Часто в комментариях читателей проскакивают суждения о том, какой вред принесло христианство на Русь (ссылаясь на мутные наукообразные источники), и как нас хотела поработить Византия православием (хотя она искала на Руси союзника) и, что христианство насаждалось кровью (как будь-то Владимир Перуну в жертву соплеменников не приносил). При этом не учитывается все положительные процессы начавшиеся одновременно с крещением, и что русский народ искренне принял православие, а искренности невозможно добиться через страх или подкуп.
Посмотрим на становление православия в Византии...
pl.
Начнём краткий исторический обзор Византийской империи с момента официального принятия христианства. Итак, своим декретом римский император Константин объявил христианство официальной религией. Цель многолетней борьбы была достигнута, гонения с христиан перенеслись на язычников.
Но энергия этноса продолжала расти, пассионарии стремились действовать, а действовать стало негде и незачем. Поэтому признак этот стал проявляться в весьма уродливых формах. Началось это еще во время правления Константина.
Константин заявил, что, конечно, церковь он допускает. Допускает, чтобы соборы собирались, все обсуждали, но он как император желает присутствовать на этих соборах, чтобы не было какого-нибудь государственного беспорядка. А он же был язычником, его нельзя было допустить. Тогда ему присвоили чин дьякона, самый младший чин церковной иерархии, чтобы на этом основании император всей империи Римской имел право быть допущенным на собор. Константин был человек практичный, он не обиделся.
Но африканские христиане, наиболее горячие, заявили: "Какое дело императору до церкви? В гражданских делах мы ему подчиняемся, а в церковные пусть не лезет". Так кричал дьякон карфагенской церкви Донат, поэтому его последователи назывались донатисты. Так как умеренные были, как всегда, в большинстве, то программа Доната не прошла и создала первый раскол в христианской церкви.
Донатисты заявили, что новый слишком благополучный порядок их не устраивает - мученической смерти-то уже нет, значит затруднено спасение в загробной жизни, поэтому они создали свои группы, которые ходили по дорогам близ Карфагена, ловили какого-нибудь путника, окружали его и говорили: "Убей нас во имя Христа". Тот говорил: "Да вы что! С ума, что ли, спятили, я мухи не обижу, я курицу зарезать не могу. А вы хотите, чтобы я людей убивал, уйдите от меня". - "Э-э-э, - доверили ему, - тебе же плохо будет, мы из тебя сейчас котлету делаем, если ты нас не убьешь во имя Христа!" И тому ничего не оставалось, как брать у них из рук дубину и бить их по темени, и они покорно падали и умирали, считая, что идут в рай.
Менее трагические уродливые формы эта повышенная пассионарность, при определенной конфессиональной доминанте, приняла в Египте. Там, правда, не требовали, чтобы их убивали, но говорили: "Нет, мы откажемся от всей жизни, которая нас привлекает. Мы всего хотим. Мы хотим эти вкусные финики, мы хотим это сладкое вино, мы хотим этих милых женщин, мы хотим наслаждаться поэзией, а ведь это же все грешно! Все! Уходим в пустыню!" Уходили в Фиваиду, в Верхний Египет и сидели там на крайне постной пище - кусок хлеба и немножко воды, дабы убить свою плоть, подавить желания. Даже сами себя наполовину в землю закапывали, чтобы избежать соблазнов, если те случались. Так родилось монашество и аскеза.
Было ли это плохо или хорошо? Я бы сказал, с точки зрения нашей, географической, т.е. с точки зрения охраны природы, - это было очень хорошо, потому что если бы этих страшных оголтелых пассионариев да выпустить на природу или на людей напустить, так они бы столько дров наломали, что и подумать страшно! И это-то реальное ослабление пассионарности всей системы спасло Византию от полного распада, хотя от неполного не спасло. Пассионарный взлет увел у Византии Закавказье, которое ей принадлежало, Сирию с Месопотамией, всю Африку и Сицилию. Удержать эти земли оказалось невозможно, удержалась только Малая Азия и южная часть Балканского полуострова (северную часть захватили славяне). Южная часть Балканского полуострова - относительно маленькая территория, имевшая, естественно, меньше пассионариев, могла организовать их в систему защиты.
Те, кто не сидел в Фиваиде, немедленно развивали бурную деятельность, которая отнюдь не пошла на пользу ни им, ни церкви, ни Византийской империи - вообще никому. Они начали проповедовать разные учения. Вот, например, в Александрии появился один пресвитер, священник Арий, очень образованный человек, который сказал, что есть в Троице Бог-отец и Бог-сын, значит, отец раньше, сын позже, сын меньше, чем отец. "А-а-а! - сказали ему. - Ты что? Хулишь Господа Бога нашего? Отец и Сын - это просто названия, которые мы на нашем бедном языке даем, а они равны". Ну, казалось бы, поспорили и разошлись. Нет! Дикая свалка, междоусобная война, аресты, доносы, наушничество. Первых императоров обратили в арианство, они начали преследовать противников Ария. Потом император Феодосии оказался связан с противниками Ария, поддержал православных, которые победили ариан. Но арианство распространилось среди готов, вандалов, бургундов - вообще германских племен, т.е. германцы и римляне оказались разной веры, и все из-за абстрактного спора.
Но когда с арианами покончили, казалось бы, можно успокоиться. Ничего подобного! Возник спор о том, имеет ли Христос одно тело или два: божественное и человеческое или только одно божественное? О том, что у Христа тело только одно, человеческое - об этом и разговора быть не могло. Была в III в. такая идея у Павла Самосатского, но о ней не стали разговаривать. А тут еще начался спор: дева Мария, она кто - Богородица или Христородица? Созвали собор в Эфесе в 431 г. Большинство стояло за то, что у Христа два тела и вообще нечего шум поднимать, но в 449 г. в Эфес приехали египетские монахи, анахореты в рясах из верблюжьей шерсти, надетых на голое тело, подпоясанных веревками, а за поясом большие топоры; они бегали по Эфесу и кричали: "Надвое рассеките признающих два естества!" Этот собор был назван "Эфесским разбоем".
Началось заседание собора, монахи ворвались туда, переломали писцам пальцы, митрополита загнали под стол и забили ногами, стражу разогнали. Создался такой кошмар, что пришлось перестраивать весь собор и переносить его поближе к столице, в Халкидон, отбирать депутатов специально по спискам, окружить здание войсками. Собор этот принял решение, которое и сейчас лежит в основе христианской церкви, но это решение вызвало отпадение Египта и Сирии, которые передались арабам в VII в. Была ли кому-нибудь от этого польза? Все это издержки пассионарного подъема. О "пользе" и речи не было.
В то же время западная Римская империя, где не было такого подъема, не было и издержек, стала легкой добычей варваров, повторяю - потрясающе легкой. Восточная, включавшая в себя Балканский полуостров, Малую Азию и Сирию с Египтом, держалась, сохранила большую часть своих границ, потеряв только Сирию, Египет и Африку, но зато и там христианская церковь получила все права под властью арабских халифов. Халифы вынуждены были терпеть самостоятельность этой церкви, ибо она была монофизитская, т.е. признавала единое тело в Христе и поэтому не зависела от врага арабов - Константинополя.
Итак, самое главное - это понять, что в истории этносов, в отличие от истории социальной, государственный вред и польза не имеют никакого значения. Эти понятия вообще не фигурируют, так же как в физике понятия положительного и отрицательного зарядов вовсе не означают, что один лучше, а другой хуже. Этногенезы - явления природы, которые мы наблюдаем, исследуя историю как статистический процесс. А ведь при всех этих религиозных спорах если кто-то и выиграл, так только языческие философы, которых христиане, боровшиеся между собой, оставили в Афинах без внимания. Там спокойно обучали философии Платона и Аристотеля, пока у христиан горели страсти. Эти страсти начали утихать в VI в., уже при Юстиниане, и когда Юстиниан навел "порядок" (выгнал несториан, договорился с монофизитами, поскольку их поддерживала его собственная жена Феодора), он расправился и с греческими философами, "прикончил" античную языческую мудрость и закрыл афинскую академию. Как видите, спад пассионарности для культуры сыграл роль весьма прискорбную.
Для примера, посмотрим вкратце, каковы были итоги подобных процессов в Арабском халифате, раскинувшемся от Памира до Пиренеев. Там наследственного феодализма вообще не было, там был феодализм должностной - какую человек занимал должность, тем он и считался. Самая высокая должность, которой мог достигнуть любой человек, не принадлежащий к роду пророка или халифа, это - эмир, а эмиром мог стать любой мусульманин, вне зависимости от своего происхождения.
Мало того, ведь в гаремах было совсем уж все перепутано, и никто не знал своих бабушек и дедушек - представления не имели, кто есть кто. Но поскольку они рождались в арабских гаремах, то считались арабами и имели все права. Но и, кроме того, каждый перс, туркмен, армянин, сириец, бербер, курд, заявивший, что он хочет принять веру ислама, тем самым получал и право занять любую должность, до какой он дослужится, и, естественно, все стремились стать эмирами. Результат был сначала довольно положительный. Все огромное мусульманское государство, от Аравии до Памира на востоке и до Луары на западе, управлялось эмирами, которых назначал халиф. А эмиры, естественно, каждый старался обеспечить себе максимум самостоятельности, согласно императиву - "Будь самим собой!" Следовательно, каждый старался уже быть не просто уполномоченным халифа, но и Абубекром, Абдурахманом, Саидом или кем-нибудь еще. Поэтому колоссальная страна, завоеванная первыми халифами в период этногенеза, уже во второй половине VIII в. стала быстро дробиться на части, ибо эмиры, вовсе не нарушая ни присяги, ни уважения к халифу, просто не давали ему денег, которые собирали со своей области, а оставляли себе. А потом они заставляли читать хутбу, т.е. моления за правителя в мечети, не на имя халифа, сидевшего в Багдаде, а на свое, и должности свои ухитрялись передавать своим близким. Самые близкие - дети, а детей у них было много, потому что раз они занимали такие должности, у них были гаремы, так что всегда можно было выбрать подходящего ребеночка и осчастливить его. Так возникли в Магрибе (на западе) государства Аглабидов, Идрисидов и Фатимидов, Омейядов в Испании; так возникли на востоке Тахириды, Сафариды, Саманиды, Гуриды и т.д. Сирия и Египет - такие, казалось бы, близкие к столице области, тоже отделились.
Итак, пассионарность арабов сначала создала, а потом взорвала социально-политическую систему Халифата. Вместо того чтобы укрепить свое государство, пассионарный перегрев стимулировал внутренние войны, в которых пассионарии гибли так же, как в завоевательных походах. В итоге уже в Х в. арабы на своей родине превратились в угнетенный этнос, а подлинными хозяевами страны стали на востоке туркмены, на западе - берберы и туареги.
Но вернёмся к Византии...
Византия была в то время уже маленькая. Она охватывала Малую Азию, Грецию, небольшие части Италии, Сицилии (маленькие области) и часть Балканского полуострова. Это была Византия в узком смысле слова, но и здесь нашли повод для раскола, хотя при строгих формах православия, казалось, и спорить-то не о чем - все предусмотрено, все расписано, система стала жесткой, ортодоксальной. И тем не менее нашли из-за чего разойтись. Греки очень любили рисовать иконы, художники они были замечательные, традиции их великолепного искусства шли из Древнего Египта и с Ближнего Востока. Люди вешали в церквах и у себя дома иконы и на них молились, находя в этом утешение и удовлетворение.
Малоазиаты - народ восточный, и поэтому они склонны больше мыслить абстрактными категориями. Они говорили, что надо молиться Богу-Духу, а не видимости, изображению. Им говорили: "Да изображение нам просто помогает сосредоточиться". - "Ну, да, - говорили те, - сосредоточиться?! Вы доске молитесь, а не духу". Слово за слово. Император Лев III из Исаврийской династии, выходец из горных районов Киликии, подвел итог спорам в 718 г. "Мы, конечно, православные люди, - сказал он, - но иконам молиться нельзя; если вы хотите рисовать, рисуйте светские изображения, а не иконы". И велел сорвать самую красивую икону Божьей матери, которую жители Константинополя очень почитали. Но когда солдат полез снимать икону, то прихожане, женщины главным образом, выбили у него лестницу из-под ног, и он разбился.
И с этого началось. Воинственные, храбрые, прекрасные организаторы, императоры-малоазиаты требовали, чтобы икон не было и чтобы люди молились абстрактным идеям. Исавры считали, что иконы - это идолопоклонство. Жители европейской части империи - греки, славяне, албанцы говорили: "Как! Наши святые иконы разрушать? Что за безобразие!" Но у правительства в руках была вся власть, армия и финансы, чиновничий аппарат. Выступали против них монахи Студийского монастыря и все любители изобразительного искусства.
Эта война унесла очень много жизней и стоила Византии больших потерь, потому что соперники мешали друг другу сопротивляться внешним врагам: арабам, болгарам, западным европейцам, берберам, которые тем временем захватили Сицилию; тем не менее внутренняя война продолжалась. Только кончилось в Византии все это несколько быстрее, чем в Европе, потому что сам по себе массив Византии был меньше, и в 842 г. иконоборчество было отменено. Все эти споры угасли, и началась здесь четвертая фаза этногенеза - инерционная.
 Я сказал сейчас о переходе Византии в инерционную фазу как о чем-то само собой разумеющемся. А это не так, вернее, не совсем так, поскольку вероятность перейти из одного состояния в другое есть всегда. Но в этногенезе, как и каждом природном явлении, вероятность состояния - еще не предопределенность. В надломе обычно бывает короткий период депрессии - разгула субпассионариев. Надо суметь его пережить, чтобы войти в инерционную фазу. В Византии с этой задачей справился Василий Македонянин, в Риме - Октавиан Август, в Древнем Китае - Лю Бан, основатель династии Хань, во Франции - Людовик XI, а вот в Арабском халифате попытки халифов-Мамуна (813- 833), Мутаваккиля (убит в 861 г.) и Мутамида (погиб в 870 г.) - навести порядок кончились трагическими неудачами. Фактически уже в Х в. Багдадский халифат Аббасидов перестал быть арабским по этносу, хотя и оставался таковым по языку.
Ослабление, а потом и унижение такой мировой державы, как Багдадский халифат, трактовалось неоднократно и разнообразно. В аспекте этнологии мы уже говорили об этом, и проблема ясна: полигамия и привоз разных рабов из Азии, Африки и даже Европы создали в арабских странах этническую пестроту, для удержания которой в рамках системы требовалась огромная затрата энергии, т.е. высокий уровень пассионарного напряжения. Но и это не спасало, потому что дети грузинок, половчанок, гречанок и африканок наследовали пассионарность своего арабского отца и вкусы своих матерей, вследствие чего часто становились врагами друг другу. При спаде пассионарности в фазе надлома это усугубилось, и наиболее сильными оказались этнические монолиты, например дейлемиты, захватившие Багдад в 955 г. Так арабам в Х- XIII вв. не повезло, хотя они сами в этом были не виноваты.
Фаза надлома - это возрастная болезнь этноса, которую необходимо преодолеть, чтобы обрести иммунитет. Этнические коллизии в предшествующей - акматической и последующей - инерционной фазах не влекут столь тяжелых последствий, ибо не сопровождаются столь резкими изменениями уровня пассионарности, как при надломе, и раскола этнического поля в этих фазах не происходит.
Источник: Л.Н. Гумилёв.
Рейтинг публикации:
|
