В конце июня на сайте влиятельного журнала Foreign Affairs появилась необычная статья, озаглавленная «Как рассыпается великая держава». Её автор, профессор Джорджтаунского университета Чарльз Кинг, известный специалист по исследованию конфликтов, анализирует одно из наиболее интересных произведений советского самиздата – «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» историка-диссидента Андрея Амальрика. Формальный повод – 50-летие выхода этого эссе на Западе. Но статья Кинга долго держалась на первом месте в топе самых читаемых материалов сайта явно не по причине юбилея подзабытой публикации брежневской поры.
Кинг ни разу не использует словосочетание «Соединённые Штаты». Но пишет о них. Фантасмагория, происходящая в Америке, обещает достигнуть кульминации сейчас, во время самой, наверное, нестандартной избирательной кампании в истории страны. Даже бывалые наблюдатели разводят руками. Политические устои рушатся, волна протестов накрыла фундамент национального мифа – отцов-основателей, которые из герольдов свободы превращаются в циничных дельцов, попиравших права угнетённых. Что уж говорить о других исторических личностях вроде Вудро Вильсона или Теодора Рузвельта, не соответствующих моральным стандартам современных борцов за справедливость.
Кинг напоминает: фатальные социально-политические проблемы хорошо видны в ретроспективе, но их трудно осознать, находясь внутри процесса. Он приводит аргументы Амальрика, который отмечал: склонность великих держав к самообману и самоизоляции, ощущение ими собственной исключительности ставит их в особенно уязвимое положение. Они мнят себя невосприимчивыми к болезням, поражающим другие страны и системы. То же самое может произойти и с народом. «Изоляция режима от общества и всех слоев общества друг от друга, но прежде всего крайняя изоляция страны от остального мира… порождает у всех – начиная от бюрократической элиты и кончая самыми низшими слоями – довольно сюрреальную картину мира и своего положения в нём, – размышлял Амальрик. – Однако чем более такое состояние способствует тому, чтобы всё оставалось неизменным, тем скорее и решительнее всё начнёт расползаться, когда столкновение с действительностью станет неизбежным».
Андрей Амальрик писал об СССР того периода, когда была пресечена попытка социально-экономических преобразований. Как потом выяснилось, вероятно, последняя, способная обеспечить плавную трансформацию системы. Чарльз Кинг, перечитывая Амальрика, думает об Америке эпохи беспрецедентной поляризации, казалось бы, никак не похожей на Советский Союз наступающего застоя. Но Кинга интересуют не формальные параллели, а описание роковых разломов в обществе, которые Амальрик изучал на советском материале. А ещё его интересует, не поздно ли что-то менять.
Окончательный конец истории
Накануне Дня независимости США президент Дональд Трамп, выступая на фоне монумента основателям государства на горе Рашмор, так охарактеризовал 4 июля (принятие Декларации независимости): «1776 год – это вершина тысячелетнего развития западной цивилизации и триумф не только духа, но и мудрости, философии и разума». Далее Трамп обрушился с критикой на организаторов «беспощадной кампании, нацеленной на то, чтобы уничтожить нашу историю, опорочить наших героев, стереть наши ценности и индоктринировать наших детей». Он, естественно, пообещал дать отпор и не позволить ничему из этого случиться.
В тот же день в газете The Washington Post вышла колонка Элизабет Кольски, доцента истфака католического Университета Вилланова в Пенсильвании. Автор призвала переосмыслить значение 4 июля 1776 года. Во-первых, демократия в Америке была основана как рабовладельческое общество. Во-вторых, разорвав связь с Британской империей, Соединённые Штаты продолжили традицию колониального доминирования – уже собственного. И Американская революция, вдохновившая движения за свободу в разных частях мира, внесла неменьший вклад в распространение идеи о превосходстве белой расы.
Социально-политическое напряжение копилось давно, но было катализировано последними событиями, прежде всего пандемией и закрытием экономики. Гражданская война, закончившаяся более 150 лет назад, как будто бы вспыхнула с новой силой. Актуальное противостояние опрокинулось в прошлое, выворачивая наизнанку исторический нарратив. А он, как известно, всегда есть доведение сложных событий до простой и яркой схемы.
Главным идеологическим брендом последних десятилетий был «конец истории». Хлёсткое понятие, которое в 1989 году ввел в оборот Фрэнсис Фукуяма, стало универсальной упаковкой для ожиданий, как мир будет меняться после краха коммунизма. Автор едва ли предполагал, что метафора воплотится в жизнь настолько буквально – лобовой атакой на национальный миф, требованиями пересмотреть исторические трактовки происхождения государственности самих Соединённых Штатов, «закончить» историю как совокупность устоявшихся представлений.
Для победителей в холодной войне «конец истории» означал прекращение спора о моделях развития мира. Идейная и этическая альтернатива, которую представлял Советский Союз, с его крахом перечеркнула сама себя. Так что вопрос заключался только в том, как быстро либеральная политическая система в сочетании с рыночной экономикой распространятся на всю планету. Там, где естественный процесс буксовал, его было не грех и подтолкнуть, применив силу (военную, политическую, дипломатическую, экономическую – в зависимости от обстоятельств) для поддержки «прогрессивных» (то есть соответствующих верному направлению развития) сил и подавления «реакционных» (идущих вразрез с магистральным трендом).
В вокабуляре политиков «конец истории» преобразовался в высказывания о наличии у истории «сторон» – правильной и неправильной. Чемпионом по употреблению метафоры стал Барак Обама – встречается у него более 30 раз, в том числе в отношении России. Символично, что на оценочной трактовке исторического процесса так настаивал именно первый чернокожий президент. Обама и его сторонники считали избрание афроамериканца главой государства самым убедительным доказательством того, что социально-политический прогресс реален, а Америка следует путём, который с ним совпадает, и приблизилась к абсолюту.
Фукуяма выпустил в 2018 году книгу, в которой, не отказываясь от идеи «конца истории», объясняет, почему его наступление откладывается. Он сетует на выхолащивание политической полемики. Во втором десятилетии XXI века на место привычного противостояния левых и правых по экономическим вопросам «выходит конфликт, связанный с определением идентичности. Левые… теперь, скорее, заняты защитой прав широкого круга групп, считающихся маргинализованными: чернокожих, иммигрантов, женщин, латиноамериканцев, ЛГБТ-сообществ, беженцев и тому подобных. А правые между тем переосмысливают себя как патриотов, которые стремятся защитить традиционную национальную идентичность, зачастую прямо связанную с расовой, этнической или религиозной принадлежностью».
Больше того, настойчивое продвижение идеи о необходимости поощрять многообразие идентичностей привело к тому, что, замечает профессор Принстона Нелл Ирвин Пейнтер, «белые стали осознавать себя как люди, сущностной чертой которых является белый цвет, как для чернокожих – чёрный. Многие эксперты не сразу осознали политические последствия того, что граждане, родившиеся белыми, голосуют в первую очередь как белые». Акцент на идентичностях должен был укрепить единство общества, но привёл скорее к его раздроблению.
Перекидывая мостик обратно к международным делам: стремление настоять на универсальности определённой идейной рамки привело к обратному результату – некоторые страны стали осознавать себя как государства, «сущностной чертой» которых является нелиберализм либо даже антилиберализм. А «этический плюрализм», пользуясь выражением из последнего ежегодного доклада Валдайского клуба, становится нормой мировой политики.
Внешнее и внутреннее
Фукуяма – интерпретатор давней интеллектуальной традиции, согласно которой прогресс есть основа развития человечества. В свежем номере консервативного журнала The Claremont Review of Books опубликован отклик на книгу Брэдли Уотсона об истории американской прогрессивной идеи. Рецензия называется «Левая сторона истории» (по-английски – игра слов, The Left Side of History как антипод The Right Side of History, где right – это и «правая», и «правильная»). Уотсон считает леволиберальный прогрессизм несовместимым с американскими устоями: «Прогрессивная идея, если её упростить, состоит в том, что принципы американского конституционализма – зафиксированные естественные права и ограниченные и распределенные власти – должны быть пересмотрены и заменены органичной эволюционной моделью Конституции, которая содействует правлению экспертов, приверженных расширению государственной сферы и политического контроля, особенно на общенациональном уровне». Иными словами, консерваторов не устраивают применительно к национальному развитию те же самые намерения прогрессистов, что не нравятся на международном уровне нелиберальным странам. А именно: восприятие основополагающих принципов отношений не как данности, а как чего-то, подверженного постоянной коррекции, прежде всего, с целью приведения партнёра в «правильное» состояние.
Американские комментаторы говорят о взаимосвязи внешних и внутренних компонентов политики страны. На площадке недавно созданного Института Куинси, аналитического центра умеренного толка, в начале июля прошёл вебинар об истоках полицейского насилия в США с громким названием «Бесконечные войны Америки возвращаются домой: милитаризация полиции». Его участники беседовали о том, что агрессивность правоохранителей внутри страны напрямую связана с крайней воинственностью американской внешней политики. Все привыкли к тому, что Вашингтон в большинстве случаев полагается на военную силу при достижении целей, это обыкновение распространяется и внутри.
На ту же проблему указывает бывший глава Пентагона Роберт Гейтс, сокрушаясь по поводу деградации американской дипломатии. Гейтс был противником операции в Ливии в 2011 году. В недавней статье для Foreign Affairs о милитаризации внешней политики он напоминает, что режим Каддафи, каким бы гадким он ни был, не угрожал интересам Соединённых Штатов. И кампания по его свержению превратилась в странную авантюру. Кстати, как раз в ливийском контексте Обама впервые упомянул, что Россия находится на неправильной стороне истории.
Охранители и инноваторы
Традиционный для Америки расовый вопрос послужил сейчас детонатором особенно мощного социально-политического взрыва в том числе потому, что обострён кризисом международных позиций США, отсутствием согласия, нужно ли глобальное лидерство и что оно означает. Поскольку Соединённые Штаты – государство идеологическое, созданное когда-то вокруг идей и концептов, дискуссия о текущей политике сразу уводит к тем самым отцам-основателям.
Изоляционистов классического типа в американской политической верхушке сейчас нет, они невозможны во взаимосвязанном мире. Но понимание роли очень разное. Трамп убеждён, что именно он и есть истинное продолжение традиции отцов-основателей, видевших Америку сияющим градом на холме, эталоном, чей статус подтверждается успехами государства. Противники Трампа не сомневаются, что предназначение США – неуклонное расширение пространства свободы и прав как внутри, так и вовне.
Такие толкования присутствовали и раньше, но они диалектически дополняли друг друга, обеспечивая относительно плавные колебания маятника. Теперь же они представляют собой лобовое столкновение «охранителей» и «инноваторов», разрушительного потенциала которого опасается Чарльз Кинг, призывая помнить предостережения Андрея Амальрика о перенапряжённом и раздробленном советском обществе. «Как долго политическая система может пытаться переделать себя, прежде чем вызвать одну из двух реакций – разрушительный ответ тех, кто больше всего боится перемен, или осознание теми, кто их инициирует, что их цели больше не могут быть реализованы в рамках институтов и идеологий нынешнего порядка?» – так Кинг интерпретирует квинтэссенцию размышлений Амальрика. И в таком прочтении статья полувековой давности действительно оказывается более чем актуальной. Причём не только для Соединённых Штатов.
