Агрессивная антироссийская риторика глобалистов, рост прямого политического влияния гражданского общества и национализация элит — вот основные факторы начинающейся президентской кампании
На прошлой неделе произошли три события, которые достаточно полно определили диспозицию, сложившуюся перед стартом президентской кампании 2018 года
Первое событие — решение МОК о недопуске нашей сборной на Олимпиаду в Корее под российским флагом. Решение настолько же политически мотивированное, как и «химический след» в Сирии или оружие массового поражения в Ираке. По сути, мы должны сказать, что еще легко отделались. Хотя кто знает, что последует дальше. Все информационные вбросы, которые последовали за решением, как и формулировка самого решения, сделаны в лучших традициях идеологической войны. Спортсмены не виноваты, виновата страна (чиновники). Есть шанс, что и страна окажется неплохой, если спортсмены это докажут выполнением требований МОК. В этом случае на закрытии Олимпиады наш флаг все-таки поднимут. (То есть, парни, если вы отработаете как надо, будет вам кусочек сахара.) Ну и, конечно, скрытая угроза со стороны Григория Родченкова: «Теперь я боюсь за свою жизнь». Что можно разумного ответить на эту автоматную очередь идеологем?
Неизвестно, как реагировали граждане Сирии на соображения о химическом оружии, но наши официальные общественные силы на эти выпады отвечают поднятием рук. Так, Ксения Собчак мгновенно поддержала пафос МОК: дескать, спортсмены ехать должны, так как во всем виноват Мутко. И она была не одинока. Даже наши чиновники, наверняка чувствуя свою вину, скорее подыгрывали МОКу. Хотя в этом случае кажется абсолютно уместной пословица «Против лома нет приема». И с политической точки зрения совершенно безразлично, поедут наши спортсмены на Олимпиаду или нет. Это должен быть их личный выбор, никак не оцениваемый с политической позиции. Только не надо им выслуживаться перед американцами, пытаясь добиться поднятия флага. Стране это точно уже не нужно. Все уже произошло.
Второе событие было не таким громким, хотя на нем не только побывал Владимир Путин, но и был затронут вопрос о его, Путина, возможном президентстве. Это съезд волонтеров и добровольцев. На нем Путин предложил назвать следующий год Годом волонтера, а на вопрос ведущего о своем возможном президентстве ответил, что каждый кандидат взвешивает свои возможности быть полезным и получить поддержку народа. Ну и народ в зале его откровенно поддержал. Собственно, уже в это же вечер Владимир Путин на встрече с рабочими ГАЗа заявил об участии в выборах президента в 2018 году.
Теперь стоит назвать три тренда, определяющие, на наш взгляд, все последующие события президентской кампании. Это сверхактивная фаза холодной войны с Западом, а точнее, с западными глобалистами, рост влияния гражданского общества России, как политической силы и создание предпосылок для долговременного экономического роста в стране. Такой вот «наш ответ Чемберлену».
Капитал холодной войны
Путина часто явно или неявно упрекают, что, будучи очень сильным игроком на международной арене, он не смог конвертировать эти успехи во внутреннюю политику и экономику. В пределе тезис звучит так: хватит заниматься мировыми проблемами, пора заняться внутренними. Антитеза выглядит логично, но только на первый взгляд. Легко показать, что наши внешние успехи являются необходимым условием развития страны и чем они больше, тем больше возможностей для развития. Именно поэтому мы сейчас находимся в фазе обострения холодной войны.
В 2017 году стало окончательно понятно, что нормализации отношения с Западом не предвидится еще долго, так как сутью международной политики становятся не переговоры и поиск компромиссов, а базовая русофобская позиция западных элит. Прежде всего американского глобалистского истеблишмента, который готов похоронить демократические основы страны и президента ради давления на консервативный национально ориентированный курс. Спорить можно разве о том, наблюдаем ли мы холодную войну версии 2.0, либо возобновление противостояния длиной в семьдесят лет.
Плотная зависимость нашей внутренней политики от внешней появилась не с началом санкций и даже не со знаменитой Мюнхенской речи Путина 2007 года, а уже в конце 1980-х, когда ради встраивания в западный мир мы разрушили сильнейшую советскую державу, похоронили экономику и идеологию. Особая беда в том, что мы считали себя недостойными раскрытых объятий, места в мировой экономики и права голоса в мировой политике. Ведь даже поставки «ножек Буша» в обмен на кредиты МВФ считались союзническим партнерством.
И первые два срока Владимира Путина, которые были посвящены спасению и восстановлению страны, во многом ставили задачу усилить державу, чтобы говорить на равных с партнерами, чтобы соответствовать званию союзника. Провал попыток выкупить западные технологии (которые потом легко отдали китайцам) были первым жестким разочарованием, но не фатальным. Выступление Путина в Мюнхене не было ультиматумом, оно разило горечью от разбитых надежд. И дальше страна продолжала двигаться по инерции в прежней глобалистской парадигме, даже несмотря на грузинскую провокацию. Мы отчаянно сражались за ВТО и наконец вступили в организацию в 2012 году, получив в итоге одни ограничения и санкции. Вся российская экономика отстраивалась в расчете на открытые рынки, иностранные инвестиции и жесткие правила игры международных институтов, которые должны стойко работать, даже невзирая на отдельные споры участников. Тот же Таможенный союз задумывался не как конкурент Европе, а как партнер в едином пространстве «от Лиссабона до Владивостока». Украинский переворот живо показал, что европейцам плевать на возрождение российской экономики. Санкции доказали, что нормы и правила ВТО перестают действовать по желанию Вашингтона.
Вслед за подрывом «честного слова» торговцев и финансистов тотальное лицемерие проникло во все остальные сферы жизни. Нет, геополитика и раньше строилась на хитрости и лжи, но с 2012 года мир окончательно вступил в эпоху «постправды», когда для уничтожения соперника достаточно мощной пропаганды, а фактов и доказательств (или хотя бы подстав и подтасовок) больше не требуется. Оболганная украинская гражданская война, намеренное непонимание крымского референдума после косовского прецедента, клеймение России в гибели малайзийского Боинга в день крушения — это для начала, затем демонизация страны в сирийской кампании, «рука Москвы» во всех политических неудачах западных политиков, санкции как инструмент торговых войн, неудачная попытка изоляции, возвращение в «ось зла», наконец, допинговый скандал как имиджевый удар по российской гордости. Все эти антироссийские кейсы объединяет одно — никаких доказательств, никаких попыток обсудить проблему с Россией, лишь лощеное дипломатическое вранье. Запад не выставляет условий, он требует капитуляции.
Как и предполагал Владимир Путин в 2007 году, однополярность уходит в прошлое, гегемон агонизирует. Но возникшая многополярность хаотична и агрессивна, не имеет правил. На этом «холодном» фоне России долго и успешно удается балансировать между скатыванием в изоляцию и сдачей всех позиций. Вероятно, это единственная приемлемая стратегия выживания в ближайшие годы, которая позволит экономике продолжать засасывать иностранные технологии и не допустить скатывания в бедность миллионов сограждан.
Весь минувший срок Владимир Путин по сути готовил страну к оборонительному сценарию путем активных внешнеполитических действий. И к 2018 году многие сюжеты, в которых так или иначе завязана Россия, подошли к логическому завершению. В Сирии завершена наступательная фаза борьбы с запрещенным в России «Исламским государством», а значит, в повестку дня возвращается безумная Украина. Ушла надежда на адекватность американских и европейских партнеров и снятие санкций — и в Европе, и в США заняты внутренними процессами и к компромиссу не готовы. Завершена базовая интеграция в рамках ЕАЭС — дальше без Украины, но с десятком новых заявок на вступление. Совершен аккуратный поворот на Восток, но без лишней финансовой и политической зависимости. При этом логика инициированной за последние годы внешнеполитической активности не позволяет России остановиться и закрепить достигнутые успехи. Необходимо двигать наши интересы дальше, иначе произойдет сильный и болезненный откат в позицию страны, ведомой другими державами.
Достигнутые военные успехи в Сирии необходимо подкреплять активными дипломатическими усилиями по экспорту мира и гарантиям переговорного процесса, как минимум в ближневосточном регионе, где нам уже доверяют и на нас ориентируются. При этом важно не встрять во внутренние разборки и не завязнуть, как американцы, в крови. На этом направлении могут быть не только имиджевые бонусы, но и весомые экономические дивиденды. В то же время победа над ИГ локальна, терроризм — глобальная угроза, в борьбе с которой у нас пока нет союзников. Он обязательно пустит метастазы в других странах. Опасность для России отсрочена лишь на время. Поднимает голову терроризм в Средней Азии, который через открытые границы отправляется к нам. Договариваться же с местными лидерами непросто, но необходимо — многие страны региона подошли к опасной трансформации от автаркии к государствам без власти.
Гражданская война на Украине готова вот-вот сорваться с паузы. Сделки со Штатами пока не предвидится, непонятен размен. А держать проблему на российских границах слишком удобно, и пока это стоит кредитов МВФ. С другой стороны, украинский олигархат продолжает разворовывать страну, население беднеет, вымирает и эмигрирует. Политическая обстановка накаляется. Межэлитные тупики и масса голодного пассионарного населения — неизменный путь к войне.
Несмотря на украинский кризис, необходимо продолжать интеграционные процессы в евразийском пространстве, погружаться в ЕАЭС, ШОС, АСЕАН, подсоединяться к Большому Шелковому пути. Мы смогли продвинуться в этих серьезных проектах, а дальнейшие извлекаемые выгоды зависят от развития наших экономик. Останавливаться нельзя, иначе наше с трудом отбитое место с удовольствием займут конкуренты.
Путин руководит страной семнадцать лет. С точки зрения международной политики это плотные двусторонние связи уже не с лидерами, а с властной элитой других стран, прежде всего с союзниками, которых надо ценить в наших условиях. В многополярном мире без правил и законов именно двусторонние, личные отношения элит и лидеров становятся основой геополитики, тогда как выстроенные международные институты не стоят и гроша. У любого возможного преемника Путина такого бэкграунда не будет, придется со всеми знакомиться заново.
Всемирная война новых националистов и глобалистов
Здесь надо заметить, что нынешняя холодная война, до сих пор используя словарь войны времен противостояния капиталистического и социалистического лагерей — демократия диктатуры, открытость против закрытости, — уже давно имеет совершенно иную природу и цели. Их определение важно, так как оно позволит превратить участие во внешней схватке во внутреннюю силу. Мы должны сознавать, что боремся за правое дело, и к тому же на нашей стороне больше, чем полмира. Это придает силы, и может определить приоритеты внутренней политики.
В одном из последних выпусков программы «Воскресное время» неожиданно было показано интервью с Домиником Стросс-Каном.
В апреле 2011 года директор-распорядитель МВФ произнес концептуальную речь, в которой высказался в том духе, что для стабильности мировой системы доллара недостаточно, нужны другие валюты. Это был период выхода из очередного мирового кризиса, и мир начал активно искать рецепты новой жизни, не «подамериканской». Стросс-Кан был одним из первых политиков такого высокого ранга, заговоривших об этом. В мае того же года он был обвинен в изнасиловании горничной, что поставило крест и на его карьере в МВФ, и на его политической карьере. Впоследствии горничная запуталась в своих показаниях, и дело внезапно развалилось.
Кстати сказать, это стало первым случаем столь наглого использования инструментов современной пропаганды. В интересах кого? Для того чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть кто после Франсуа Олланда стал президентом Франции (а Стросс-Кан рассматривался как один из кандидатов в лидеры Франции). Им стал Эммануэль Макрон, ученик Жака Аттали, одного из главных идеологов глобализации. Не обнажив эту проблему противостояния глобалистов и современных националистов, мы практически лишены возможности здраво формировать свою внутреннюю политику.
Давайте поупражняемся в выборе системы координат. Мысленно проведем две линии-антитезы. Первая: демократия-диктатура. Вторая: открытость-закрытость (страны). В 1990-е, даже в 1996 году, даже, пожалуй, в 1999–2000-м, пока живы были еще российские коммунисты как актуальная политическая сила, эта система координат работала. И избиратели, и партии могли расположиться в ней, противопоставив себя друг другу. А теперь? Кто против открытости? Все «за». Кто против демократии? Тоже все «за». Но тогда почему нас не пускают на Олимпиаду, если мы сторонники того же, что и авторы правил мирового спорта? Правда, что ли, из-за допинга? То есть мы какие-то люди второго сорта? И страна у нас второго сорта?
И, с другой точки зрения, если все мы второго сорта, но заодно, то какая, к черту, разница, какая у нас правящая партия? Кто какой кабинет в правительстве занимает? Все будут делать одно и то же. Такие рассуждения деморализуют и расслабляют политику. Она перестает быть конкурентной, ориентированной на цель, и становится глобально продажной.
Давайте теперь вспомним опыт Стросс-Кана и начнем менять систему координат на актуальную. Пусть первая антитеза будет та же: демократия — диктатура, а вторая — национальная стабильность — национальное развитие. Вот тут люди уже начнут делиться и сильно сомневаться в выборе. Некоторые «самые настоящие» демократы будут сомневаться: как это национальное развитие, ценой чего это развитие, неужели противостояния с Западом, войны в Сирии? И вообще, причем здесь «национальное»?
А мы сделаем еще один шаг и вместо устаревшего противостояния демократия — диктатура поставим актуальное: глобалисты (сторонники вашингтонского консенсуса) — новые националисты (сторонники развития нации в условиях открытости во имя национальных интересов). И вот тут размежевание произойдет ясно и точно. И это размежевание окажется политически очень плодотворным. Каждый имеет право разделять идеи глобалистов, стирания национальных границ и национальной универсальности капитала. Только надо разделять их открыто, не прикрываясь ветошью демократических ценностей. Но ровно так же каждый имеет право разделять идеи и ценности национального самоопределения, национального экономического развития, национальных интересов. Вот это и есть две реальные политические силы, которые сегодня ожесточенно противостоят друг другу по всему миру.
Вектор противостояния глобалистов и новых националистов как политический достаточно свеж. Собственно, его рождение — результат цепочки кризисов 1997, 2001, 2008 годов. Мы, Россия, здесь на передовой. И потому, что полуевропейцы, то есть можем претендовать на связывание всего евразийского континента, и потому, что имеем военную мощь. Именно в этот вектор полноценного национального развития мы все пытаемся развернуться. Но сложившейся элите требуется помощь для разворота. И ей помогают: извне — нарушая все договоренности и изнутри — через рост гражданской активности.
Смирение элит
Принятие неизбежного разрыва с западным миром российская элита проходит мучительно долго, с запозданием по сравнению с нацией и президентом. Все это время западные оппоненты играли на наш внутренний раскол, жонглируя давлением на вывезенные активы, офшорными скандалами и пакетами санкций, составленными таким образом, чтобы можно было в любой момент ввести в список или вывести из него то или иное лицо или компанию. Многих удивляло, почему сделки по Сирии или Украине, заключенные прежней администрацией Барака Обамы, раз за разом оборачивались итоговой профанацией Запада. Просто суть была не в итоговом компромиссе. А в самом переговорном процессе, к которому тем или иным образом подключали различных представителей элит, а затем следили за их реакцией и неудачными попытками повлиять на Кремль.
Вилки решений, перед которыми последовательно оказывалось российское руководство, играло на раскол российских элит и общества — и по Украине, и по Сирии, и по допинговому скандалу. От президента требовали однозначных решений, политические лагеря — патриоты, консерваторы, либералы — «разрывали» идеологию государства. Это заметно даже по внутренним политическим темам (фильм «Матильда», дело режиссера Серебренникова, памятник Ивану Грозному, мальчик Коля в бундестаге). Путин, напротив, своими высказываниями собирал воедино ткань национального согласия: братский украинский народ, но алчные украинские элиты; решение WADA политическое, но бойкотировать Олимпиаду не будем. И вообще, каждый имеет право на свою точку зрения, вы только в руках себя держите.
Но, похоже, к 2018 году и внутренним, и внешним российским элитам стало очевидно, что западные глобалисты не предлагают партнерства и не сдержат слово в гипотетических сделках. Любой компромисс считается проявлением слабости и приводит к еще более сильному давлению. Причем так повелось еще с тех пор, когда Россия сдала свои восточные границы и получила войска НАТО на своих рубежах. Мы разрешили бесполетную зону над Сирией и получили черную дыру на севере Африки. Понадеялись на слово европейцев в договоренностях с Януковичем и разгребаем гражданскую войну на Украине. Признали промахи с допингом — и нас возят носом об асфальт уже вторую Олимпиаду подряд.
К 2018 году в среде российской элиты, кажется, сложилась одно общее мнение: стоит один раз поддаться на шантаж, опасаясь за вывезенные капиталы, и спать спокойно больше не будешь до конца жизни. Оттого, вероятно, разговоры о сменщике Путина, лояльном западному миру, давно сошли на нет.
Ресурс солидарности
В 2008 году в Краснодарском крае, в станице Новоалешковская, закрылся детский дом, из него забрали последнего ребенка. Всех сирот разобрали жители края. Женщина пятидесяти лет, взявшая сироту, тогда объясняла журналисту свой поступок так: «Не вижу здесь ничего особенного. Мои дети выросли, а у меня еще много сил. Мне не трудно вырастить еще одного ребенка, дать ему дом». Это маленькое событие большая Россия не заметила. Позже появился закон, запрещающий усыновление российских детей иностранцами. Он вызвал шквал критики, а потом сразу же колоссальной мощности тренд на усыновление внутри России. Сегодня количество сирот в стране в три раза меньше, чем десять лет назад. В 2006 году детей-сирот было 168 тысяч, в 2015-м — 59 тысяч.
В 2010 году Россию охватили пожары. Полуразрушенные государственные службы не справлялись с бедствием. Граждане стали активно формировать добровольческие отряды, оказывая помощь в тушении пожаров и помощь пострадавшим. Именно тогда, в 2010 году, стало очевидно, что граждане страны готовы брать на себя огромную часть работы государства, не прося для себя лично ничего взамен.
Настоящий бум переживает российская благотворительность. В 2015 году 50% экономически активного населения России (44,5 млн человек) совершали денежные пожертвования благотворительным организациям. Мы наблюдаем взрыв развития инклюзивных методов в образовании, в том числе в частном и общественном секторе, развиваются культурные и спортивные инициативы по вовлечению особенных детей, да и взрослых, в социальную жизнь. Активно развиваются институты помощи людям, попавшим в сложную ситуацию.
Жители городов на свои деньги восстанавливают заброшенные территории, создают музеи, туристические маршруты. Растет волна экологических движений. Множатся волонтерские организации, которые буквально стремятся почистить, убрать мусор в городах и в стране.
Общественные инициативы в области просвещения спасли сферу там, где государство ее недофинансировало или где реформы приводили к нежелательным эффектам. Лучшие школы показывали образцы качества даже в самые тяжелые времена, олимпиадное движение и волонтерские летние научные школы сохраняли культ научной истины и давали возможность поступления в лучшие вузы ребятам из разных регионов и слоев общества.
Российское волонтерское движение стало по-настоящему массовым начиная с 2012 года, когда тысячи людей участвовали не только в тушении пожаров, но и в спасении людей во время наводнений. Потом, с началом войны в Донбассе, массовой стала помощь мирным гражданам в зоне конфликта. Ну и так далее.
Традиционно считается, что гражданское общество контролирует государство, критикует его. А здесь нет контроля и критики. Люди, руководствуясь своим внутренним нравственным чувством и своими возможностями, совершают действия, которые формируют новую социальную ткань общества, делая его более удобным, более доброжелательным, более справедливым. Иногда они замещают государство, иногда дополняют его. Это неважно. Важно, что за последнее десятилетие в России сформировалась новая социальная общность вместо исчезнувшего советского народа. Причем период ее становления пришелся на период рецессии, то есть, скорее всего, это явление не следствие роста материального благополучия, а просто следствие длительности времени, прошедшего с распада СССР.
Наблюдая рост гражданских инициатив такой мощности, мы фактически наблюдаем становление нации — бескорыстного, иррационального территориального образования. Обычно нации формируются сверху. Какая-то группа элиты выступает с такой инициативой. Как правило, эта группа разделяет общее с народом понимание — что такое справедливость, как увеличить ее количество в стране, что мы можем себе сегодня позволить. У нас нет такой группы элиты. Наша элита еще не сформировалась, она не чувствует себя достаточно сильной, чтобы быть вполне ответственной. И инициатива формирования общности волной поднимается снизу. Простые люди своими естественными, бескорыстными и целенаправленными действиями как бы «покупают» себе право диктовать элите политическую программу.
Путин — конкурентный игрок. В 2012 году феномен Болотной его очевидно потряс. Однако Болотная — далеко не все гражданское общество, а только его небольшая часть. Сегодня, опираясь на волонтерские движения, Путин опирается на очень широкий, динамичный и созидательный сектор гражданского общества. Причем, заметим, он — единственный из публичных политиков, который делает это (хотя эта зона открыта для всех). Для него поддержка гражданского общества, помимо всего прочего, ресурс решения очень многих узко политических задач: и взаимодействия с внешним миром, и влияния на внутренние элиты.
Национализация элит и экономическая политика
Почему мы все время возвращаемся к вопросу об элитах? Просто за двадцать пять лет становления новой России мы все, кажется, вполне осознали горечь высказывания Ивана Ильина: «Самой большой проблемой России после крушения СССР будет то, что русский народ обнаружит себя лишенным элит». Мы также поняли, что если теория классов у социологов есть, то теории создания элит — нет. Не было причин у западных элит заказывать исследования самих себя.
Между тем элиты — это слой, организующий накопление, распределение и эффективность использования ресурсов нации. Без этого слоя или со слоем, лишенным определенных нравственных и управленческих черт, разворот страны к устойчивому национально ориентированному развитию невозможен. У нас это формирование происходит так медленно, что иногда кажется, что никогда не произойдет. Но тем не менее оно происходит и в рамках избирательной кампании, и в ближайшие следующие пару лет процесс «национализации элит» скорее всего завершится, а вместе с этим сложатся предпосылки для осуществления более активной экономической политики.
Нам кажутся важными два элемента. Первый — деофшоризация. Для элиты главным сюрпризом предыдущей предвыборной кампании Путина, стали вовсе не семь статей, излагавших видение кандидата на задачи, стоящие перед страной в ближайшие шесть лет, а деофшоризация. Гражданином мира с каждым годом оставаться все сложнее. И регуляторы, и законы, и контрагенты все настойчивее дают понять, что ты должен определиться, по эту или по ту сторону границы ты ведешь свою жизнь и бизнес.
Первая волна деофшоризации (Закон о контролируемых иностранных компаниях 2014 года, амнистия капиталов 2015 года) имела ограниченный успех. Законопослушный небольшой и средний бизнес в массе своей открыл свои зарубежные активы и либо перестроил свою структуру, либо начал платить с зарубежных доходов налоги. Госслужащие и сотрудники силовых ведомств, как правило, сделали «под козырек». А вот крупный и крупнейший бизнес среагировал своеобразно. Целый ряд бизнес-магнатов — бенефициаров транснациональных бизнесов предпочли стать налоговыми нерезидентами России, а возможность амнистии капитала (Закон о добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов в банках 2015 года), правда, второпях неважно сконструированной, попросту проигнорировали.
И вот неожиданная инициатива Бориса Титова — предложение о новой амнистии капитала. Не исключено, дело в том, что что к 1 февраля будущего года минфин США при поддержке ЦРУ выпустит доклад «о российских олигархах и квазигосударственных структурах РФ» (parastatal entities). Просачивающиеся в СМИ утечки говорят о том, что доклад будет свирепым. Весьма вероятно распространение санкций на практически неопределенно широкий круг российских юридических и физических лиц. Не спят и европейские силовики. В сентябре итальянская финансовая полиция заморозила активы Аркадия Ротенберга на 30 млн евро. Под арест попали виллы на Сардинии и отель в центре Рима. А в ноябре французские власти задержали сенатора от Дагестана и миллиардера Сулеймана Керимова. Его подозревают в неуплате налогов при покупке недвижимости во Франции. «Замучаетесь пыль глотать, бегая по судам», чтобы разблокировать капиталы — как не вспомнить хрестоматийное предупреждение Владимира Путина, сказанное еще в далеком 2002 году.
«Запахло жареным», и, похоже, наши экспаты посчитали более выгодным принять сторону России. Более того, появилась информация, что в правительстве РФ идет дискуссия о выборе наиболее приемлемых для инвестирования репатриированных капиталов финансовых инструментах. В частности, под бегущие от санкций деньги могут быть зарезервированы новые выпуски суверенных еврооблигаций, которые будут снабжены анонимным режимом владения. С точки зрения экономической политики возврат капиталов будет важным прорывом, обеспечивающим возможность проведения более активной монетарной политики — так как возвращаемые деньги, скорее всего, сочтут деньгами «неинфляционными».
Второе направление активной национализации элит — формирование нового управленческого корпуса, прежде всего корпуса молодых губернаторов. Создание этой системы накануне президентской кампании было проведено по скорости и организованности как военная операция в Сирии. Направлено оно, как нам кажется, прежде всего на увеличение каналов эффективного инвестирования в национальную экономику.
Летом, в ожидании президентской кампании, скептики говорили, что это не выборы, а референдум доверия Путину. Кажется, это не так. Если это и референдум, то это будет референдум по поводу единства целей разных частей нации.
