Как разворачивается большая технологическая волна

У Фернана Броделя есть прекрасная фраза: «Все происходит очень медленно, так медленно, что, кажется, невозможно набраться терпения и дождаться конца истории». Нам постоянно говорят — и мы привыкли к этой мысли, — что технологический прогресс неимоверно ускорился и теперь каждое следующее поколение рискует оказаться на обочине истории, не справившись с новинками технологической революции. Однако если посмотреть на временные отрезки объективно, то оказывается, что все идет как обычно. И нынешняя — цифровая — технологическая революция разворачивается не быстрее и не медленнее всех предыдущих, а точно так же — через рецессии и сломы, вовлекая в свою технологическую воронку сначала собственно технологии, потом финансистов, потом промышленность, потом общество, потом политиков и государство. Мы сейчас в самом эпицентре перемен. Это соображение об эпицентре и то обстоятельство, что мы долгое время сами не верили в это, заставило нас в специальном предотпускном номере «Эксперта» собрать материалы, посвященные новой цифровой эпохе, которые мы сделали за последние три года. Отметим, что свежих статей здесь больше, чем старых, а некоторые публикуются впервые.

Одна волна на два поколения

Интернету и микропроцессору, создание которого положено в основу цифровой технико-экономической парадигмы, соответственно, 53 года и 46 лет (годы их появления — 1964-й и 1971-й). Чуть позже, в начале 1980-х, кембриджский профессор Карлота Перес предложила свой вариант анализа структур технологических волн. Этот подход стал общепризнанным, с одной стороны, потому, что он был продолжением работ Николая Кондратьева (длинные циклы в экономике) и Иосифа Шумпетера (инновации как источник экономических циклов), а с другой — потому, что именно Перес удалось связать крупные изменения в технологических системах с изменениями в социальных, экономических и финансовых системах. Изменениями, которые происходят на протяжении многих десятилетий и в итоге формируют то, что мы называем новым укладом. Таких исследований немало, но у Перес важно очень внятное описание того, как разные элементы человеческого бытия постепенно и в определенной последовательности откликаются на гениальные открытия ученых и инженеров.

Перес исследует пять технологических волн. 1. Промышленная революция. Появление станка. Год рождения волны — 1771-й. 2. Эпоха пара и железных дорог. Год рождения — 1829-й. 3. Эпоха стали, электричества и тяжелой промышленности. Год рождения — 1875-й. 4. Эпоха нефти, автомобиля и массового производства. Год рождения — 1908-й. 5. Эпоха информации и телекоммуникаций. В каждой из них в центре стоит совокупность технологий. Но далеко не каждая технология, изобретенная инженерами, может стать центром технологического уклада. «Для того чтобы общество охотно сменило направление развития в сторону новых технологий, должен появиться сильный притягательный фактор, высвечивающий перспективы и пробуждающий деловую фантазию пионеров. Этот фактор не только технологический. Его делает значимым дешевизна самих технологий либо их способность обеспечить ценовую конкурентоспособность использующего эти технологии бизнеса». Развивая эту мысль, надо сказать, что каждая из больших технологических волн решала одну и ту же экономическую задачу — она обеспечивала радикальное снижение себестоимости производимого мирового продукта (в удельном стоимостном выражении). Первая — за счет ускорения самого процесса труда; вторая — за счет увеличения производительности оборудования и снижения логистических затрат; третья — за счет принципиального расширения того, что может сделать человек, всеобщей доступности энергии, вертикальной интеграции компаний, экономии на масштабе; четвертая — за счет второго скачка в производительности труда (конвейер), второго скачка в логистике, создания массового рынка. А про пятую нам это еще предстоит узнать.

Уже сама датировка волн указывает на довольно заметную повторяемость интервала цикла — 50–70 лет. Одно поколение в целом и два поколения в самом активном рабочем периоде — 25–30 лет. Само по себе это удивительная вещь. Как бы ни усложнялись технологии, как бы ни менялась степень образованности населения Земли, человеческий мозг и рожденные им социально-экономические структуры упорно требуют и упорно успевают принять и развить новацию примерно за одну человеческую жизнь.

Анализируя событийное наполнение волн, Перес приходит к выводу о наличии повторяемой схемы формирования нового технологического уклада. (см. схему).

Как цифровая революция уже сейчас влияет на промышленность

 Это четыре фазы и одна маленькая подфаза. Первая — внедрение: появление технологий и на их основе — новых отраслей. В нашем случае первая фаза давно и с успехом пройдена. Размер отрасли, которую можно назвать цифровой экономикой, куда входят программное обеспечение, услуги связи, оборудование, лицензии, облачные технологии, работа с данными, составляет сегодня 3,5 трлн долларов, что соответствует 5% мирового ВВП. Это огромная цифра. Для сравнения: доля сельского хозяйства в мировом ВВП, по нашим оценкам, — 10%. Всего вдвое меньше, а едят-то все.

Вторая фаза — агрессия. В этой фазе мобильный финансовый капитал находит новые отрасли интересными и начинает активно инвестировать в них. В случае с цифровой экономикой мы наблюдали это в диком росте акций высокотехнологических компаний вплоть до кризиса 2001 года. Как утверждает Перес, такие эпизоды финансовой агрессии сопровождаются поляризацией в обществе, формированием «новых бедных». Природа этого нам не ясна, но факт есть: период экспансии финансового глобального капитала в 1990-е сопровождался поляризацией общества как развитых, так и развивающихся стран. Агрессия приводит к формированию финансового пузыря и к финансовому краху. В нашем случае это крах доткомов, за которым последовала длительная мировая рецессия, сопровождающаяся, как мы видим, чрезвычайной финансовой и политической нестабильностью, колоссальной миграцией из бедных стран в богатые. Это кажется дикостью: интернет, современность, гуманизм — и разрушение стран Ближнего Востока, гибель СССР, разрушение Югославии, кризис на Украине. Но не менее странным должно казаться и торжество фашизма в Европе 1930–1940-х, как раз на фоне одного из эпизодов внедрения четвертого технологического уклада — с бензином и автомобилями. Уклада, который через двадцать лет стал основой общества всеобщего благоденствия.

Однако самое интересное, что технологический взрыв в эти периоды бедствий не умирает. Он затихает, готовя в ответ на застой новый пул технологий того же сектора. В свою очередь этот новый пул подготавливает новый этап, который Перес называет золотым веком технологической волны.

Новый пул технологий — полуфаза, переломный момент. В случае цифровой революции мы, безусловно, должны обратить внимание на то, что два важнейших события из области IT случились именно после кризиса доткомов: в 2004 году была зарегистрирована компания Facebook, а в 2007-м появился iPhone. Эти два события стали катализаторами целого роя технологий, которые несут очевидную эффективность уже не для финансового, а для промышленного капитала.

Золотой век технологической революции Перес ассоциирует именно с промышленным капиталом. Менее мобильный, более фундаментальный и ответственный промышленный капитал начинает видеть прямой экономический эффект от внедрения новых технологий. И именно это распространение технологий в промышленности окончательно формирует новую технологическую парадигму, попутно находя решение для устранения возросшей поляризации общества через формирование новых бизнес-практик.

Эффекты цифровой революции

Судя по тому, что мы наблюдаем за окном, по количеству сводок о внедрении новых технологий в промышленность, именно сейчас наступает золотой век IT-революции. Впрочем, не только инновационная активность свидетельствует о приближении золотого века, но и, например, избрание американцами Дональда Трампа. «Для перемен во власти требуются не только серьезное ослабление финансового капитала в результате коллапса бумажных ценностей, но и вмешательство политических сил, — пишет Перес. — К концу периода становления волны поляризация, как правило, достигает неприемлемых уровней и вызывает протест обездоленных. Это как раз те силы, которые способны оказать давление на политиков, дабы те начали необходимые структурные изменения, стимулирующие реальную экономику».

Золотой век, или Тотальное снижение себестоимости

В анализе эффектов от внедрения цифровых практик в реальный сектор Перес нам уже не помощник. Золотой век IT-революции она не изучала. Поэтому мы попробуем собрать те эффекты, которые дает IT-революция в сегментах, о которых пойдет речь в статьях, опубликованных в этом номере. И попытаемся дать экономическое обобщение этих эффектов.

Президент корпорации «Технониколь» Сергей Колесников считает, что сегодня взрыв должен происходить на стыке реального и виртуального. Почему так? Потому что сами по себе виртуальные технологии довольно легко копируемы (что мы и видим на примере конкуренции, взлетов и падений или длительной убыточности потребительских онлайн-платформ вроде Uber), а вот интеграция IT в промышленность со значимым основным капиталом дает сильные эффекты. В «Технониколе» информатизированы все бизнес-процессы. Управление корпорацией строится на прохождении правильных, как их называет Колесников, битов информации. Например, так как производственные линии «Технониколя» очень дорогие, то их простой несет большие издержки. Простой возникает в двух случаях — при переналадке оборудования для выпуска другого вида продукции (а это происходит часто) и в момент ремонтов, особенно незапланированных. IT-контроль за состоянием линий, совмещенный с контролем склада, позволили сократить время переналадки оборудования с 18 минут до 13 секунд, избавиться от непредвиденных и длительных ремонтов и повысить совокупную эффективность использования оборудования с 66 до 89% в год.

Широчайшее использование IT в работе с логистическими компаниями и дилерами привело к тому, что товар, который изготавливает завод для клиента, находится на заводе сорок минут! Практически с момента получения заводом заказа известно, когда, какая машина, на каком терминале (естественно, в каком населенном пункте) заберет его для доставки клиенту. В последние год-два компания наладила IT-обслуживание дилеров. Все они при желании могут передать свои сайты в обслуживание «Технониколю», для всех в личном кабинете есть информация по всем сделкам, им даже не надо печатать счет. Фактически, как сейчас модно говорить, создается экосистема «Технониколя». Совокупность этих действий обеспечивает производительность труда на уровне 14 млн рублей на человека в год. Главный узел роста эффективности — это оптимальное использование основного капитала. (Подробнее см. интервью с Сергеем Колесниковым, стр. 40.)

Алексей Чалый реализует в Калининграде с компанией «Россети» проект Smart Grid. Это компьютерный мониторинг сети и ее оптимизация на основе мониторинга. Во-первых, это позволяет добиться высокой степени надежности сети и снижает расходы на восстановление в случае сбоев (аналог уменьшения времени простоев в «Технониколе»), во-вторых — позволяет в принципе уменьшать сеть, «отрезая» простаивающие, лишние участки. Традиционный срок окупаемости инвестиций в инфраструктурные проекты — двадцать пять лет. Срок окупаемости проекта Smart Grid в Калининграде — семь лет. Понятно, что если принцип Smart Grid удастся распространить шире и не только проводить реконструкцию сетей, но и строить на его основе новые сети, то фактор быстрой окупаемости приведет к существенному снижению стоимости электроэнергии, а это один из важнейших ресурсов для промышленности. То есть мы видим, что IT-решение существенно удешевляет основной капитал и способствует снижению цены товара. (См. интервью с Алексеем Чалым на стр. 24.)

Компания «Русэнергосбыт» занимается поставкой электроэнергии конечным потребителям. Это единственная сбытовая компания в стране, которая работает по всей России и обслуживает более 100 тысяч клиентов. В компании считают, что максимум через десять лет энергосистема будет устроена так, что в одном лице будут совмещаться статусы потребителя и генератора, а современный энергосбыт будет эту новую энергетику обслуживать, в конечном итоге тоже обеспечивая серьезное сокращение стоимости электроэнергии. Вот как описывает это будущее президент компании Михаил Андронов: «Потребитель в скором будущем будет и генератором, и их будут миллионы — и этого момента мы очень ждем. Потому что тем способом, каким сейчас ведется учет клиентов, невозможно будет работать в новой энергетике. Когда клиент каждый час будет то ли покупать, то ли продавать электричество, и то же будут делать его машина, его ветряк во дворе и солнечная батарея на крыше — в этих условиях надо будет либо бросать работу и заниматься только подсчетами электроэнергии, либо обратится в "Русэнергосбыт”». Кроме того, компания очень внимательно смотрит на инновации, связанные с сохранением электроэнергии, видя в этом залог интенсивного развития альтернативной энергетики, в том числе и в России. (Интервью с Михаилом Андроновым читайте на стр. 30.)

Аддитивные технологии — совокупность сразу нескольких трендов цифровой экономики: роботизация, компьютерное моделирование и примкнувшие к ним новые материалы. Рынок этот лишь на стадии становления, но он имеет колоссальный потенциал сокращения времени изготовления крупных изделий, тех же турбин для электрических станций. В потенциале это сокращение измеряется несколькими порядками, а это сулит колоссальное снижение себестоимости оборудования, в том числе сложного. То есть и здесь мы видим пока кажущиеся фантастическими возможности снижения стоимости основного капитала. (Подробнее см. статью «Технология на вырост», стр. 16.)

А вот более простые примеры. Банкомат для топлива — устройство, соединяющее три элемента: передвижную заправку, компьютер и топливную биржу. Банкоматы устанавливает компания, которая берет на себя сервис по отпуску, контролю и финансовому мониторингу всех операций клиента и поставку топлива по самой выгодной биржевой цене. Выигрыш — до 20% снижения расходов на топливо для транспортных компаний. (См. стр. 28.)

Бурно развивающийся рынок виртуальной медицины фактически решает задачу сокращения государственных расходов на доступ к медицинскому обслуживанию за счет IT-решений. (Об этом читайте на стр. 34.)

Пожалуй, здесь стоит остановиться в перечислении, так как вывод очевиден: реальный сектор активно использует цифровые технологии. Эта тенденция нарастает, и она имеет счетный результат: снижение стоимости основного капитала, снижение стоимости ключевых производственных ресурсов и, как конечный эффект, значимое снижение себестоимости производства благ, что в некоторых случаях, например в удаленных районах для медицинских услуг, означает просто наличие этих благ. Так и начинаются золотые века технологических укладов: становится очевидно, что новые технологии позволяют радикально снизить издержки и увеличить добавленную стоимость.

Еще быстрее

Как и должно быть в золотой век, динамика появления новых цифровых технологий нарастает. В индустриальных сферах расширяется общение машин: станки сообщают, какие расходные материалы у них заканчиваются, когда нужен будет ремонт, сколько деталей будет изготовлено в ближайший час. Датчики и портативные устройства во многих индустриях отслеживают состояние и местонахождение техники, где находятся рабочие. Они следят, скажем, за уровнем загазованности шахт или как оптимизировать работу ремонтных бригад. В сфере транспорта интернет вещей уже входит в жизнь российского обывателя в виде обязательного оснащение автомобилей системами «Эра-ГЛОНАСС»: теперь в случае аварии автомобиль сам подаст сигнал тревоги, вызовет спасателей и скажет им, куда ехать. Ну и совсем скоро устанавливаемые в полях гаджеты будут мониторить состояние урожая.

Широкое развитие в самое ближайшее время прочат и таким технологиям, как виртуальная и дополненная реальность (VR и AR). Уже сейчас на улицах городов, в том числе российских, можно, например, навести смартфон на историческое здание и увидеть, каким оно было сто лет назад. Скоро в наших домах и производственных помещениях прочат появление, например, сантехников или наладчиков сложного оборудования, которые будут надевать очки дополненной реальности — и в них будет наглядно видно, где проходят коммуникации, что с ними нужно делать, при необходимости можно подгружать нужные инструкции или в онлайн-режиме коллеги будут показывать на схеме, как устранить ту или иную неисправность.

Продолжают стремительно развиваться и так называемые облачные технологии (Cloud Computing). Хотя о них говорят давно, именно сейчас они набирают повсеместное распространение. Если раньше облака преимущественно использовались для удаленного хранения информации, то сейчас в облачных сервисах уже широко ведутся вычислительные операции. Так, согласно статистике, более половины всех компаний в США в настоящее время переводят свои IT-операции в облака.

В проектировании появляются технологии под названием «управление жизненным циклом продукции» (Product Lifecycle Management, PLM), когда можно не только спроектировать продукт, но и понять, сколько он будет служить, какие его свойства особенно важны и затратны с точки зрения инвестиций.

Принципиально новые возможности для компаний открывают технологии обработки больших данных (Big Data). Растущая мощность компьютеров позволяет быстро обрабатывать большие массивы данных, прогнозируя важные для бизнеса события: например, обработка сейсмических данных помогает нефтедобывающим компаниям прогнозировать миграцию нефти и серьезно повышать коэффициент извлечения.

Ну и, наконец, настоящие чудеса нас ждут с развитием так называемых технологий машинного обучения (Machine Learning), искусственного интеллекта (ИИ) и робототехники. На некоторых фабриках в Японии машины могут уже сейчас работать без участия человека более 30 дней. Аналитические компании заявляют, что роботизация уже совсем скоро может дать бизнесу очень ощутимые выгоды. Согласно исследованиям компании Dell, в то время как перенос производства в страны с дешевой экономикой позволяет сэкономить на оплате труда до 65%, замена сотрудников-людей роботами может снизить затраты на 90%.

Соинвестирование

Революции бывают успешными, когда кажется, что они способны разрешить или действительно разрешают существенные проблемы, которые мешают наступлению лучшего будущего. Ленинские декреты о мире и о земле — характерный пример. Что сейчас для мировой (или для нашей) экономики по-настоящему существенно?

Есть три обстоятельства:

— неравенство доходов стран и людей внутри стран, неопределенность экономического будущего для огромного населения развивающегося мира;

— давно не растущая производительность совокупного основного капитала развитых стран;

— исчерпанность возможностей государственных финансов и финансов мировых институтов как для поддержания достигнутого уровня жизни людей, так и для развития.

Сталь замещает железо в качестве основного конструкционного материала

Ближневосточный кризис и последовавший за ним миграционный кризис Европы — следствие этих трех проблем. Нищета «нашей» Средней Азии и ее нестабильность — тоже. В период глобализации западный мир как бы приоткрыл миру развивающемуся дверь к благополучию, но не предоставил необходимый набор технологий и сам надорвался финансово. Для нас было полной неожиданностью узнать, что мультифакторная производительность (производительность труда и капитала) на Западе последние сорок (!) лет почти не росла. Запад вел экономическую экспансию, используя резервы той технологической революции, которая достигла своего золотого века в 60-е годы прошлого столетия.

Между тем, если раньше на уровень жизни европейского среднего класса претендовал миллиард человек, то теперь уже шесть миллиардов. Чтобы обеспечить рост уровня жизни такого количества населения, нужны принципиально новые способы создания орудий труда и производства энергии, в пределе экономически более эффективные в шесть раз. Но поскольку такой скачок эффективности собственно производства невозможен (хотя по срокам окупаемости инвестиций в Smart Grid мы видим, что можем рассчитывать на удвоение эффективности), то и способы финансирования новой промышленности и инфраструктуры должны быть более эффективными.

Собственно, Перес тоже утверждает, что смена технологической парадигмы обязательно сопровождается сменой форм финансирования и сменой социальных взаимоотношений. «По всем следующим одна за другой фазам диффузий должны происходить глубокие и широкие преобразования, требующие адекватных инноваций не только в производственной сфере — в продуктах и способах организаций, — но также и в финансах, и в институтах».

На поверхности финансовых изменений сейчас финтех. В России он воспринимается как способ с помощью новых устройств быстро совершить финансовые операции. Главная драма этого сюжета в том, что традиционные институты получают новых соперников в виде IT-компаний, которые тоже начинают бороться за комиссионный доход. Но здесь мы можем ожидать лишь роста операционной эффективности сектора, но не структурных перемен.

Принципиальные изменения на Западе связаны с появлением направления Impact Investment, в орбиту которого входят и краудфандинговые платформы, и блокчейн. Impact Investment, или преобразующие инвестиции, — это попытка владельцев свободных финансовых активов, грубо говоря, «в складчину» осуществлять инвестиции, необходимые для роста уровня жизни в секторах, где он остро необходим (часто это инфраструктурные инвестиции или инвестиционные кредиты для развития малого бизнеса) или просто в крупных инфраструктурных секторах, нуждающихся в модернизации и требующих больших капиталовложений. Совместные инвестиции получили в последние годы на Западе широкое распространение: люди скидываются, чтобы строить в городах парки, создавать новые продукты, выпускать фильмы. Есть несколько очень крупных проектов, где создается платформа, которая занимается финансированием мелкого бизнеса по всему миру, используя одновременно как банковский капитал, так и частные накопления простых людей. (Подробнее см. стр. 51.) В России неким аналогом можно считать проект «Поток» Альфа-банка (см. стр. 54), хотя, конечно, и масштаб, и ограничения по доходности кредитуемого бизнеса делают его пока узким.

При этом некоторые аналитики видят огромный потенциал в совместных инвестициях, в том числе с использованием технологии блокчейн. Прорабатываются схемы, где участники проекта фактически избавляются от потребности в деньгах для инвестиций, вкладывая в проект сразу свою продукцию и рассчитывая на доход от выручки уже реализованного проекта. Впрочем, действующих примеров таких конструкций в России пока нет.

Так или иначе, сегодня кажется, что главное направление модификации финансов — это поиск новых форм совместных «народных» инвестиций, которые должны позволить снизить зависимость экономического развития от государственных финансов, зависимость, на которой, собственно, строился золотой век прошлой технологической волны.

Люди больше не нужны?

На графике 2 представлена динамика потребления железа и стали во времена третьей технологической революции. Судя по тревожности, с которой сейчас говорят о последствиях цифровизации хозяйства для работников, многие предвидят, что людей постигнет судьба железа. Однако это маловероятно.

То, что мы сейчас наблюдаем с сектором услуг — финансовых, юридических, кадровых, торговых, — скорее нормальный процесс. Последние три десятилетия в силу достигнутого уровня богатства стран Запада сектор услуг рос очень быстро и при этом был очень неэффективным, давно уже требовал оптимизации. Что касается искусственного интеллекта и роботизации в производственных и научных сферах, то большинство исследователей считают невозможным устранения человека из более или менее серьезной интеллектуальной деятельности (например, кто-то должен постоянно ставить задачи); скорее наоборот, они видят, что открывается огромное пространство для эксперимента, которое может создать новые направления в науке, и новое пространство для деятельности людей.

Нельзя забывать и о другом важном социальном феномене, который дает нам цифровая эпоха. Она обеспечивает существенно большую транспарентность мира, открытость и доступность технологий, возможность получения любого образования, любой консультации. Такая открытость вкупе с новыми формами финансирования, по идее, должна дать небывалый расцвет предпринимательства. В России сейчас и так наблюдается бум предпринимательства, просто в силу ограниченности промышленных возможностей активные люди идут прежде всего в сектор услуг. Но не исключено, что в недалеком будущем они смогут с такой же активностью идти в производство. Грубо говоря, в любом гараже в любой точке мира можно будет на 3D-принтере напечатать вещь, которую ты придумал, и продать ее через глобальную интернет-платформу.