Большая зачистка. Как наводили порядок в компартии

Просьба к руководству портала: Пожалуйста, не допускайте к публикации откровенную ложь и клевету. В данном случае речь идет об Андрее Януарьевиче Вышинском. Не настаивал он таком принципе.Вот что он на самом деле говорил и писал.
«Признание – царица доказательств».
«Традиционно» авторство этой формулировки приписывают бывшему Генеральному прокурору СССР Андрею Януарьевичу Вышинскому. Вот наиболее типичный образец бессовестного жульничества ряда «историков» от текущей конъюнктуры и безмозглых журналистов, тиражирующих это жульничество: «Для тех, кому фамилия Вышинский ничего не говорит, стоит напомнить, что этот главный режиссер страшных политических процессов 30-х годов успешно внедрял в теорию и практику постулат “признание - царица доказательств” - это крылатое выражение Андрея Вышинского, самого кровавого прокурора сталинских времен».
При этом начисто игнорируют тот факт, что эта формула в юриспруденции известна более двух тысяч лет. Она была известна еще в Древнем Риме – “regina probationum”: так в римском праве называли признание вины самим подсудимым, которое делает излишними все иные доказательства, улики и дальнейшие следственные действия. Вот почему приписывать сие выражение А.Я.Вышинскому и тем более делать его автором «крылатого выражения», на что этот принцип древнеримского права не тянет, не было никаких оснований. Тем более, что Вышинский никогда такого не говорил и не писал. Напротив, был категорически против этого принципа. Вот, что он на самом деле говорил и написал в своем неоднократно издававшемся при его жизни труде «Теория судебных доказательств в советском праве» (цитируется по двум издания – 1941 и 1946 гг.): «Положение обвиняемого в уголовном процессе, как и ответчика в гражданском процессе, отличается от положения других лиц, характеризуется известным своеобразием. Было бы неправильным поэтому не делать никакого различия между их положением на суде и положением свидетелей или экспертов. Достаточно напомнить, что обвиняемый и ответчик – лица заинтересованные в деле больше, чем кто-либо другой. Это накладывает известный отпечаток и на отношение к ним со стороны суда. Обязанного более критически относиться к их объяснениям. Тем не менее обвиняемый (подсудимый) и ответчик не должны и не могут рассматриваться в качестве неполноценных участников процесса, тем более в качестве неполноправных субъектов процесса.
С другой стороны, было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса. В достаточно уже отдалённые времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьёзным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum).
К этому в корне ошибочному принципу средневекового процессуального права либеральные профессора буржуазного права ввели существенное ограничение: «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае,, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами (ныне это положение именуется сделкой со следствием или судом: признание в обмен на мягкость приговора либо отсутствие наказания вообще – А.М).
…Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики. Действительно, если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлечённого к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом.
Нельзя поэтому признать правильными такую организацию и такое направление следствия, которые основную задачу видят в том, чтобы получить обязательно “признательные” объяснения обвиняемого. Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — ещё хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар всё дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них» (Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М.: Юриздат НКЮ СССР, 1941 с. 205-206, 208-209. Он же, то же самое, издание 2-е, дополненное и переработанное. М., 1946, с. 205-206, 208-209. ).
Вот что на самом деле говорил, писал и утверждал в своей практической деятельности Андрей Януарьевич Вышинский! И это подтверждается многочисленными фактами, когда он, являясь в 30-х гг. прошлого века Прокурором СССР, в порядке прокурорского надзора над следствием неоднократно возвращал на доследствие материалы следственных дел, требуя более тщательного и объективного расследования различных уголовных дел. Это был его железный принцип, его юридическое кредо.
Тем не менее его подло оболгали, оклеветали. Зачем? А только затем, что с этого, абсолютно фальшивого якобы юридического плацдарма объявить, что-де показания подсудимых основных московских процессов – а со времен Хрущева власть предержащие заботились только об этих «кристально» подлых «ленинских гвардейцах» - вырваны под пытками. Только в этом случае было возможно объявить справедливые репрессии и суровые, но законные приговоры фигурантам этим процессов незаконными сталинскими репрессиями! И вовсе не случайно, что подавляющая часть дел на фигурантов этих процессов до сих пор засекречена или, если формально решение о рассекречивании имеется, доступ к ним перекрыт всевозможными незаконными препонами, главным образом ведомственного характера. Потому, что даже в те времена, когда Хрущев требовал максимально полного уничтожения материалов этих дел – после убийства Сталина в течение многих лет многие печи в СССР топили архивными бумагами (считается, что только по предвоенному и военному периодам при Хрущеве было уничтожено свыше 80 тысяч документов) – скромные архивисты старательно укрывали документы от уничтожения. Конечно, на все им сил не хватило, но, тем не менее, многое им удалось спасти. И вот то, что сохранилось - если допустить к этим материалам историков – при обнародовании громыхнет похлеще взрыва водородной бомбы СССР в 1953 году, когда тряхнуло весь шарик земной. Потому что там убийственные материалы для любой лжи, клеветы и фальсификаций о сталинском периоде. Потому и не допускают к этим материалам.

А что касается ссылки на Троцкого, то автору статьи было бы уместнее сослаться на Гитлера или еще какую-нибудь более важную сволочь. Сколько же можно изречениями этой падали - Троцкого - объяснять всякие вопросы истории?! В отношении самого Троцкого уместнее использовать знаменитую русскую поговорку "чья бы корова мычала...".

Тема сичисток не раскрыта, а статья явно написана для умственно отсталых читателей АиФ. Которые после её прочтения наверняка укрепились в мысли, что если бы не Вышинский и Николаев, то сейчас они жили бы при коммунизме ;)