В начале этого месяца в небе над Сирией произошла череда событий, заслуживающих особого внимания. Все случившееся я считаю поучительным, и эти уроки следует усвоить каждому из нас. Речь идет о растущей важности дипломатического присутствия России — разумеется, на Ближнем Востоке, но и далеко за пределами региона. Кроме того, мы видим, что Россия стремится взять на себя роль стабилизирующей силы на международной арене, видим, что Америка не желает мириться с такого рода перспективой и наносит вред себе и всем остальным, упуская многочисленные возможности — результат того, что я называю умышленной слепотой.
Начнем с того, что пару недель назад произошло между Сирией и Израилем.
После того, как предположительно иранский беспилотник, запущенный с позиций в Сирии, залетел на территорию, которая предположительно являлась израильским воздушным пространством, израильские самолеты, как сообщатся, ударили через сирийскую границу по центру командования и управления. Военные действия обострились, когда сирийская артиллерия сбила израильский F-16, что вызвало новую серию израильских авиаударов. В тот момент казалось, что премьер-министр Нетаньяху был готов к дальнейшей эскалации своей кампании против иранского присутствия на сирийской территории — и по сути мог открыть новый фронт в войне, завершение которой, казалось, было не за горами.
Довольно примечательное событие. Но гораздо больше меня интересует то, что случилось потом.
Между Биньямином Нетаньяху и Владимиром Путиным состоялся телефонный разговор.
Никто не говорит, от кого исходил звонок, но, учитывая сказанное, стоит предположить, что израильскому премьер-министру позвонил российский президент. По официальным данным из Москвы, Путин попросил Нетаньяху пресечь конфликт. «Президент России высказался за то, чтобы избегать любых шагов, которые могли бы привести к новому витку опасного для всех противостояния в регионе», — говорится в кратком резюме Кремля.
Вчитайтесь в это предложение.
Похоже, что Путин в завуалированной форме делает предупреждение. Это отчасти объясняется тем, что израильские бомбардировки такого рода могут спровоцировать вовлечение в конфликт российских наземных подразделений и создать помехи для российских воздушных операций. Насколько вероятен такой сценарий, неясно; но с уверенностью можно сказать, что Москве он не по душе. Правда я склонен истолковывать этот шаг Путина более широко: он пытался напомнить Нетаньяху о том, что Россия взяла на себя роль гаранта региональной стабильности, суверенитета Сирии и мирного процесса, который сейчас Москва пытается продвигать при поддержке Ирана и Турции.
Haaretz опубликовал интересный анализ этих событий и последующих заявлений. «Путин положил конец конфронтации между Израилем и Ираном в Сирии, и обе стороны приняли его решение», — предположила израильская газета.
Это может оказаться преувеличением. И неясно, готовы ли Путин или министр иностранных дел Сергей Лавров брать трубку каждый раз, когда израильский самолет совершает ограниченный вылет в воздушное пространство Сирии, что время от времени случалось еще до начала сирийской войны семь лет назад. Между тем гораздо вероятнее, что израильское руководство будет проявлять большую осторожность, чем обычно. В этом и состоит значимость событий прошлых выходных.
Многие комментаторы отмечают у Нетаньяху привычку, ставшую очевидной с прошлого года: теперь он совещается с Путиным по региональным вопросам. Мы только что видели, что это происходит, когда встает вопрос большой значимости. Москва не только играет важную дипломатическую роль на Ближнем Востоке. Как оказалось, она также обладает способностью играть ее со знанием дела, вот почему она и пользуется влиянием уравновешивающего фактора в регионе, известном в первую очередь своей неустойчивостью и борьбой враждебных сил. (На этой неделе Россия аналогичным образом пытается использовать свое влияние, чтобы положить конец боевым действиям в Восточной Гуте, осажденном пригороде Дамаска.)
Рассудите: возможно, Россия — пусть пока это будет предположением — только что сделала шаг к понижению крайней степени враждебности, которую Нетаньяху старательно культивирует в отношении Исламской Республики. Это ослабление напряженности будет главным среди прочих стабилизирующих дипломатических достижений Путина на Ближнем Востоке за последние два года. Прежде всего он свел Иран и Турцию, шиитов и суннитов соответственно, которые никогда не отличались взаимным расположением, в дипломатическую триаду, нацеленную на поиски переговорного решения в Сирии. И он заставил саудовцев и катарцев умерить пыл в своих междоусобных провокациях против светского правительства в Дамаске. Стоит отметить, что в среду, после событий, имевших место в выходные, Путин и саудовский монарх король Салман обсудили ситуацию в Сирии по телефону.
Перечисленные примеры касаются Ближнего Востока. Но есть и другие. Один из них — корейский кризис, другой — Украина. В первом случае Россия ведет тихую, но последовательную работу с правительством Муна в Южной Корее и отдельно — с китайцами, чтобы создать не только основы для дипломатического урегулирования с Северной Кореей, но и перспективный план экономической интеграции, способной вовлечь Север в региональную экономику и побудить его склониться к устойчивому примирению с Югом. В случае Украины Москва как и прежде готова работать с Парижем и Берлином, чтобы ввести в силу Минск-II, подписанный в 2015 году механизм урегулирования — единственный существующий ныне путь к миру.
Мне хорошо известны опасности, возникающие вследствие предположений о том, что во всех своих действиях Россия руководствуется исключительно злым умыслом. Эта линия аргументации никогда не производила на меня впечатления, поскольку противоречила весьма очевидной реальности, не впечатляет она и сейчас. Слишком часто рабочее предположение заключается в том, что, как бы Москва ни описывала свои намерения, в мыслях у нее совсем другое, потому что русские никогда не имеют в виду того, что говорят. По формальным признакам это любительская логика, но неважно. В большинстве случаев — во всех, упомянутых здесь — достаточно свериться с картой, чтобы понять, что Москва преследует свои интересы там, куда собственно и указывает. Ей нужна стабильная светская Сирия, а также Ближний Восток, следующий соглашениям по региональной безопасности (таким, к примеру, как договор с Ираном). Россия отнюдь не выигрывает от того, что Украина, с которой у нее помимо всего прочего давние и активные экономические связи, все больше превращается в государство-банкрота. Если Северную Корею удастся вовлечь в регионально взаимозависимую экономику, это будет иметь большое значение для российского Дальнего Востока.
Пришло время оценить стоимость нашей приверженности состязательным отношениям с Москвой, которые сегодня все больше напоминают отношения врагов времен холодной войны. В худшем случае, разумеется, это ценой может быть война, но пока что ее следует измерять упущенными возможностями. Пересмотрите еще раз те случаи, которые я отметил. Москва, работая совместно с другими странами, помогает устанавливать курс на дипломатические решения с вполне правдоподобными обязательствами. Они послужат основой для дальнейшего диалога — как на благо Америки, так и на благо всех остальных.
Эти преимущества являются документально подтвержденным фактом, если в их отношении возникают какие-либо вопросы.
Вспомните, что произошло в 2013 году, когда Барак Обама облажался со своей нелепой «красной линией» касательно применения химического оружия в Сирии только потому, что в пригороде Дамаска обнаружились канистры с зарином. (Даже министр обороны Мэттис теперь признает, что никаких доказательств того, что правительство Асада использовало зарин, не было.) Лавров пошел к госсекретарю США Джону Керри и предложил договориться о том, чтобы вывезти запасы химического оружия правительства Асада из страны. Это было сделано — пусть пропагандисты войны в нынешней администрации оценивают этот факт как угодно — и ненужная и опасная эскалация в Сирии была предотвращена.
Другой аналогичный случай — ядерное соглашение с Ираном. В ходе длительных и результативных переговоров Лавров и российская делегация в Женеве сыграли решающую роль в преодолении ряда наиболее трудных препятствий. То, которое имею в виду я, касается законного права Ирана на владение собственным обогащенным ураном. Лавров не стал зацикливаться на этой теме и протолкнул переговоры вперед, действуя в пользу Соединенных Штатов и остальной группы 5 + 1 (постоянных членов Совета Безопасности плюс Германия). Иранский уран был отправлен в Россию, которая теперь выделяет его Ирану в количествах, необходимых для проведения медицинских исследований и других программ такого рода.
Я не могу не отметить, насколько сдержанно Вашингтон выразил свою благодарность Москве, когда после двух лет напряженных усилий договор с Ираном был, наконец, подписан. (То же самое наблюдалось и в случае с «красной линией»). Разумеется, с тех пор ситуация серьезно ухудшилась: на данный момент любые попытки работать с Россией на любом фронте сопряжены с политическим риском. Это непродуктивно. Это разрушительно. Многие теперь за это платят, и нам нужно учесть, что американцы в списке проигравших не самые последние.
