«Свободная пресса» продолжает серию публикаций, посвященных Отечественной войне 1812 года. Сегодня наш собеседник, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института Российской истории РАН Евгений Мезенцев рассказывает об одном из недооцененных событий того времени.

«СП»: - Как известно, после сражения под Малоярославцем Наполеон вынужден был свернуть на разоренную его же солдатами Смоленскую дорогу. А был ли у него шанс дождаться весны в Москве и продолжать войну?

- Согласно мемуарам некоторых приближенных Наполеона, поначалу он собирался перезимовать в Москве. По крайней мере, неоднократно говорил об этом на публике. И даже голод, на который часто ссылаются историки, был не так страшен для его армии. Французы собрали урожай с полей и огородов в окрестностях Москвы. И если бы удалось правильно распределить эти запасы, до весны их могло хватить. Но русская армия в Тарутинском лагере как дамоклов меч нависала над французами. Наполеон понимал, что спокойно зимовать в фактически осажденной столице ему не дадут.

Кроме того, многие историки правильно замечают, что любая затяжная война для Наполеона была очень опасна. Надолго из Парижа отлучаться он не мог – там постоянно возникали политические интриги, народные волнения.

Наполеону нужны были блицкриги – любая серьезная заминка в новой войне могла навести на мысль уже покоренные народы, что не такая уж непобедимая у него армия. Поэтому публичные разговоры о зимовке в Москве, скорее всего, велись для того, чтобы русское правительство уверилось в решимости Наполеона довести войну до победного конца.

К началу октября 1812 года Наполеон, который уже пытался вести переговоры с Александром, понял, что русские на мир не согласятся. Каждый день убавлял силы его армии. Солдаты мародерствовали, моральный дух падал.

И Наполеон решил прорываться в Европу через плодородные российские губернии: калужскую, брянскую, орловскую. И дальше – через Малороссию. Но скоро он понял, что переоценил силы своей армии. Вообще, даже его попытка прорваться на Калужскую дорогу была неким показным маневром. Он хотел доказать Европе, что владеет ситуацией и уходит из России с гордо поднятой головой. Однако после Малорояславского сражения Наполеон понял, что сражаться с русскими для него невыгодно. Русская армия была теперь сильнее и в военном, и в моральном отношении.

«СП»: - Участники войны 1812 года вспоминают, что после сдачи Москвы в наших войсках царили уныние и разброд. Мы помним фразу Кутузова о том, что с «потерей Москвы не потеряна Россия, а с потерею же армии Россия потеряна». Из нее следует, что фельдмаршал считал еще одно генеральное сражение смертельно опасным для русской армии. Каким образом такая ослабленная армия так быстро восстановила боеспособность и даже превзошла силой французов?

- Да, в первые дни после оставления Москвы боевой дух наших войск сильно упал. Особенно среди рядовых солдат. Никто из них не думал, что вот так, без боя отдадут священную столицу. И даже популярность Кутузова в эти дни в армии резко снизилась. Солдаты уже не встречали его криками «ура».

Что касается фразы Кутузова о потере армии, она, в общем-то, была риторической. Не стоит воспринимать ее буквально. Бородинское сражение показало, что физически уничтожить русскую армию французам не по силам. Кстати, сегодня нас упорно убеждают, что русские потеряли на Бородино больше, чем французы. У них 35 тысяч погибших, а у нас – 44 тысячи. Но еще генерал Михаил Семенович Воронцов, когда в Вильно захватили часть архивов наполеоновской армии, обнаружил документы, где было написано черным по белому, что французы потеряли 53 тысячи человек. И эти данные подтверждаются даже потерями среди генеральского состава на Бородинском поле. Мы потеряли 29 человек убитыми и ранеными, а французы – 43. Это как минимум странно, когда пропорции потерь рядового и командного состава так разнятся.

В общем, даже если бы произошло еще одно генеральное сражение под Москвой – скорее всего, снова получилась бы ничья, и никакого разгрома русской армии не произошло бы. Кутузов хотел своей крылатой фразой оправдать концепцию, которая сводилась к тому, чтобы брать французов измором, небольшими сражениями.

Между тем в Тарутинском лагере основная часть русской армии набиралась сил. Начали прибывать пополнения, пришли с Дона 26 свежих казачьих полков. С южных губерний в изобилии доставлялось продовольствие. Офицеры писали в своих воспоминаниях, что на рынке возле армейского лагеря можно было купить даже ананасы. За всю войну это был первый период, когда наши солдаты ни в чем не нуждались. Уже в конце сентября это была другая армия.

К тому же из Москвы от наших разведчиков доходили известия, что французам в столице приходится несладко. За время сидения в первопрестольной наполеоновская армия потеряла от действий партизан и казаков около 30 тысяч человек.

И в это время солдаты как раз оценили мудрость Кутузова, который сделал из российской столицы западню для Наполеона.

«СП»: - Разделяете ли вы мнение некоторых историков, что сражение под Малоярославцем было даже более значимое, чем Бородинское?

- Да, во многом это так. Именно после Малоярославца произошел коренной перелом во всей войне. Интересно, что и здесь в военном отношении была как бы ничья. Город 8 раз переходил из рук в руки. К окончанию боя Малоярославец остался за нами. Но Кутузов, желая занять более выгодные позиции, приказал нашим войскам отойти на несколько километров и в поле готовился к генеральному сражению. Французы заняли Малоярославец, но увидев, что русские неподалеку, остановились. Наполеон понимал, что еще одно Бородино теперь уже крайне опасно для его армии. А тут еще, как известно, его чуть не взял в плен казачий разъезд. И он окончательно решил, что надо заботиться уже не о своем престиже, а о том, чтобы уносить ноги. После этого сражения и отхода на старую Смоленскую дорогу процесс разложения наполеоновской армии стал необратим. Если Бородинское сражение надломило силы французов, то после Малоярославца произошел коренной перелом во всей войне.

Под Дорогобужем и Вязьмой французские войска еще как-то пытались сражаться, а под Смоленском сдавались уже целыми полками…

Непосредственно за французской армией шел авангард Милорадовича, с правого фланга атаман Платов с казаками постоянно тревожил их, а слева параллельной дорогой на расстоянии примерно в 50 километров шла армия Кутузова, загораживая дорогу на юг. Так французов «конвоировали» до самой границы.

«СП»: - История не терпит сослагательного наклонения, и все же, какова была бы судьба французской армии, если бы Наполеон попал в плен под Малоярославцем?

- Я думаю, что война бы очень быстро закончилась. Поход в Россию был инициативой фактически одного Наполеона. Маршалы пытались отговорить его. Из ближайшего окружения только два человека поддерживали его планы – Маршал Даву и генерал Рапп. Да и те действовали из карьеристских соображений. Остальные не понимали, зачем идти в огромную, холодную Россию, где неизвестно чем все кончится…

Формально после пленения или смерти Наполеона руководство армией должен был взять маршал Мюрат. Но он был бездарным полководцем. Кутузов, как военачальник, был выше его на пять голов.

Французы, скорее всего, попросили бы выпустить их из России в обмен на отказ от всех претензий к нашей стране. А если бы мы отказались, им бы ничего не оставалось, как, дав еще одно-два сражения для виду, сдаваться всем скопом.

Наполеон, кстати, еще в Москве пошел на смягчение своих требований. Во время переписки с царем Александром отказался от территориальных претензий к России. Лишь на одном он настаивал, - чтобы мы согласились поддерживать континентальную блокаду Англии. Но это не только било по экономическим интересам России, но еще и было не сопоставимо со статусом великой державы, которой без всяких оговорок была тогда Россия.

«СП»: - Еще одна возможность пленить Наполеона была во время сражения на Березине...

- Да, в том, что Наполеону все-таки удалось выбраться из России, на мой взгляд, был просчет Кутузова. Он не захотел устраивать финальной бойни на Березине, потому что щадил жизни русских солдат. С главными силами Кутузов намеренно отстал от французов на два перехода. С остатками армии Наполеона фактически сражались фланговые группировки генерала П. X. Витгенштейна и адмирала П. В. Чичагова. Их сил не хватило для того, чтобы разгромить французов в пух и прах. И лишь когда Наполеон переправился на другой берег, к ним на подмогу вышел авангард Милорадовича. Вместе они окончили разгром тех, кто не успел переправиться. А Наполеон с остатками гвардии ушел от возмездия.

Кутузов отвечал на претензии, что он берег солдат. Ведь прижатые к стенке французы во главе с Наполеоном сопротивлялись бы отчаянно и постарались бы заплатить за свою гибель подороже.

Правда, сегодня фельдмаршалу можно возразить, что в случае уничтожения Наполеона на Березине не пришлось бы воевать еще два года в Европе.

Кутузов надеялся, что война закончится на российской границе и что Наполеон, получив такой урок, больше не решится воевать с Россией. Но надо было знать характер Наполеона. Он был в страшном гневе. Впервые он испытал такой неслыханный, унизительный разгром. Проезжая через Варшаву в Париж, он заявил, что русские жестоко пожалеют о своей победе, которую они «незаслуженно получили». Уже через полгода он собирался с новой армией вернуться на Вислу и, учтя прежние ошибки, взять реванш.

«СП»: - Кстати, как во время той войны поступали с пленными?

- Русские – довольно гуманно. Пленных сразу отдавали в тыл, назначали продовольственный паек, давали одежду за казенный счет. На принудительные работы не отправляли. Офицерам под честное слово, что они не убегут, разрешалось жить свободно в наших городах. Им выдавали денежное содержание, и они могли даже посещать всякие светские мероприятия наряду с провинциальными аристократами. Да и простой народ, чем дальше отодвигались воспоминания о бесчинствах французов в России, тем более спокойно воспринимал недавних врагов.

А вот наши пленные во Франции содержались более сурово. Солдат нередко отправляли на тяжелые работы.

Интересно, что в 1814 году, когда всем пленным французам разрешили вернуться домой, несколько десятков тысяч из них пожелали принять российское гражданство. Был специальный указ по этому поводу. Солдатам предлагалось записаться в вольные крестьяне или заниматься ремесленничеством. Дворян охотно принимали на военную службу. Правда, практически всех отправляли на Кавказ, чтобы они там доказывали верность новой отчизне.

Иллюстрация на открытии: репродукция картины «Сражение под Малоярославцем», 24 октября 1812 г. художника П.Гесса.

Фото ИТАР-ТАСС