Растущему влиянию России на Балканах посвятил свою новую аналитическую статью известный политический эксперт Димитар Бечев. По его мнению, растущая военная мощь России сулит «последствия» системе безопасности отдельных членов альянса НАТО и всему альянсу.



Димитар Бечев (Dimitar Bechev) — научный сотрудник Центра славянских, евразийских и восточноевропейских исследований в Университете Северной Каролины и внештатный сотрудник Атлантического совета (Atlantic Council). В своей новой статье для «The American Interest» он отмечает, что в играх, которые ведёт Россия, она скорее строит стратегию на использовании возможностей, то есть является оппортунистом, нежели действует как кукловод, дёргающий марионеток за ниточки. Вместе с тем, если коснуться Юго-Восточной Европы, то следует отметить: возросшая военная мощь Москвы означает «далеко идущие последствия» для безопасности членов НАТО, чьи границы проходят по Чёрному морю, а также и для всей НАТО.


Влияние России на Балканах «реально» и «легко наблюдается». Как до, так и после украинского кризиса это влияние затрагивает регион самыми разными способами. Российские нефтегазовые компании, «Газпром», «Газпром нефть» и «ЛУКойл» всё ещё играют огромную роль на местных энергетических рынках, несмотря на локальное «сопротивление», которое им оказывают, и ужесточение общеевропейского законодательства, направленное на поощрение конкуренции и диверсификацию поставок. «Культ Владимира Путина», отмечает автор, и торжественные заявления о «возрождении России на мировой арене» регулярно создают в прессе заголовки.

Россия оказывает давление и на Европу, и на Америку — на двух гарантов порядка безопасности в регионе. Интенсивная политическая конкуренция охватывает громадную арену. Несмотря на надежды на снятие напряжённости и даже на некую «грандиозную сделку» с Россией, которую отчего-то «рекламируют» политики по обе стороны Атлантики, предстоящему политическому состязанию конца не предвидится. Здесь важно избегать «ленивого мышления», указывает автор, и важно разглядеть перспективы «русского вызова» и уяснить его пределы.

Возвращения к холодной войне нет, считает Бечев. В Юго-Восточной Европе нет ни блоков, ни каких-либо альянсов, которые противостояли бы друг дружке. И это уже означает несходство с недавним советским прошлым. Больше того, у России нет ни постоянных союзников, ни согласованной идеологии, которую поддерживали бы за границей и которая могла бы «экспортироваться». Москва не в состоянии создать и основу для экономической интеграции, например, расширить Евразийский экономический союз на Балканах путём принятия в члены Сербии, Республики Сербской, Македонии или кого-либо ещё. Даже «лучшие друзья» Москвы в регионе тяготеют в экономическом плане не к Москве, а к Европейскому союзу, напоминает аналитик. Эти же «друзья» продолжают добиваться «позитивных отношений с НАТО и США», указывает он.

Россия, в свою очередь, совершенствует своё мастерство борьбы на этой арене, не пытаясь, однако, «установить свою гегемонию», полагает эксперт. Некое весьма «амбициозное» предприятие оказалось бы для Москвы непомерно дорогостоящим. Кремль не получил бы «отдачи» от такого рода «инвестиций».

Конечно, некоторое сходство с холодной войной всё же присутствует. И всё-таки «мы не являемся свидетелями сценария «Назад к будущему», считает аналитик. Возвращения к эпохе геополитики «большой игры» нет. Даже в XIX и начале XX века Россия обладала гораздо большим влиянием на Балканах в сравнении с сегодняшним днём благодаря своему постоянному военному вмешательству и самому устройству Европы того времени. Но в те годы Россия «ни в коем случае» не была важным экономическим фактором. В наши же дни, продолжает автор, Россия, напротив, использует «гораздо более эффективный инструмент» в виде предприятий сферы энергетики и в виде финансовых инвестиций в регион. Будь то газопровод «Южный поток» или санкции против Турции в 2015 году, но экономика играет центральную роль в отношениях России с Юго-Восточной Европой.

Особого внимания здесь заслуживает более широкий контекст: «беспрецедентная степень взаимозависимости и пограничная проницаемость в Европе после 1989 года». Образовались более плотные связи между социумами, финансовыми институтами, фирмами, правительственными учреждениями, средствами массовой информации и т. д., не говоря уже об Интернете, который весьма способствовал развитию возможности России влиять на события в контексте «мягкой силы».

На Балканах Россия, по мнению эксперта, имеет следующую цель: «подорвать и разрушить существующие институты и правила, введённые Западом». Также Бечев подчёркивает «факт»: Россия «действует не одна». Всегда у неё «были сторонники и попутчики». Они «сотрудничают с Россией, продвигая свои собственные политические и экономические интересы». Примечательно, что некоторые из этих партнёров России ранее считались прозападными. Несколько примеров: Милорад Додик из Республики Сербской, президент Турции Тайип Эрдоган и Никола Груевский в Македонии. Другие, однако, двинулись в противоположном направлении, отбросив Россию и более полно интегрировавшись с Западом (Мило Жуканович в Черногории). Политика России поэтому может базироваться только на возможностях (быть оппортунистической).

«След» России в Юго-Восточной Европе, который резко увеличился в 2000-х годах, стал более заметным лишь в последнее время. Это случилось «благодаря конфронтационному повороту в отношениях между Москвой и Западом». Это объясняется многими факторами, в том числе «стремлением режима Путина к внутренней легитимности перед фактом застойной экономики и сокращением общественного доверия к системе». Кроме того, Кремль стремится «отстаивать российские интересы в растущем многополярном, но неопределённом мире», для которого характерно «хроническое недомогание» Европейского союза. Из-за «механики силовой политики» или из-за «внутренних факторов» Россия готова даже «бросить вызов Америке и её союзникам». Москва рвётся стать «международным составителем» повестки дня, а не тем, кто пляшет под чужую дудку. Страхи перед западными сюжетами «цветных революций» и «майданов» внутри самой России, пишет Бечев, формируют «внешнеполитическое мышление Путина и его внутреннего круга».

Москва действует и в других регионах. Вместе с тем её «военная интервенция в Сирии» до сих пор не получила признания на Ближнем Востоке. В Соединённых Штатах до сих пор остро стоит вопрос о предполагаемом вмешательстве России в выборы и кибершпионаже.

Что до посткоммунистической Восточной и Центральной Европы, включая и бывшую Югославию, то она «является очевидной целью» для Путина. То же и с Турцией: у Москвы есть средства, чтобы использовать в своих интересах Анкару, разрушая её отношения с Соединёнными Штатами и Европейским союзом. Западные санкции и резкое падение цен на нефть ослабили Кремль, но он по-прежнему знает, как играть в игры влияния и как использовать слабости и возможности на периферии Европы.

И нельзя сказать, что Кремль использует возможности неумело. По всей Европе хватает желающих присоединиться к его игре: они хотят заручиться поддержкой России для достижения своих целей. Такое поведение «не уникально для Юго-Восточной Европы, где исторические связи с Россией, по общему признанию, играют определённую роль». Поэтому Путин «имеет своих адептов» в Венгрии, Чехии, Италии, Австрии и, не в последнюю очередь, в Германии. Независимо от политического климата всегда найдутся игроки, желающие вести дела с Россией, делает вывод Бечев.

Может ли нынешняя Россия «подорвать изнутри» Европейский союз, начав игру с «относительно уязвимых юго-восточных государств»? Вероятно, нет. Во-первых, у Кремля, похоже, нет согласованной модели, которая «экспортируется» за пределы постсоветского пространства. Ни «управляемая демократия», ни «суверенная демократия» первых двух периодов правления Путина, ни более поздние тезисы о консервативных ценностях и религии, ни заявления о России как об «уникальной цивилизации, выступающей против глобального либерализма» не работают вне зависимости от того, что у этих идей много сторонников по всему Европейскому союзу — от Белграда до Анкары, от Софии до Будапешта. Все эти «дисфункциональные» демократии и отступления к авторитарной политике являются «болезнями доморощенными», а не результатами деятельности «зловещего москвича», иронизирует Д. Бечев.

Тем не менее, «путинизация» представляет собой угрозу, считает он. Следовательно, нужно чётко выяснить, кто «настоящие путинизаторы». Ещё более важно следующее: у России, по-видимому, нет экономических ресурсов для дорогостоящих «идеологических крестовых походов». Да, Европейский союз может оказаться в депрессии, столкнувшись с чередой экзистенциальных кризисов, но он всё ещё имеет «очарование» благодаря своему рынку, значительным финансовым трансфертам и, в меньшей степени, силе своих основ.

Вопрос лишь в том, что Европейскому союзу, где государствам-членам всегда было трудно «говорить одним голосом» в отношении России, и Соединённым Штатам трудно выверить «правильный баланс» между сдерживанием Москвы и вовлечением её в свою орбиту.

Тем временем Юго-Восточная Европа будет плыть «по тёмным водам» этого политического состязания. По большей части, считает эксперт, государства региона всё-таки склонятся к Западу, но будут держать двери открытым и для Путина. Хозяину Кремля «было бы глупо» не использовать такую ситуацию. Впрочем, танго танцуют вдвоём.

Аналитик, заметим, выделил не только экономическую слабость России, которая мешает ей «воцариться» в каком-либо регионе, а то и в мире, но и слабость ЕС и США: им не хватает «единого голоса», которым они разговаривали бы с Москвой. Именно поэтому, используя политическую слабость Запада, «зловещий москвич» продвигается на мировой арене, а влияние России с каждыми годом растёт. Не зря же Бечев признаёт угрозу «путинизации».