31 мая состоялся визит в Пхеньян главы российского МИД Сергея Лаврова и прошли его встречи с северокорейским коллегой Ли Ён Хо, а также с главой КНДР Ким Чен Ыном, которому наш министр передал приглашение Владимира Путина посетить Россию. Вплетаясь в общую логику ускоряющихся мировых процессов, активизация российско-северокорейских отношений непосредственно связана с двумя предстоящими в регионе событиями: очередным саммитом ШОС в Циндао (9-10 июня) и встречей лидеров Северной Кореи и США в Сингапуре (12 июня).
Чтобы в полной мере осознать значение российско-северокорейской встречи в Пхеньяне, потребуется поднять краткую предысторию вопроса. Представляется, что нынешние подвижки начались под влиянием двух факторов. Во-первых, резкой активизации сирийского конфликта, связанной с прямым вовлечением в него «коллективного» Запада, прежде всего США. Во-вторых, оставляющих множество вопросов «неопознанных» ракетных пусков из акватории, прилегающей к Корейскому полуострову, двух баллистических ракет – по Гавайским островам и по Японии (13 января).
По этим пускам, не достигшим своей цели ввиду перехвата ракет силами американской ПРО, стало понятно, что инициаторы борьбы с Дональдом Трампом из «глубинного государства» внутри самих США не остановятся ни перед чем, чтобы перенести внутренние события в Америке в международную плоскость. Устроив провокацию, сопоставимую с 9/11 и втянув Трампа и страну в крупный внешний конфликт.
И хотя события на Ближневосточном и Дальневосточном театрах военных действий нынешней «гибридной войны» теснейшим образом взаимосвязаны, понятно, что главным толчком к стремительному развитию ситуации на Корейском полуострове послужил второй эпизод. Ибо ясно, давно и не раз проверено, что ситуация напряженности, «беременной» военным конфликтом, а тем более сам конфликт - всегда благодатное поле для деятельности так называемой «третьей силы», ракетная «заявка» которой не сулила ничего хорошего никому – ни самим участникам американо-северокорейского ядерного спора, ни их ближайшим соседям.
С одной стороны, нынешние процессы были уже подготовлены. С другой, возможно они пошли бы не так быстро. Но выводы из ракетной атаки всеми сторонами были сделаны практически мгновенно. Уже 9 февраля Ким Ё Чжон, младшая сестра Ким Чен Ына, посетив открытие Олимпиады в Пхенчхане, передала президенту корейского Юга Мун Чжэ Ину сигнал с Севера о готовности к диалогу, который был принят. В конце марта резко восстановились китайско-северокорейские контакты, дремавшие в летаргическом сне с конца 2013 года, с момента, когда оборвалась карьера фактически второго человека в иерархии КНДР Чан Сон Тхэка, расстрелянного по приговору о подготовке государственного переворота. (Занимавший посты зампреда Государственного Комитета обороны и заведующего орготделом ЦК ТПК Чан, супруг дочери Ким Ир Сена и младшей сестры Ким Чен Ира, считался важным звеном коммуникации Пхеньяна с Пекином, которую с китайской стороны «держал» тогдашний глава ВСНП Чжан Дэцзян, обучавшийся в свое время в КНДР).
Визит Ким Чен Ына в Пекин, для которого избрали форму личного поздравления им Си Цзиньпина с переизбранием на высший государственный пост Председателя КНР, последовал вслед за объявленной Белым домом 9 марта готовностью Трампа лично встретиться с Ким Чен Ыном. Предпосылкой к этому, выражаясь словами тогдашнего госсекретаря Рэкса Тиллерсона, стали исходящие от КНДР «потенциально позитивные знаки».
Сразу после отбытия Кима из Пекина Си Цзиньпин информирует Трампа о «хороших» итогах встречи и связанной с ними возможности денуклеаризации Корейского полуострова. Итоги переговоров в китайской столице, получающие дружное одобрение в Москве и Сеуле, тем не менее, неоднозначно воспринимаются в Вашингтоне и, особенно, в Токио, где японское оборонное ведомство в ходе переговоров его главы Ицунори Онодэра с министром обороны США Джеймсом Мэттисом требует «давить» на КНДР до полного отказа Кима от ракетно-ядерных вооружений.
Именно тогда и формируется главная дилемма нынешнего мирного процесса: если для Кима победой при встрече с Трампом является сам факт этой встречи, то для американского президента любой другой результат, кроме немедленной денуклеаризации, которой, надо признать, не произойдет, - это провал. И винить некого: американский президент сам обозначил эту планку, с которой теперь не знает, как отступить. Именно этим и обусловлены будущие майские метания Трампа, когда в течение одних суток – с 24 по 25 мая – он то отказывался от встречи с Ким Чен Ыном, то сам себя опровергал, подтверждал ее и продолжал к ней подготовку.
20 апреля в Пхеньяне проходит 3-й пленум ЦК ТПК, на котором обнародуется решение о закрытии ядерного полигона, прекращении испытаний ядерного оружия и баллистических ракет большой и средней дальности. Дата выбирается не произвольно, а в канун саммита глав МИД ШОС в Пекине с участием Сергея Лаврова и его аудиенцией у Си Цзиньпина, а также встречи Ким Чен Ына с Мун Чжэ Ином, завершившейся подписанием Пханмунджомской декларации.
С первых дней мая, однако, начинается торможение. После второй встречи с Си Цзиньпином в Даляне (8 мая) Ким Чен Ын сначала жестко выговаривает Трампу за риторику, из которой следует, будто бы КНДР согласилась на встречу в верхах из-за американского давления. Затем отменяется его встреча с Мун Чжэ Ином, состоявшаяся в итоге 27 мая, с опозданием почти в две недели. Причина - американо-южнокорейские учения, которые в Пхеньяне сочли грубой провокацией и нарушением принципов урегулирования.
Затем, понимая, что встреча с Кимом под угрозой и не желая публичного унижения, Трамп, пеняя Пекину за «тлетворное» влияние на КНДР, заявляет об отмене сингапурского саммита, но через сутки, благодаря посредничеству Сеула, возвращается к этой теме, возобновляя подготовку к встрече с северокорейским лидером. Еще через сутки проходит вторая встреча лидеров Севера и Юга в Пханмунджоме, на которую Мун Чжэ Ин приезжает прямиком из Вашингтона.
Для чего весь этот экскурс?
Во-первых, чтобы показать, как поэтапно расширяется геополитика корейского урегулирования, которая стартовав с формата Севера и Юга, сразу же подключила важнейших заинтересованных игроков с обеих сторон – Китай и США, а также, благодаря пекинской министерской встрече, вошла в орбиту интересов ШОС. И не случайно к обещанной в ходе визита Сергея Лаврова в Пхеньян встрече Владимира Путина и Ким Чен Ына сегодня внимание в мире приковывается не меньшее, чем к саммиту Кима с Дональдом Трампом. И развивается это внимание примерно в таком же русле: где и когда? Уже называются как минимум два варианта – в ближайшие дни, на полях саммита ШОС в Циндао, где северокорейский лидер может появиться в статусе приглашенного (ШОС часто так поступает), а также в сентябре, в рамках Восточного экономического форуме во Владивостоке. Не исключено, что прорабатываются и другие варианты.
Во-вторых, совершенно очевидно, что российское участие в проблемах Корейского полуострова развивается в русле стратегического взаимодействия с Пекином, а также с Сеулом. Это видно по тому одобрению, которое неизменно получают инициативы КНДР в этих столицах, невзирая на реакцию двух других центров – Вашингтона и Токио. Следовательно, участие Москвы закрепляет такую расстановку сил вокруг КНДР, которая, по сути, ограничивает спектр возможных альянсов США в регионе одной лишь Японией. По другую сторону дипломатического «барьера» при этом оказываются Китай и Россия, которые, по сути, – это наиважнейшее обстоятельство – действуют с молчаливого одобрения Южной Кореи.
Все, что делает за последние недели Мун Чжэ Ин, на деле, а не на словах, это максимально содействует интересам Севера, делая Вашингтону предложения, от которых нельзя отказаться. Трампа, пытающегося взбрыкивать, понимающего, что отказ Ким Чен Ына от ядерного оружия он не получит, что и ракеты, и боеголовки останутся на своих местах, буквально общими усилиями толкают на переговоры. Те самые, что мягко говоря, не только не сулят ему никакого реального результата во внешней политике (кроме, может быть, номинации на Нобелевскую премию мира), но существенно осложняют внутриполитическое положение.
В-третьих, нельзя забывать, что на саммите ШОС через неделю пройдут, надо полагать, максимально интенсивные российско-китайские консультации, которые в значительной мере повлияют и на судьбу встречи Трампа с Кимом в Сингапуре, и если она состоится, на результаты этой встречи. Иначе говоря, позиции лидера КНДР на переговорах с хозяином Белого дома будут подкреплены солидарной поддержкой Москвы и Пекина, а также дружественным нейтралитетом Сеула. И в этом смысле инициатива на завершающем этапе подготовки встречи, на которую Трампа, прямо сказать, вынудили, отнюдь не за американской стороной, которая, как и официальный Токио, взирает на процесс со стороны, по сути, в нем не участвуя.
Может быть, именно это обстоятельство оказалось решающим в американском решении все-таки провести те самые маневры, которые так разозлили Пхеньян и вызвали недоумение всего мирового сообщества, как, по сути, неприкрытый акт нагнетания напряженности в ситуации, требующей ее смягчения. Выглядело-то это неспровоцированным и не вытекающим из логики переговорного процесса саботажем!
Сравнить незыблемость военно-политического статуса и позиции США на Юге Кореи например год назад и сейчас, - согласимся, что это, как говорят в Одессе, «две большие разницы». И коль скоро дело обстоит описанным образом, то значит США, вынужденно двинувшиеся навстречу корейскому урегулированию под угрозой внутренней дестабилизации, налетели если не на «домашнюю» заготовку своих стратегических оппонентов, то на очень грамотную и четко скоординированную контригру, в которой весьма важную роль сыграл южнокорейский президент Мун Чжэ Ин.
То ли Америка привычно переоценила свой сверхдержавный статус или привлекательность собственной модели лидерства для своих союзников, то ли просто исчерпала лимит их терпения, но элитам Юга Корейского полуострова, как сейчас становится ясно по многим признакам, в том числе зашкаливающей популярности Ким Чен Ына, надоело постоянно жить на вулкане. И стоило КНДР двинуться путем «дорожной карты», разработанной Китаем и Россией, как вся американская стратегия, основанная на конфронтации и силовом диктате, стала работать с перебоями.
Конечно, мы еще в начале пути. Но то, что США начинают сталкиваться с проблемами по всему периметру глобального противостояния, получая их даже от обычно бессловесных европейских марионеток, говорит о многом. Как и решающее с точки зрения результативности влияние на сирийский конфликт российско-израильских, а отнюдь не российско-американских договоренностей. Становится все более очевидным, что на разных ТВД различные ситуации и конфигурации сил, суммируясь, складываются на выходе в такой пазл, который все меньше отвечает интересам Вашингтона.
Можно (и очень хочется), конечно, списать это на суперстратегию и суперкоординацию различных, противостоящих Америке, центров силы, но не будем выдавать желаемое за действительное. Стихийно такие вещи не происходят, особенно столь быстрыми темпами, сравнимыми по срокам в послевоенное время только лишь с обвалом советского блока. Как тут не вспомнить, что тот обвал также в своей основе имел не столько внешние, сколько внутренние причины. И из-за этих очевидных параллелей все более актуальным становится вопрос, на который в официальном информационном поле ответа нет, и не появится: кто же именно выпустил 13 января ракеты по Гавайям и Японии?
Источник:ИА REGNUM
