Нашёл: NetGeo, Перевод: Глобальный Хуторок
Страна: Германия
Издание: Die Zeit
Дата опубликования статьи: 27 января 2012 года
Он лишь выполнял свой долг
Карл Йегер был человеком с тонким вкусом, музыкально одаренным, всегда вежливым. В 1941 году в Литве за несколько месяцев по его приказу было уничтожено 137.346 человек.
Июль 1941 года: немецкие войска входят в город Каунас, Литва
Это основной документ Холокоста: Отчет Йегера. Он делает возможным непосредственно рассмотреть первую фазу геноцида, которая началась сразу после нападения на Советский Союз 22 июня 1941 года. В это время евреев еще не уничтожали в газовых камерах, их расстреливали из автоматов, то есть глаза в глаза.
 
 
Немецкие игроки рассматривали крошечную балтийскую страну Литву - которая после Первой Мировой Войны отделилась от царской Империи, затем, вследствие Пакта Гитлера-Сталина, в 1940 году была насильно присоединена к Советскому Союзу, а годом позже, во время похода Вермахта на Россию, была оккупирована - как испытательный полигон, на котором можно было опробовать важные вещи. Нацистское руководство Германии хотело бы знать, насколько быстро возможно продвижение войск, а также, получат ли они поддержку от местной армии? Будет ли сформировано сопротивление в рядах литовцев нееврейского происхождения из-за уничтожения их земляков? Или немцы могут рассчитывать на готовность к коллаборационизму литовских националистов?
 
 
На все эти вопросы можно было ответить с точки зрения СС, и Отчет является тому подтверждением. Документ под грифом «совершенно секретно» от 1 декабря 1941 года, подписанный штандартенфюрером СС Карлом Йегером, называется «Общий список экзекуций, проведенных в регионе оперативной группой номер три (эйнзацкомманда 3, эйнзацгруппа А) до 1 декабря 1941 года». Этот рапорт состоит из девяти страниц и содержит детальное перечисление убийств в Литве в течение пяти месяцев, с конца июня по конец ноября. Отчет сообщает о 71 населенном пункте, городах и деревнях Литвы, в которых действовала эйнзацкомманда №3, в некоторых неоднократно. В Каунасе было проведено 13 операций по уничтожению, в Вильнюсе целых 15. О протестах населения, о сопротивлении вооруженных сил таким «мерам» в докладе нет ни слова.
Массовые расстрелы начались непосредственно после вступления немцев в конце июня 1941 года и продолжались следующие 5 месяцев с некоторыми перерывами. Интервалы случались не по какому-то определенному распорядку, а случай. Самая жестокая резня была с середины августа по конец октября 1941 года. Уже в конце 1941 года Литва была «очищена от евреев», о чем с триумфом сообщал Йегер своему начальнику 1 декабря того же года. Это означало, что на эту дату на его счету было 137.346 убитых еврейских мужчин, женщин и детей – из 200.000 евреев, которые тогда проживали в Литве, не считая еврейских беженцев из Польши, точное число которых неизвестно.
По его собственному признанию, с помощью таких успешных показателей Йегер хотел «с блеском взлететь по карьерной лестнице». Тем не менее, он был недоволен своими ужасающими успехами. Если бы он один принимал решения, он действовал бы еще более радикально и уже на рубеже 1941 и 1942 годов истребил бы всех евреев. Главе эйнзацгруппы А, бригадефюреру СС и генерал-майору полиции доктору Вальтеру Шталекеру, которому подчинялась оперативная группа номер три, он объяснял, что с удовольствием «положил бы» всех оставшихся в живых принудительно пригнанных в Литву вместе с их семьями. Но, как жаловался Йегер своему начальнику, вооруженные силы и гражданское управление вмешались и воспрепятствовали проведению дальнейших массовых экзекуций, потому что им все еще срочно нужна была рабочая сила. Так от операций эйнзацкомманды 3 было спасено по 15 тысяч евреев в крупных литовских городах Вильнюсе и Каунасе и около 5 тысяч в Шауляе.
Фото с мужчиной: Вольфрам Ветте. Автор – вышедший на пенсию профессор на кафедре новейшей истории в университете Фрайбурга. Больше по теме вы можете узнать в его новой книге «Карл Йегер. Убийца литовских евреев».
Ужасы, которые скрываются за цифрами доклада Йегера, могут описать очевидцы. К ним относится Солли Ганор. Тогда он был мальчиком, который 29 октября 1941 года из своей квартиры в гетто Каунаса наблюдал, как ранним утром 9000 человек идут на смерть. «Жуткий крик Фанни (сестры Солли) разбудил меня», пишет Ганор в 1997 году в своей книге «Другая жизнь. Детство во время холокоста». «Мы прижались к окну. В сером утреннем свете мы видели бесконечную колонну людей, которая поднималась на гору в направлении девятого форта. Километровая очередь. Здесь не было ничего от тех кровавых сцен, которые я видел раньше, и в то же время это было в тысячу раз хуже.
Какая-то необъяснимая сила толкала нас к забору гетто, где уже собрался народ. Вооруженные литовцы стояли по обе стороны улицы, насколько было видно глазу, готовые расстрелять каждого, кто попытается сбежать. Невозможно описать стенания тех, кто узнавал своих родственников. Колонна была такой длинной, что этот марш смерти продолжался с самого рассвета до середины дня. Но мы не могли это долго выносить и убежали оттуда. Хотя Девятый форт находился в нескольких километрах оттуда, мы слышали отчетливый треск пулеметов».
Из тысяч выжить смог один-единственный человек
О той бойне, которая происходила в Девятом форте, старом укрепительном сооружении, которое стоит на въезде в Каунас, есть яркие описания. Потому что из тысяч смог выжить один-единственный человек. Речь идет о тринадцатилетнем мальчике по имени Куки Копельман, о котором его друг Солли Ганор говорил как об одаренном вундеркинде. Его мать Вера Шор была известной скрипачкой, а отец известным шахматистом. Куки был мастером по шахматам среди юниоров, одаренным скрипачом и, кроме того, уже очень хорошо танцевал чечётку.
Через несколько дней после бойни Куки снова появился, ночью, в плаще с чужого плеча. В своих воспоминаниях «Другая жизнь» Ганор описывает это чудесное возвращение и пишет о том, что ему рассказал его друг. Это настоящий протокол ужаса. «Немецкие и литовские охранники», рассказывал Куки, «стояли у входа с собаками, которые рвались с поводка, рычали и дико лаяли. Нас прогнали через ворота. Во дворе стояли грузовики с заведенными моторами. Иногда мотор давал осечку, и это звучало, как выстрел.
Молодой немецкий офицер заговорил с нами. «Вас отправят в трудовой лагерь на Восток. Сначала вы примете душ, потом получите рабочую одежду. Раздевайтесь и складывайте свою одежду здесь». Он говорил спокойным тоном, но несмотря на все то, что мы знали об этом жутком месте, мы позволили ему убедить себя. Но последняя искра надежды угасла, когда мы услышали длинные залпы пулеметов и крики. Немцы тоже услышали их, потому что направили на нас свое оружие. «Пошевеливайтесь, вы, евреи! Раздевайтесь и в душ!» - крикнул один офицер. «То, что вы слышите, всего лишь осечки моторов грузовиков». Но никто не пошевелился, никто не был в состоянии шевельнуть хотя бы одним мускулом. Офицер спокойно подошел к одному пожилому человеку, который стоял поблизости от него, поднял пистолет и выстрелил ему в лицо. Его голова разлетелась на куски, а мозги смешались с грязью, когда он упал на пол. Вдруг все стали раздеваться. Когда ты так близок к смерти, каждая минута становится настолько ценной, как будто следующая секунда принесет помилование. В конце концов, мы все стояли голые и прикрывали стыд руками, дрожа от холода.
По приказу офицера немцы и литовцы подошли и стали стрелять. В дикой панике мы побежали, охранники и собаки бежали за нами. Можно было увидеть, как дымились тела, когда они гнали нас вокруг стены. Потом мы завернули за угол и увидели десятки и десятки пулеметов, расставленных вокруг открытого поля. Они стреляли в огромную яму. Я слышал, как в ней раздавались крики. Я почти лишился разума от страха. Я хотел остановиться, убежать, сбежать, но масса бегущих голых тел вокруг меня сжималась вокруг меня, как смирительная рубашка. Это была адская картина. Хриплые крики, вопящие дети и младенцы, лай собак. Мы дошли до ямы. В ней лежали тысячи тел, одно на другом, они извивались и кричали и молили немцев о том, чтобы они скорее довели дело до конца. Это был ад, сущий ад».
Куки тоже швырнули в яму, и там он затаился среди трупов. С трудом ему удалось освободиться и выползти наружу. Убийцы сидели в форте и напивались. Куки нашел кипу одежды, которую оставили обреченные на смерть, нашел большое пальто и побежал по полям в направлении гетто Каунаса, ища спасения. О дальнейшей судьбе Копельмана ничего не известно.
Карл Йегер своими акциями по уничтожению отстаивал следующий принцип: каждый в его отряде должен был показать себя около ямы. Это значит, что он заставлял каждого стрелять и стрелял сам вместе с ними. Йегер спросил одного сотрудника гестапо, который сотрудничал с его отрядом: «Ты уже стоял на яме?» Другой полицейский позже рассказывал, что Йегер всегда хотел привлечь к этому каждого. Его намерения были ясны: маленькая полицейская группа из 130 человек должна была стать сплоченной группой убийц. В то же время были заложены основы тех принципов молчания и отказа от всего, которых они придерживались после войны.
Карл Йегер рано стал фанатичным политиком. Но в то же время он считался хорошим гражданином: его соседи в шварцвальдском городишке Вальдкирх, из которого он был родом и где прожил до 1936 года, в один голос описывали его как человека с тонким вкусом, музыкально одаренного, с твердым характером и всегда корректным поведением.
Йегер хотел соответствовать идеалу мужественности своего времени
Йегер, который родился в 1888 году, рос в буржуазной семье, его отец был главой городской музыкальной капеллы. Мальчик рано лишился матери, она предположительно страдала от депрессий и покончила жизнь самоубийством. Он получил католическое воспитание, хорошее профессиональное образование, научился играть на нескольких музыкальных инструментах, изучил устройство оркестриона и делопроизводство. В 1914 году через брак он занял место на том предприятии, где обучался, это была вальдкирхская фирма Вебер, которая изготавливала механические музыкальные инструменты. Вскоре он получил генеральную доверенность на управление.
Йегер рано попал в военную среду и расценивал ее как школу военного мужества. Он хотел быть не только тонким ценителем музыки, но и соответствовать идеалу мужественности своего времени. Перед Первой Мировой Войной он добровольно поступил на военную службу. С 1914 года он был солдатом в течение четырех лет, которые во многом его сформировали. Большую часть времени он провел на фронте, рано получил Железный Крест первой степени. Вскоре после 1918 года он примкнул к баденскому подразделению нелегального Черного Рейхсвера, в котором пропагандировались ультраправые идеи антисемитизма. Как и для большинства немецких националистов того времени, в глязях Йегера евреи, демократы и пацифисты ничем не отличались друг от друга – они были врагами «настоящих немцев».
В остальном политические взгляды Йегера, казалось, во многом совпадали с «мировоззрением» Адольфа Гитлера, который был младше его на год. Уже в 1923 году, когда НСДАП еще была небольшой группой, он решился на то, чтобы вступить в нее. В Вальдкирхе «Гитлер Эльцталя», как он себя любил называть, создал местную группу и в начале тридцатых годов основал штурм СС, который скоро по числу участников, а также по уровню образования можно было сопоставить с любой формацией СС на юго-западе Германии.
В 1931 году, после всемирного экономического кризиса, фирма Вебер объявила себя банкротом, и Йегер потерял свое место прокуриста на предприятии. Тогда новым шансом для него стала партия. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер обратил на него внимание. С 1936 года Йегер работал в качестве офицера полиции в Главно управлении имперской безопасности в Берлине и в других органах СС, получал одну хорошую служебную характеристику за другой и быстро продвигался по службе – от хаупт-штурмфюрера до штандартенфюрера.
В июне 1941 года Йегер и еще пятьдесят офицеров СС получили ориентировку от главы Главного управления имперской безопасности Райнхарда Гейдриха: в предстоящей войне с Советским Союзом не в последнюю очередь будет идти речь о том, чтобы уничтожать евреев на Востоке. На более точные приказы Йегер никаких указаний не давал и впоследствии. Исполнение долга и безусловное повиновение были для него делом само собой разумеющимся. После слов Гейдриха Йегеру стало ясно, «что следует расстреливать евреев на Востоке. Я видел», так записано в протоколе одного из его допросов, «это выражение Гейдриха как обязательный для исполнения приказ, что я должен в рамках своей деятельности на Востоке расстреливать евреев».
Как офицер СС, который был на целое поколение старше других полицейских офицеров СС, занимающих аналогичные должности, Йегер мог иметь иметь желание действовать особо радикально. Также и из этих побуждений он убивал лично. Конечно, он не был «преступником ради развлечения», которого переполняла любовь к убийствам. Йегер был идеалогическим «преступником по убеждениям», который не ждал приказов, а сам активно и заблаговременно послушно принимал «меры», на которые он был уполномочен.
Начальник Йегера, который знал его лично, после войны сообщал, что Йегер рассказывал о кошмарах, в которых неизменно появлялись еврейские женщины и дети. И можно было бы милостиво рассмотреть уединенную жизнь бывшего офицера СС после 1945 года в качестве фермера в Оденвальде, а также его самоубийство в 1959 году как знаки позднего раскаяния. Но об этом не может быть и речи.
Никакого чувства вины, никакого раскаяния, вместо этого только жалость к самому себе
Йегер, который в последнее время служил главой полиции Райхенберга в Судетской области, сбежал в западную Германию, где скрывался под своим настоящим именем в Визенбахе под Гейдельбергом. В 1959 году он был обнаружен и арестован. До последнего он не собирался нести ответственность за свои преступления.
Вместо этого он валил все на своих подчиненных, отрицал свою роль как командира и не демонстрировал ни малейших признаков сожаления. На допросах он объяснял, что не чувствует себя «виновным за проведенные расстрелы в Литве». Вместо этого он погрузился в жалость к самому себе из-за своей тяжелой судьбы. В июне 1959 года он повесился в своей камере в замке Хоэжнасперг под Людвигсбургом.
Полная неосмотрительность Йегера связывает его с другими нацистскими преступниками его калибра, которые должны были предстать перед судом в десятилетия после войны. В них во всех все еще жила уверенность, которую в них вселил Гиммлер своей речью 4 октября 1943 года, уверенность, что убийствами евреев они «просто выполняют свой долг по отношению к своему народу» и «остаются достойными людьми». Эти преступники и в послевоенные годы не испытывали никакого сострадания и никакой вины перед своими жертвами.
После ужасающих событий 20-го века по всему миру сегодня не только призывают сделать 27 января международным днем памяти жертв Освенцима, чтобы такое больше никогда не могло повториться. Но в то же время люди должны сохранить в своем сознании мысль о том, что, несмотря на опыт из новейшей истории Германии, нет никаких гарантий на будущее: все возможно.
По этой причине призыв итальянского писателя Примо Леви, спасшегося во время Холокоста, не потерял своей важности: «Нелегко заглянуть в эту бездну зла. Мы пытаемся в ужасе отвернуться, отказываемся смотреть и слушать: это искушение, которому мы должны противостоять».
Оригинал статьи
Источник: p-w-w.ru.
Рейтинг публикации:
|
