Сегодня все разговоры об антироссийских санкциях сосредоточены вокруг их масштаба и целей. Мы наказываем людей, чье поведение хотим изменить? Ощущают ли боль от санкций те люди, которые ответственны за хаос на Украине и в Крыму, за безрассудные нападения на Сергея Скрипаля и других людей, за наглое вмешательство в выборы на Западе? Можем ли мы доставить неприятности российской элите так, чтобы это заметил Путин? И достаточно ли мы сделали в этом отношении?

Есть как минимум один сектор, в котором санкции привели к неожиданным последствиям. Они улучшили положение российских фермеров. Контрсанкции, введенные против импортных продуктов питания с Запада сразу после того, как летом 2014 года начали действовать первые карательные меры, поначалу вызвали смятение у российских потребителей, которые не сразу нашли замену вкусным европейским сырам и полуфабрикатам. Но их вкусовые рецепторы быстро приспособились, а импортозамещение дало мощный толчок развитию России, и к 2016 году она вышла не первое место в мире по экспорту пшеницы. Пока Соединенные Штаты несли значительные потери на мировом сельскохозяйственном рынке из-за пошлин и торговых войн Трампа, Россия активно и агрессивно заполняла пустующие ниши.

Санкции

В начале 2014 года, когда Россия незаконно аннексировала Крым и приняла участие в сепаратистском восстании на востоке Украины, Соединенные Штаты, Европейский Союз и некоторые другие страны Запада ввели против нее санкции. В течение 2014 года эти санкции постепенно ужесточали. Сначала это были дипломатические меры (отказ от запланированных переговоров и встреч), потом были введены ограничения против конкретных лиц и организаций (запреты на выдачу виз, замораживание банковских счетов), и наконец, в июле и сентябре санкциям подверглись российский финансовый сектор, оборонная отрасль и энергетика. Последней ограничили доступ к рынкам капитала и дешевым кредитам. Было введено эмбарго на поставки оружия и запрет на экспорт товаров двойного назначения для военных покупателей. Кроме того, Запад запретил экспорт инновационных технологий для добывающего сектора (сейчас необходимо получать специальное разрешение на любой экспорт, имеющий отношение к энергетике). С 2014 года санкции постоянно усиливают и расширяют, но они не выходят за рамки указанных категорий.

В августе 2014 года Россия ввела встречные санкции, запретив импорт определенных продовольственных товаров из США и ЕС. Запрет действует в отношении говядины, птицы, рыбы и морепродуктов, фруктов и овощей, орехов, молока и молочных продуктов, сыра, а также многочисленных полуфабрикатов и готовой пищевой продукции. Это масштабный запрет, действующий в отношении как товаров массового потребления, так и предметов роскоши. Он распространяется на многие продукты питания, которые Россия в основном импортировала. А еще он имеет обширный географический охват (то есть, под контрсанкциями оказались очень многие страны), из-за чего России стало трудно восполнить нехватку товаров за счет увеличения импорта из других стран, не подвергнутых санкциям.

Последствия

Россия немедленно ощутила последствия от санкций по многим направлениям. Во-первых, усилились колебания курса на рынках иностранной валюты, что привело к существенной девальвации рубля и инфляционной нагрузке. России ограничили доступ к финансовым рынкам, там сократилось потребление и инвестиции. В третьем квартале 2014 года резко упал импорт. Существенное снижение мировых цен на нефть в четвертом квартале 2014 года оказало еще большее негативное воздействие на российскую экономику, чем санкции и контрсанкции. В конце 2014 и начале 2015 года нефтяные цены упали так сильно (со 100 долларов за баррель во втором квартале 2014 года до 60 долларов к концу года и еще ниже ко второй половине 2015 года), что российские доходы от экспорта сократились на треть. А из-за введенных финансовых санкций Москва не могла ослабить последствия от падения нефтяных цен за счет денежных заимствований.

Контрсанкции сразу же повлияли на продовольственные товары в объеме 9,5 миллиарда долларов в год. Это почти десятая часть от общего объема потребления продовольствия в России и четверть продовольственного импорта. До введения контрсанкций внутреннее производство обеспечивало менее 40% российских потребностей во фруктах, 80% в молоке и молочных продуктах, и 90% в овощах. Россия к тому времени была чистым экспортером зерновых, картофеля и масличных культур. Контрсанкциями был наложен запрет на 60% импортируемого мяса и рыбы, на половину ввозимых из-за рубежа молочных продуктов, фруктов и овощей. В целом доля импорта в общем объеме продовольственного потребления сократилась с 30 с небольшим процентов в 2014 году до 20% во втором квартале 2017 года.

Цены стали немедленно расти. К февралю 2015 года цены на продукты питания по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года выросли на 23%. Семьи стали менять свои потребительские привычки, перейдя с дорогих импортных продуктов (фрукты, молоко, молочная продукция, говядина) на дешевые товары местного производства (картофель, хлеб, куры). Они также стали делать «умные покупки», отдавая предпочтение приемлемому качеству по более низким ценам. Среди прочего, они умерили свои аппетиты в отношении престижных торговых марок и сделали выбор в пользу надежных и проверенных брендов. Потребительская среда довольно быстро приспособилась к новым условиям, и начался рост. К 2018 году увеличение цен на продукты питания было существенно ниже общего уровня инфляции.

Некоторые запрещенные продукты питания из ЕС попадают в Россию за счет реэкспорта из других стран. Например, в последнем квартале 2014 года экспорт молочной продукции из ЕС в Белоруссию вырос десятикратно по сравнению с предыдущим годом, а экспорт фруктов и рыбы удвоился. Вряд ли причиной этого стал бурный рост на внутреннем рынке Белоруссии. Такой реэкспорт составляет лишь малую долю от общего объема российской торговли продовольственными товарами, однако вторичная замена импорта привела к ухудшению торговых отношений между Россией и Белоруссией. Из-за этого в декабре 2014 года между двумя странами был восстановлен таможенный контроль, а весной 2018 года из Москвы зазвучали угрозы наложить ограничения на импорт белорусской молочной продукции. Россия справедливо обвиняет Белоруссию в том, что она сознательно занимается перепродажей запрещенных, контрафактных, некачественных и неправильно маркированных продовольственных товаров.

Сельское хозяйство

Контрсанкции стали манной небесной для российских аграриев. Они стали катализатором стратегии импортозамещения, общая цель которой была поставлена еще в конце первого десятилетия 21 века: добиться самообеспечения продуктами питания. Иными словами, санкции дали Путину возможность преодолеть многолетний застой в сельскохозяйственном секторе, который возник еще в 1990-е годы. Контрсанкции были приняты сразу после введения западных санкций (через пару дней), и это вызвало у многих обозревателей подозрения в том, что списки запрещенных продуктов были составлены заранее, и что российские власти такими мерами решили оживить внутреннее производство.

Российская пищевая промышленность ухватилась за эту возможность. Многие инвесторы, которые прежде даже не думали о сельском хозяйстве, внезапно заинтересовались земледелием и скотоводством. Богатые олигархи тоже поняли намек, и для некоторых из них сельское хозяйство стало предметом национальной гордости и патриотизма. Виктор Вексельберг, например, начал вкладывать средства в строительство теплиц. Правительство в 2018-2020 годах выделяет 242 миллиарда рублей на поддержку сельского хозяйства. Основная часть этих средств пойдет на железнодорожный транспорт, льготные кредиты, целевые денежные субсидии регионам, частичную компенсацию капиталовложений и целевую поддержку молочных ферм. В новых законодательных требованиях по государственным закупкам предпочтение отдается отечественной продукции, причем это относится не только к продовольствию, но и ко всем товарам, включая программное обеспечение. Активизация государственных закупочных мероприятий в сочетании с контрсанкциями принесла не очень много выгод внутренним отраслям, которые не производят качественную альтернативу импортной продукции, однако пищевая промышленность от этого очень сильно выиграла. Даже те предприятия, которые не имеют никакого отношения к контрсанкциям, захотели включиться в эту игру. В июне 2015 года российские производители конфет попросили распространить действие контрсанкций на европейский шоколад, надеясь отвоевать долю рынка у Бельгии, Франции и Германии. Министр сельского хозяйства Александр Ткачев четко изложил суть происходящего: «Мы благодарны нашим европейским и американским партнерам, которые заставили нас посмотреть на сельское хозяйство под новым углом, и помогли нам найти новые резервы и возможности».

В период с 2014 по 2016 год аграрный сектор стал одним из немногих светлых пятен на мрачном экономическом небосклоне России, поскольку средний рост там составил 3,2%. Как сказал генеральный директор российской компании по производству фосфатных удобрений «ФосАгро» Андрей Гурьев, «за один день российский сельскохозяйственный сектор стал чертовски доходным». И этот рост продолжается. Сегодня Россия производит зерна вдвое больше, чем потребляет, и она почти вышла на уровень самообеспечения сахаром и мясной продукцией. Внутреннее производство полностью вытеснило импорт свинины и кур. К 2016 году Россия стала мировым лидером по экспорту зерна, который обогнал экспорт оружия. Сейчас зерно находится в России на втором месте по объему приносимой экспортной выручки (после нефти и газа), которая составляет почти 21 миллиард долларов. Черноземный район центральной и южной России, расположенный недалеко от черноморских портов, поставляет большие объемы зерна крупным импортерам, таким как Турция и Египет, и там осуществляются масштабные денежные вложения в зернохранилища и экспортные терминалы. Бурное развитие на этом рынке продовольственных товаров привлекает новую сверхдержаву. Китай быстро создает рынок для поставок российской сои и подсолнечника, замещая ими американскую продукцию, которая страдает от пошлин Трампа. И Россия не собирается на этом останавливаться. У нее около 20 миллионов гектаров неиспользуемых, но весьма плодородных земель в дополнение к тем 32 миллионам, где она в 2017 году выращивала пшеницу. Кроме того, она использует схему ротации культур, сажая озимую пшеницу, кукурузу и ячмень, что позволяет ей страховаться от плохой погоды и непредсказуемости рынков. Путин в своих прошлогодних «майских указах» поставил цель: к 2024 году удвоить экспорт продовольствия, который в 2018 году составил 25 миллиардов долларов.

Безусловно, с импортозамещением в сельскохозяйственном секторе немало проблем. Снижение курса рубля привело к росту цен на импортную технику, используемую в производстве продуктов питания, а количество соответствующей отечественной техники по-прежнему ограничено, из-за чего процесс модернизации и расширения производства становится весьма дорогостоящим. Высокие процентные ставки мешают росту инвестиций. Государство обычно опаздывает с распределением средств государственной поддержки. Снижение спроса на относительно дорогие продовольственные товары ослабило преимущества от отсутствия западной конкуренции. Импорт по-прежнему преобладает в категориях дорогостоящих и высокоценных продуктов, таких как говядина, фрукты и овощи. В среднем качество российской пшеницы ниже, чем на Западе (в ней содержание белка составляет 11,5%, в то время как в американской пшенице его 13,5%). Но воздействие всех этих факторов после 2016 года пошло на убыль. Например, в прошлом году Германия и Нидерланды продали России сельскохозяйственных машин и оборудования на 650 миллионов долларов, а более низкие цены на российскую пшеницу компенсируют недостаточно высокое качество.

Российские потребители быстро приспособились к новому ассортименту продукции на полках магазинов. Со временем покупатели поняли, что качество отечественных продуктов, являющихся альтернативой западным, постепенно повышается. В августе 2017 года был проведен опрос, и две трети потребителей заявили, что качество продовольствия, которое производится внутри страны, а не импортируется, по сравнению с предыдущим годом нисколько не ухудшилось. Хотя в России нарастает недовольство экономической политикой Путина, большинство россиян по-прежнему заявляют, что главной причиной дефицита и роста цен на импортное продовольствие являются не российские контрсанкции, а западные санкции. Такая точка зрения остается неизменной, хотя в целом обеспокоенность населения по поводу санкций выросла с 28 до 43% в 2018 году. Российские потребители в ответ на санкции приняли на вооружение «продовольственный национализм». В 2015 году 94%, а в 2016-м 90% городских потребителей сообщили о том, что они предпочитают покупать продукты российского производства даже тогда, когда на прилавках есть импортные товары такого же качества и по такой же цене. Надпись «Выращено в России» очень сильно воздействует на людей.

Есть всего одна неразрешимая проблема

Самая заметная загвоздка с выходом на западный уровень качества продовольственных товаров связана с сыром. Положение здесь складывается отчаянное. В августе 2017 года на границе задержали россиянина, который пытался контрабандой провезти из Финляндии 100 килограммов сыра, уложив его в емкость, замаскированную под топливный бак. В России появилось множество небольших фермерских предприятий по изготовлению сыра, но ни одно из них не дотягивает до уровня швейцарской, итальянской и французской продукции, которая производится десятилетиями. Самые большие трудности с изготовлением пармезана. На его производство уходит много молока; а пока сыр созревает, нужно брать кредиты, чтобы не останавливать производство. В России производится всего 60% молока, необходимого для удовлетворения потребностей в сыре и других молочных продуктах, и некоторые местные производители сыра используют импортное сухое молоко, сепарированный молочный белок и даже пальмовое масло. К середине 2015 года примерно четверть российского сыра считалась поддельной из-за использования пальмового масла, импорт которого в первом квартале 2018 года вырос на 35,8% по сравнению с соответствующим периодом предыдущего года. Это указывает на то, что пальмовое масло до сих пор широко применяется. Отчаявшись найти приемлемые источники поставки молока, один фермер из Подмосковья в конце 2016 года купил во Франции и привез в Россию тысячу коз, чтобы получать от них молоко для производства сыра.

Несмотря на эти трудности, контрсанкции совершенно определенно помогли создать рынок для отечественного сыра. Правительство Московской области, например, в настоящее время компенсирует половину затрат на модернизацию семейным молочным фермам и до 20% — сыроваренным предприятиям. С 2016 года в Подмосковье ежегодно проходит крупный сырный фестиваль. Один фермер выставил там в качестве экспоната дойную корову-рекордсменку по прозвищу Санкция. А другой предприниматель торгует футболками с надписью «Спасибо за санкции». Журналисты с удовольствием украшают свои статьи остроумными и хлесткими заголовками типа «Санкции дают российским сыроделам СЫРьезные возможности», «Война и сыр» или «Русские обходят санкции, копируя сыры».

«Мы вам покажем»

В июле Путин заявил, что контрсанкции будут действовать как минимум до конца 2019 года. В этом нет ничего удивительного. Зачем идти на попятный, если фермеры, которые раньше бедствовали, в новых условиях начали преуспевать? Санкции дали возможность возродить российскую пищевую отрасль, которая совсем зачахла, и Путин этой возможностью воспользовался. Введенные недавно американские пошлины еще больше расширили эти возможности, дав России шанс выйти на новые экспортные рынки. Впредь администрации Трампа надо тщательно все продумывать. Непреднамеренные последствия чаще возникают тогда, когда умный противник активно пытается создавать их и пользоваться ими к собственной выгоде. Независимо от того, считает ли Трамп Россию врагом, и хочет ли он сохранить против нее санкции, трудно себе представить, что цель санкционного режима состояла в укреплении позиций российских конкурентов в ущерб американским фермерам. В данном случае Россия в этой игре по-прежнему идет на несколько шагов впереди.

Джуди Твигг — профессор политологии Университета Содружества Виргинии, адъюнкт-профессор Джорджтаунского университета и старший научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований. Она регулярно дает консультации по вопросам здравоохранения и развития Всемирному банку, американскому правительству и прочим ведомствам и организациям.