами, кочегарами и официантами на русских и иностранных пароходах, курсировавших между русскими и иностранными портами. Японские шпионки охотно устраивались на работу в качестве нянек и горничных в семьи к военным или к знакомым военных.
Неплохо были осведомлены о России задолго до войны и многие другие офицеры и генералы, работавшие в штабах японской армии. Так, начальник штаба маршала Ояма генерал Кодама, которого считают автором плана войны с царской Россией, долгое время прожил в Амурской области.
Очень часто шпионские группы работали в качестве строительных рабочих над возведением укреплений, собирая точные сведения о размерах этих укреплений, тем более что русское командование во время русско-японской войны показывало исключительные образцы преступной небрежности и в отношении хранения военной тайны. Так, например, при постройке портов на Куанчендской позиции подрядчикам-китайцам были выданы планы фортов. Более того, даже охрана этих фортов была организована из сторожей-китайцев.
В тылу царской армии во время войны такие шпионские группы японцев, действовавшие на территории сектора, обычно возглавлялись японскими шпионами-китайцами. Они, как и руководители шпионских групп на японской территории, имели в своем распоряжении группу шпионов от трех до пяти человек.
Сбором сведений в пользу японцев во время войны занимались также мелкие торговцы — китайцы и корейцы. Они торговали русским табаком и японскими папиросами, местными лакомствами и безделушками и под этим предлогом успешно собирали нужные японцам сведения.
У многих из царских офицеров служили денщиками китайцы. В Ляояне эти «денщики» аккуратнейшим образом два раза в неделю собирались у японских агентов и давали им сведения о своих господах.
Для получения информации японским разведчикам в большинстве случаев не требовалось никакой хитрости или изобретательности. Нужно было только иметь «своих» людей в общественных местах и слушать то, что болтали многие офицеры, а иногда и солдаты.
Обширная своевременно организованная шпионская сеть значительно облегчала работу японской войсковой разведки, иногда почти заменяя ее.
Организацией и повседневным руководством разведывательной деятельности в России занимался японский Генеральный штаб. Он имел в своем распоряжении довольно обширную сеть различных организаций, обществ и бюро, на которые возлагалась практическая шпионская деятельность на территории России. Возглавляли эти организации обычно офицеры японского Генерального штаба.
Многие японские шпионы, офицеры Генерального штаба, «специализировались» в качестве содержателей публичных домов и курилен опиума. «Японские» улицы таких русских городов, как Владивосток, Никольск и другие, состояли почти сплошь из публичных домов. Число японских шпионов-сутенеров и содержателей публичных домов колебалось в среднем от одной трети до одной пятой всех японских подданных, проживавших в городах Дальнего Востока. И проститутки, и офицеры японского генерального штаба делали одно общее дело. Они не гнались за деньгами, а выкрадывали из полевых сумок, портфелей и карманов посетителей публичных домов различные документы.
Так, например, в городе Мукдене вплоть до русско-японской войны штаб-офицер Нагакио содержал четыре публичных дома, через которые собирал необходимые шпионские сведения для японского Генерального штаба.
В Порт-Артуре еще до войны 1904–1905 гг. долгое время существовал публичный дом, открытый американской подданной Жанетой Чарльз. Помимо «обычного» для данного заведения занятия, шпионское ремесло в его стенах достигло чрезвычайно больших размеров. После закрытия полицейскими властями заведения Жанеты Чарльз в Порт-Артуре, она переехала во Владивосток и так же открыла публичный дом под названием «Северная Америка». Так же, как и в Порт-Артуре, во Владивостоке велась разведывательная деятельность в пользу Японии и ее союзников (Великобритании и США).
Большую помощь японской разведке на территории России оказывали и немецкие подданные. Так, немецкая фирма «Кунст и Альберс», монополизировавшая торговлю на Дальнем Востоке, занималась шпионажем в пользу Германии и Японии. Японские агенты были внедрены в фирму под видом продавцов и мелких служащих, и их донесения [345] о состоянии русских войск в регионе регулярно появлялись в Генеральном штабе в Токио.
Немало японских шпионов работало приказчиками не только у русских, но и иностранных купцов в городах Дальнего Востока. Один из английских торговцев, часто бывавший во Владивостоке, имел здесь своего приказчика-японца. В начале января 1904 г. этот «приказчик» заявил своему хозяину, что больше он работать не будет. Англичанин никак не мог уговорить его не бросать работы, хотя и обещал ему утроить жалованье. Каково же было изумление англичанина, когда он по приезде в Токио встретил на одной из главных улиц города «своего» приказчика в форме капитана японского Генерального штаба. Офицеры японского Генерального штаба нередко устраивались на работу в парикмахерских городов или станций, где стояли гарнизоны царской армии. Обслуживая офицеров и солдат, шпионы-парикмахеры устанавливали состав расквартированных частей армии, добывая сведения, нужные японскому Генеральному штабу.
Вместе с сотрудниками Генерального штаба, разведывательной деятельностью занимались и японские дипломаты, при этом особую активность проявил японский посол в Петербурге.
Таким образом, японский Генеральный штаб еще задолго до начала русско-японской войны сформировал обширную агентурную сеть в России, через которую собирал все необходимые сведения о будущем дальневосточном театре военных действий.
В первые месяцы войны Японии хватало кадров, завербованных еще в мирное время. Но с расширением театра военных действий их число не стало удовлетворять Генеральный штаб. Поэтому Япония спешно стала заниматься вербовкой новых кадров, главным ядром которых стали представители местного китайского населения.
Проведению успешной вербовки китайцев на сторону японцев способствовало почти полное в связи с войной прекращение местной торговли. Многочисленные китайские торговцы и приказчики остались без работы и охотно соглашались на предложения японцев заняться агентурной деятельностью. Особую ценность для японской разведки составляли китайцы, хорошо знавшие русский язык. На содержание этой категории своих шпионских кадров Япония тратила огромные средства. По свидетельству разоблаченных агентов, они получали по 200 иен ежемесячно, что по тем временам представляло довольно солидную сумму. Не знавшим русского языка и не представлявшим особую ценность агентам выплачивалось около 40 иен.
Особую ценность для японской разведки представляли те китайцы и корейцы, которые работали у русских в качестве переводчиков и писцов. Китайцы и корейцы, работавшие у русских и являвшиеся японскими шпионами, очень долго не были разоблачены. Лишь в конце 1904 г., т. е. спустя полгода после начала войны, из ряда дел о японских шпионах удалось установить, что среди переводчиков китайцев и корейцев, работавших в царской армии, были японские шпионы.
Наряду с довоенной вербовкой «неблагонадежных», японцы во время самой войны, захватывая территории, находившиеся до этого в руках России, немедленно развертывали активную работу по вербовке шпионов и разведчиков среди китайцев и корейцев, применяя те же методы: шантаж, подкуп, убийства.
Методы вербовки, применяемые японскими шпионами и диверсантами, в основном сводились к следующему: японцы изучали слабости человека, которого намечено было завербовать, после чего в ход пускались подкуп, шантаж, обманы всякого рода, угрозы, использование недостатков и промахов отдельных людей.
Кроме того, помимо посылки шпионов на тот или иной участок, японцы имели возможность получать подробные устные, а иногда и письменные сообщения о русских войсках через местных жителей, среди которых у них было много знакомых, вольно, а иногда и невольно доставлявших японским шпионам те или другие сведения.
Для того чтобы затруднить доступ шпионов и разведчиков со стороны противника, японцы применяли следующий прием: путем дознания они выясняли пути, по которым шел тот или иной русский разведчик, узнавали названия деревень, где он останавливался, владельцев домов, где он ночевал, после чего привлекали всех этих лиц во главе со старшиной селения к ответственности как пособников русской разведки.
Однако по мере развертывания военных действий японским шпионам и разведчикам становилось все труднее и труднее работать на линии фронта. Использование японцами китайцев и корейцев для разведывательной работы вскоре потеряло свое преимущество. Хотя корейцы и китайцы, как местные жители, хорошо знали местность, но и они стали вызывать у русских не меньше подозрений, чем японцы, особенно после того, как удалось установить наличие среди японских шпионов корейцев и китайцев.
Помимо вербовки китайского населения, японцы привлекали к агентурной работе и родственников солдат, состоявших на службе в российской армии и попавших в плен к японцам. В рапорте полковника Огиевского от 27 июня 1905 г. по этому вопросу сообщалось: «Из рассказов многих шпионов как на суде, так и на предварительном следствии обнаружилось, что японцы, заняв новую местность, путем расспросов выясняют, кто из местных жителей находился на службе в русских войсках или имел с ними сношения, и потом всех таких лиц заносят в категорию подозрительных. Затем, под угрозой жестокого наказания подозрительным жителям предоставляется право заслужить себе расположение японских властей, для чего рекомендуется отправиться на север и, пользуясь своими прежними связями с русскими, доставить интересные японцам сведения».
Разумеется, в условиях войны обучение агентов проводилось с большей поспешностью. После краткосрочного обучения и соответствующей практической подготовки шпионы группами в 3–4 человека направлялись для работы в тылы русской армии. Возглавлял такую группу обычно наиболее опытный агент, хорошо знавший русский язык. [350]
Группе выдавались деньги, на которые она по прибытии в назначенный район открывала какое-либо торговое предприятие или мастерскую для конспирации своих истинных целей.
Члены группы, внедряясь в штат работников ресторанов, погонщиков при обозах, а также в госпитали, успешно собирали интересующие Токио сведения.
Скорейшей доставки собранной информации также уделялось большое внимание. С помощью специальных почтальонов она направлялась через линию фронта в Центральное японское бюро. Для этого к каждой агентурной группе приписывалось несколько надежных почтальонов, что обеспечивало оперативность доставки сведений о вооруженных силах России.
Серьезное внимание уделялось и сбору сведений о передвижении русских войск. Эта информация, несомненно, была стратегически необходимой японцам и давала возможность предупредительно передислоцировать войска. Для сбора такой информации японские агенты были заброшены на все крупные станции Сибирской железной дороги.
В то же время связь между японскими шпионами через фронт, передача донесений была очень затруднительна, особенно в первый период войны, когда японская армия продвигалась мелкими частями.
Своевременная доставка по назначению относительно легко собранных сведений нередко наталкивалась на непреодолимые препятствия. Воюющие стороны находились друг от друга на значительном расстоянии, и поэтому собранная информация часто запаздывала или попадала в руки русских.
Для сохранения и своевременной доставки собранных сведений «по назначению» придумывались всевозможные ухищрения. Так, донесения вплетались в косы китайцев, помещались в подошву обуви, зашивались в складки платья и т. п.
Наряду с этим японские шпионы, заметив, что китайцы перед началом боев в их деревне бросали свои дома и уезжали по различным направлениям, стали использовать их для передачи сведений по назначению. Этих беженцев японцы использовали и для прокладки телефонных линий. Так, русские разъезды неоднократно задерживали китайские арбы, груженные пожитками, среди которых оказывались катушки с японским телефонным проводом, а иногда даже находились и телефонные аппараты.
Японские шпионы переходили через линию фронта и под видом бродячих рабочих, носильщиков, странствующих китайских купцов, погонщиков скота, искателей корня женьшень и т. д.
Японские разведчики для доставки донесений по назначению, особенно в ночное время, надевали форму русских солдат, офицеров и очень часто переодевались русскими санитарами.
Для передачи сообщений через фронт применялась и такая уловка. Нарядившись уличным торговцем, шпион в корзине нес товары различных цветов, причем каждый цвет товара обозначал определенный род войск, а каждый мелкий предмет — оружия: трубки — тяжелую артиллерию, папиросы — полевые пушки, а количество этих предметов точно соответствовало количеству того или иного рода оружия на данном участке фронта. На товарах «торговца», кроме того, делались мельчайшими иероглифами записи, которые в отдельности ничего не значили, но, собранные агентом воедино, давали ему полное и четкое донесение.
Передача донесений от одного японского шпиона другому облегчалась их системой. Каждый агент получал крохотный металлический номер, который он мог прятать в косу, между пальцами ног, носить во рту.
В местах наибольшей глубины фронта, доходившей иногда до 60 километров, для быстрой передачи донесений японская разведка использовала специальных «проходчиков», которые передавали сведения от агентов, находившихся по ту сторону кордона. Вся работа этих «проходчиков» заключалась в том, чтобы непрерывно поддерживать связь между агентом, которому они были приданы, и тем органом разведки, которому их агент передавал сведения. В роли «проходчиков» выступали многочисленные нищие, китайцы и корейцы, проживавшие в прифронтовой полосе. Одним из самых доступных источников информации, активно использовавшимся накануне и в ходе русско-японской войны японцами, была российская и заграничная печать.
Очень много ценных сведений о состоянии и передвижении русской армии японский Генеральный штаб получал из русской прессы того времени, которая, несмотря на наличие цензуры, с преступной небрежностью публиковала многие вещи, не предназначенные для достояния общественности. Газеты оперативно сообщали о мобилизации той или иной части войск для отправки на Дальний Восток и даже сообщали сведения «из достоверных источников» о переброске войск в те или иные районы. Разумеется, все эти сведения по телеграфу передавались за границу, в результате чего японский Генеральный штаб имел полное представление о пропускной способности железных дорог, о количестве русских войск и пунктах их сосредоточения. Особо ценным источником сведений о русской армии для Японии был «Вестник Маньчжурской армии», в котором публиковались не только списки потерь, но и указания точных позиций русской армии. Так, в №212 и 245 «Вестника» были помещены «всеподданнейшая» телеграмма главнокомандующего генерала Линевича и приказ о производстве смотра прибывшим на театр военных действий пластунской бригаде, 4-й стрелковой бригаде и кавказской казачьей дивизии. В №225 был опубликован приказ главнокомандующего за №444 о производстве смотра 5, 17 и 9-му армейским корпусам 3-й армии и 10 и 6-му сибирским корпусам 3-й армии.
Число таких приказов было огромно, и естественно, что все эти сведения при свободной продаже русских военных газет и мощной разведывательной японской сети немедленно использовались японцами при планировании стратегических операций.
Военной тайной пренебрегала и другая известная газета — «Русский инвалид», в номерах которой давались объявления, призвавшие высылать материалы к годовщине того или иного полка. В подобных объявлениях указывался [354] не только точный адрес воинской части, но и краткая история ее существования.
Уместным будет привести и такой факт: в 90-х годах XIX в. прусским артиллерийским офицером И. И. Германом был изобретен дальномер. Это изобретение привлекло внимание военных атташе всех больших государств, в том числе и японского военного атташе в Петербурге. Герман от продажи своего изобретения за границу отказался. Несмотря на это, во время русско-японской войны японская артиллерия, в отличие от русской, оказалась снабженной дальномером Германа, что еще раз подтверждает успехи японских агентов.
Своими успехами в разведывательной деятельности в России в 1904–1905 гг. японцы открыто гордились в 30-е годы XX в. Так, в 1934 г. в Японию был приглашен некий Симонов, руководивший во время русско-японской войны расстрелом шести японских шпионов, а после Октябрьской революции участвовавший в белогвардейском движении. В Токио господин Симонов был приглашен с единственной целью — прочитать ряд лекций на тему «о поведении японских героев-разведчиков в последние минуты их жизни». Еще одним характерным примером служит состоявшаяся в 1935 г. беседа министра иностранных дел Японии Хирота с корреспондентом журнала «Гэндай». В интервью Хирота рассказал о том, как перед самым началом войны с Россией начальник разведывательного департамента министерства иностранных дел Ямадза Ёндзиро готовил его к разведывательной деятельности в России. За несколько месяцев до начала русско-японской войны студент университета Хирота был ночью вызван к Ямадза, который заявил ему о том, что отношения с Россией натянуты и что война неизбежна.
«Поэтому вы скоро получите работу в министерстве иностранных дел и должны будете поехать с целью разведывательной работы в Россию, — заявил Ямадза. — Вы поедете вдвоем. Один из вас поедет через Владивосток в Сибирь, а другой — через Корею в Маньчжурию. Посылка вас как студентов для этих целей весьма удобна, так как вы [356] поедете как бы для того, чтобы использовать свой отпуск в России с целью изучения языка на практике»{9}. Как далее сообщает Хирота: «Я побывал в Дайрене, Порт-Артуре, порту Инкоу, Наньзяне, Мукдене и в других пунктах, детально обследовал укрепленные пункты русских войск, воинские масти и т. д. и вернулся в Токио».
Все получаемые от своих шпионов в России сведения о передвижении русских войск и флота немедленно доставлялись в Генеральный штаб.
Японские агенты не ограничивали свою деятельность на территории России сбором информации. В их задачу входила также и организация диверсионных актов.
Диверсионная, подрывная работа японских шпионов и разведчиков давала себя чувствовать почти на каждом шагу. Все чаще и чаще казачьи разъезды ловили китайцев или японцев, переодетых в китайскую или монгольскую одежду, при разборке железнодорожных путей или порче телеграфных линий.
Офицеры японского Генерального штаба, еще до войны занимавшие те или иные должности на железнодорожных стройках Маньчжурии, руководили многими японскими шпионами, одетыми в китайскую, корейскую и монгольскую одежду и устроившимися работать в качестве строительных рабочих. Кроме того, некоторые из лиц других национальностей (китайцев, корейцев, маньчжур и монголов), занятых на строительстве этих железных дорог, также были завербованы японцами для шпионской работы. Проникновение японских шпионов на строительство железных дорог облегчалось тем, что, начиная с 1899 г., царское правительство выписывало на строительные работы десятки тысяч китайцев из Тяньцзиня и Чифу, где были сосредоточены крупные центры японского шпионажа. Естественно, что среди прибывавших партий строительных рабочих было немало японских шпионов и диверсантов.
Основной упор делался на организацию подрывов железнодорожных мостов и порчу железнодорожного полотна. Так, в феврале 1904 г. они создали в Пекине диверсионную [357] группу из шести человек и направили ее в район станции Цицикар с целью разрушить там железную дорогу. В состав этой группы вошли подполковник Иосика, капитан Оки и четыре студента. Диверсанты пересекли территорию Монголии, но были задержаны русским разъездом.
В начале апреля 1904 г. в окрестностях Харбина были задержаны два японских офицера. Они были одеты тибетскими ламами и готовились к крупной диверсии. У них отобрали более пуда пироксилиновых шашек, несколько коробок бикфордова шнура, динамит и ключи для отвинчивания рельсовых гаек.
В конце апреля 1904 г. были арестованы пять китайцев, подложивших пироксилиновые патроны под русский воинский поезд около станции Хайлар.
В мае 1904 г. японцы создали в Тяньцзине диверсионную группу из восьми человек. Группе была поставлена задача просочиться в Маньчжурию, взорвать Маньчжурскую железную дорогу и совершить нападения на места расквартирования начальствующего состава русской армии. Диверсанты были снабжены взрывчаткой, пилами и топорами. Однако и эта диверсионная группа была своевременно задержана.
Судя по иностранным источникам, местоположение электрической силовой станции и главных передаточных линий, а также распределение минных полей около Порт-Артура были известны японскому командованию. Японцы были прекрасно осведомлены и о местонахождении больших прожекторов в Порт-Артуре, предназначенных русскими для ослепления противника при нападении с моря или с суши.
Японские диверсанты готовили также взрыв доков во Владивостоке, но, когда все приготовления к взрыву были сделаны оставшимися в городе японскими диверсантами, по счастливой случайности русские власти получили анонимное письмо, в котором сообщалось о готовящемся взрыве доков. Принятыми мерами диверсию удалось предотвратить.
Серьезного внимания заслуживает также деятельность большого количества сигнальщиков, завербованных японцами из местного населения перед войной и обученных японскими. офицерами. Эти многочисленные сигнальщики были во всех пунктах предполагаемых сражений. Они давали знать японцам о приближении русских войск различными сигналами. В ясные солнечные дни сигнальщики взбирались на вершины сопок и давали сигналы ручными зеркалами или ярко начищенными жестянками от консервов; в пасмурные дни они сигнализировали флажками или дымом костров, а ночью — факелами. Сигнальщики также часто корректировали стрельбу японской артиллерии.
Исходу войны во многом способствовало и игнорирование российским военным руководством очевидных фактов.
У наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева никаких подозрений не вызвал факт повального бегства японцев из городов Дальнего Востока за несколько дней до начала войны. Почти все японские торговые фирмы в Порт-Артуре распродавали свои товары по самым дешевым ценам; во многих объявлениях японских фирм распродажа товаров назначалась до 25 января 1904 г. Чиновники «не заметили» массового, носившего характер паники, бегства 2000 японских подданных, уехавших 24 января 1904 г. из Владивостока на английском пароходе «Афридис».
Запоздалое и притом неудачное формирование царской агентурной разведки облегчало японскому командованию дезинформацию царской армии. И это было не так трудно, если учесть, что несколько сот миллионов золотых иен Япония затратила на организацию вредительства по заказам царского правительства, на подкуп руководящих газет капиталистических стран, на подкуп японоведов и военных корреспондентов. Так, в начале 1904 г. один из иностранных корреспондентов в Порт-Артуре, используя любезность и гостеприимство русских властей, тайком сфотографировал порт-артурские укрепления и уехал в Шанхай, где фотоснимки были переданы японцам.
Этим же подкупом иностранных корреспондентов и ряда руководящих газет можно объяснить то, что все известия о русской армии, особенно сведения, деморализующие ее, с завидной быстротой появлялись на страницах мировой печати, усиливая международные позиции Японии.
Особую ретивость в этом отношении проявили немецкие и английские газеты, особенно те из них, которые издавались в Шанхае. Им вторила печать и ряда других стран.
Разведка и шпионаж японцев во время войны были облегчены и тем обстоятельством, что царские генералы готовились к каждому маневру долго и открыто, без всякой маскировки передвигая войска, перемещая врачебные заведения, готовя продовольствие и фураж.
Более того, планы военных действий обсуждались офицерами русской армии открыто в станционных буфетах и [361] вокзалах железных дорог. Естественно, что все это при широкой агентурной разведке японцев быстро доходило до последних.
Таким образом, подводя итоги теоретической части, следует отметить наиболее существенные моменты. Во-первых, отсутствие российской агентурной сети в Японии привело к отсутствию точной информации о военном потенциале Японии и о планировании ею стратегических и тактических операций в ходе войны. Проводя активную экспансионистскую политику на Дальнем Востоке, что шло вразрез с планами японской экспансии, царское правительство не могло не предвидеть неизбежности военного столкновения с Японией. Однако организация разведывательной агентуры не была на должном уровне. Более того, проект организации тайной разведки в Японии, Китае и Корее, разработанный в 1902 г. штабом Приамурского военного округа, был отклонен Главным штабом.
Между тем грамотная организация разведывательных органов на Дальнем Востоке могла бы дать весьма хорошие успехи в самое короткое время. Имелись все условия для создания работоспособной агентурной сети за счет местного, особенно китайского населения, которое активно использовалось японцами. В Маньчжурии проживало множество семей, члены которых погибли во время японо-китайской войны 1894–1895 гг. и которые особенно охотно согласились бы на работу против Японии.
Во-вторых, японские агенты наводнили Россию, особенно ее Дальний Восток, и получали точную информацию о многих оперативных решениях и совершали диверсии, которые негативно отражались на боевых возможностях отдельных [362] подразделений. Получив от японцев с первых же дней войны хороший урок в организации разведывательной службы, России ничего не оставалось, как организовать широкую контрразведывательную сеть, которая в первые месяцы войны действовала крайне неумело. Однако к концу войны ситуация изменилась, и действия российских контрразведчиков стали приносить ощутимые результаты. При штабе главнокомандующего было создано центральное разведывательное отделение под руководством генерала Ухач-Огоровича.
Центральное разведывательное отделение при штабе главнокомандующего смогло организовать разведывательную и контрразведывательную службу во всех армиях, корпусах и отдельных крупных отрядах. Заведывание тайной разведкой в отдельных отрядах, корпусах и армиях было возложено на специально назначаемых офицеров, которые подбирали себе необходимое количество агентов и организовывали разведку на театре военных действий и в тылу японской армии.
Количество агентов, обслуживающих штаб корпуса, т. е. производящих непосредственную агентурную работу в лагере врага, колебалось от 10 до 20 человек.
Благодаря этим, хотя и запоздалым, мерам русскому командованию во время войны, особенно в 1905 г., удалось выловить целый ряд японских шпионов, действовавших как на театре военных действий, так и в тылу, и тем самым сорвать многие шпионские и диверсионные планы японского главного командования.
Значительно большие успехи были достигнуты Россией в борьбе с японской агентурой, действовавшей против России из Европы.
В начале войны в связи с разрывом дипломатических отношений между Японией и Россией находившаяся в Петербурге японская миссия во главе с японским посланником графом Курино 29 января 1904 г. выехала не в Токио, а в Берлин. Останавливаясь в Берлине, японская миссия имела целью организовать разведывательную работу против России на территории Германии. Кроме того, бывшее японское посольство в Петербурге посетило Швецию и на весьма длительное время остановилось в Стокгольме.
Но Германией и Швецией не ограничивается перечень стран, на территории которых японцы вели активную разведывательную работу против России. Японские агенты также активно действовали в Великобритании, Австрии и других странах Западной Европы. Японские агенты, орудовавшие в Австрии, подкупили австрийских заводчиков, выполнявших заказ на 500 000 шрапнельных снарядов для царской армии. Заказ австрийские заводы выполнили так, что эти снаряды не разрывались.
Но благодаря своевременно принятым мерам со стороны департамента полиции и особенно энергичной работе И. Мануйлова, руководившего в то время русской заграничной агентурой, деятельность японских шпионов против России через Европу была в значительной степени ограничена.
Только с марта по июль 1904 г. в руки русской контрразведки агентурным путем попало свыше 200 телеграмм и других документов японских шпионов и дипломатов. А в конце июля 1904 г. русской агентуре удалось достать секретный ключ для разбора шифрованных телеграмм, отправляемых японцами из Парижа, Гааги и Лондона.
Таким образом, несмотря на крупные недостатки в постановке русской контрразведывательной службы, японским шпионам не удалось в России достигнуть тех результатов, на которые рассчитывало японское правительство и Генеральный штаб.
Основная же причина слабости борьбы с японским шпионажем, как уже указывалось выше, состояла в недооценке российским правительством и роли Японии, которая, с победой в японо-китайской войне 1894–1895 гг., превратилась в крупную империалистическую страну, не скрывающую своих амбиций в отношении российского Дальнего Востока.
Только этим можно объяснить тот факт, что на борьбу с японским шпионажем отпускалось крайне недостаточно средств, а оперативные меры принимались, как правило, несвоевременно.
Е. М. Османов.
Вот тут можно прочитать или скачать книгу Михаила Ефимовича Болтунова Короли диверсий. История диверсионных служб России
Источник: masterok.livejournal.com.
Рейтинг публикации:
|
