Сугубый прагматизм несбыточных мечтаний
Любая идеология – это не просто миф, но сочетание в одной удобной к
политическому употреблению упаковке нескольких противоречивых идей.
Каждая из них отражает текущие интересы участников той или иной
политической коалиции. В каждой из этих идей есть некое зерно смысла и
основанная на нем рациональная схема, работающая на каком-то узком
спектре ситуация. Идеология, как правило, некритично экстраполирует эти
схемы на все ситуации, особенно ожидаемые. Поэтому в итоге получается
как раз иррациональная синкретичная конструкция.
Иррациональность любой идеологии видна невооруженным глазом. Однако в
том-то и дело, что элиты, а вслед за ними обыватели - одержимы тем или
иным страхом, от которого «глаза велики». А кроме того, иррациональность
идеологии, противоречия совмещенных рациональных схем – это и есть одна
из удобных прагматичных сторон данного инструмента централизованного
управления политическими элитами. Всегда есть необходимость и
возможность истолковывать идеологию применительно к конкретным
политико-экономическим или военно-политическим ситуациям.
Если бы идеология сама по себе была бы рациональной теорией, то общество
и само бы вычислило все условия и последствия при выборе методов. Тогда
и необходимости в политической централизации не было бы, и такая
рациональная теория была бы просто прикладной наукой, а вовсе не
прикладной идеологией. А еще пришлось бы куда-то деть целую армию
«идеологических работников», пропагандистов, обслуживающих власть и
обеспечивающих идеологический контроль над культурно-образовательными
элитами.
Применительно к расцветшему на наших глазах «климатизму» так же можно
назвать составляющие этой идеологии, и даже найти зерна политического
смысла, лежащие в основе рациональных схем. Во-первых, это глобальная
энергетическая уязвимость европейских стран. По мере переноса
промышленного производства в страны «второго мира» перспективы
сохранения статуса «мастерской мира» становятся все призрачней. Все
новые производящие «полюса» обладают собственными запасами
энергетических ресурсов, с приобретением современных технологий
становятся все менее зависимы от западных стран. А среди самих западных
игроков возникла конкуренция за право быть технологическими провайдерами
растущего «второго мира».
Ввиду неизбежной грядущей многополярности (неважно, под каким глобальным
управлением – западных ТНК или коалиционным типа БРИКС) европейцам было
необходимо переложить на быстро растущие экономики «второго мира» часть
расходов на коренную модернизацию собственной энергосистемы. Квоты и
платежи за выбросы СО2 – это по сути глобальный налог на растущие
экономики с целью поддержать развитие альтернативной энергетики для
Европы, не имеющей своего энергетического сырья и иных более значимых
энергоресурсов, кроме ветра и солнца. Но если бы эти технологии
развивались только за счет европейского рынка – такая энергетика не
смогла бы стать рентабельной никогда. Даже и сейчас еще не факт, что
станет, но появился хотя бы шанс – как минимум, вовлечь инвесторов в эти
экономически рискованные игры. Сюда же можно сразу добавить японские
элиты с теми же проблемами, не решаемыми в одиночку, а только вместе с
другими крупными игроками. Потому и Киото.
Нужно было добиться хотя бы частичного автономного резервирования
энергосистемы на случай глобальных кризисов, чтобы не стать жертвой
энергетических эмбарго. Вторая часть этой же стратегии – диверсификация
основной части энергопоставок между разными полюсами и, как следствие
этого, закулисная поддержка раскола финансовой олигархии однополярья и
противовесов этой олигархии. Поэтому «правой» рукой Европа лоббирует
«третий энергопакет» и привлекает англо-саксонских союзников к контролю и
поощрению диверсификации, а другой рукой – поощряет наращивание Россией
мощности газопроводов в Европу. Несмотря даже на вырабатываемый из
сжигаемого газа СО2.
Для британских элит фактор внешней энергозависимости также критичен,
поэтому «подстелить соломку» вместе с европейцами не помешает. А вдруг
не выйдет создать собственную сферу влияния, тогда пришлось бы и дальше
работать вместе с ЕС. Однако главная специализация Лондона – уже давно
не промпроизводство, а финансовые технологии – причем именно обменные и
прочие межвалютные операции. Создание де факто новой международной
валюты – «квот на выбросы СО2», а также необходимость в брокерах по
торговле ими не могло не привлечь и не вовлечь лондонских финансистов.
Они же стали главными лоббистами идеи в политическом центре
однополярного мира.
Для влияния на финансовые элиты в США «протоколы киотских мудрецов»
также были весьма удобным и практичным политическим инструментом.
Торговля квотами открывала простор для самых дерзких спекуляций,
основанных на закулисных и непроверяемых по сути сделках. Был изобретен
способ легального финансирования альтерглобалистского крыла финансовой
элиты как противовеса рокфеллеровскому крылу, правящему в лице команды
Клинтона. Точно так же как сами альтер-рокфеллеровцы из арканзасской
ветви выросли на лоббировании фармбиокомплекса с помощью «спидеологии».
Любая идеологическая волна выходит в центр не сразу, испытывая подъемы и
провалы. Некоторые волны так и не выныривают или вливаются, подчиняются
более удобным и актуальным волнам. Идеология «климатизма» в 2000 году
была не то чтобы остановлена, но сдерживаема интересами американских
элит – как наднациональных, так и озабоченных национальными проблемами.
Лидер «климатистов» А.Гор опирался на элиты, бывшие ведомыми, младшими
партнерами в глобалистской коалиции. Он, как и позже Обама, опирался на
поддержку европейцев, был среди глобалистов большим «католиком» чем
Клинтон, связанный обязательствами с национальной бюрократией. Между
тем, интересы национального капитала США пока еще влияли и влияют на
выборы, так что победил компромиссный между глоблалистами и
националистами Дж.Буш-младший. «Киотский протокол», не ратифицированный
США, стал еще одной картой в политическом торге между глобалистами из
разных глобальных регионов, и внутри элит крупных промышленных держав.
Сегодня, после нескольких раундов переговоров, мы имеем второе издание
климатизма в виде Парижского соглашения, заключенного в декабре 2015
года. Выход этой идеологической волны в центр политики совпал по времени
с учреждением под эгидой СБ ООН глобального контртеррористического
механизма. Позиция России, поддержавшей новый идеологический механизм с
явной задержкой и не спешащей ратифицировать, указывает на закулисные
торги и увязки между этими двумя механизмами, ставшими вместе с
финансово-политическим механизмом Большой Двадцатки и ее филиалов (Г7,
БРИКС) основой нового глобально-политического центра.
Сегодня мы опять, как и в 2000 году, видим, как в США выбрали
республиканца-националиста на смену демократам-глобалистам. Однако, по
сравнению с 2000-м годом ситуация в мире и в самих США сильно
изменилась. Во-первых, даже по ходу выборной кампании было заметно, что
альтерглобалистская часть глобалистского истеблишмента во главе с
Обамой, скорее, сдерживает и противостоит неоконсервативным глобалистам.
Последняя неделя перед выборами и вовсе доказала, что избрание Трампа
(пусть пока и не завершенное по процедуре) есть компромисс между
«левыми» альтерглобалистами и национал-глобалистами против «неоконов».
Так же как в 2000 году был компромисс глобалистов-неоконов с
национал-глобалистами против «левых». Первые номинации Трампа это
подтвердили – и, прежде всего, представление на пост директора ЦРУ
республиканца-альтерглобалиста из «чайной партии», одновременно с
экс-руководителем РУМО М.Флинном на пост куратора всех спецслужб.
Также на этот раз процедура ратификации климатического соглашения была
завершена от имени США заблаговременно. Поэтому Трамп мог спокойно
использовать для своего базового электората из «красных» штатов
антиклиматическую риторику, но реально может только временно сдерживать
проведение на глобальном уровне политики, связанной с выполнением
Парижских соглашений. К тому же, если ему удастся удержаться на
президентском посту, Трамп встанет перед теми же самыми проблемами США,
которые заставили американские корпорации пролоббировать не только
Парижское соглашение, но и объявленную Обамой национальную программу
«Чистая энергия». Эта программа уже сыграла свою роль в деле мобилизации
«ржавого пояса», промышленных штатов против глобалистов, олицетворяемых
четой Клинтон. Однако для электоральных интриг не нужно было бы
ратифицировать климатическое соглашение.
Дело намного серьезнее, о чем свидетельствует еще более разительный факт
ратификации Парижского соглашения сначала Китаем, а потом уже США.
Притом что изначальной весь этот «климатизм» был заточен
альтерглобалистами из Европы, Британии, Японии против растущего Китая.
По всей видимости, и это следует из многих других признаков, период
бурного экстенсивного роста китайской экономики успешно завершен. Теперь
уже самим китайским товарищам из Политбюро понадобился
внешнеполитический аргумент и правовой инструмент для сдерживания
собственных экономических элит и изменения внутренней политики. И без
того, значительная часть роста была, если не фиктивной в смысле реально
построенной инфраструктуры, то переоцененной в смысле отложенного
надолго реального спроса.
Теперь же настала пора снизить темпы, и главным сигналом к этому
послужило как раз внезапное избрание Трампа вместо Клинтон, обещавшей
сохранение прежней глобальной системы с использованием созданной системы
финконтроля для управления кризисом в пользу наднациональной олигархии.
При этом сохранение власти глобалистов-неоконов и, соответственно, доли
банкстеров-пирата в финансовых потоках, генерируемых ФРС, шло бы за
счет дальнейшего снижения производства в самих США, деградации и упадка
не только Детройта, но и всех «красных» штатов. Проще посадить на
пособия миллионы новых мигрантов, потребляющих дешевый китайский
ширпотреб, чем создавать внутренний спрос, усиливающий к тому же
политических конкурентов. После этого процесс деиндустрализации большей
части США стал бы необратимым, при сохранении на побережье анклавов
хайтека ВПК, биофарма и ИТ, обеспечивающих глобальное влияние.
Даже после поражения Клинтон и стоящих за нею финансовых тузов
национальной элите США придется весьма сложно восстанавливать былое
величие трудовой и предпринимательской Америки. Экономика США слишком
зависит от внешних рынков, поэтому невозможно обойтись без союзников на
глобальном уровне политики. Кроме того, высшие американские элиты вовсе
не верят в «невидимую руку рынка», хотя бы потому, что до сих пор рынки
направляла их рука. Если предоставить полную свободу рынка, то в
условиях кризиса и сокращения спроса на рынке останутся предприятия с
наименьшими издержками и минимальным качеством.
Фактором внедрения новых технологий, выхода на новое качество
производства до сих пор были войны, то есть экзистенциальные угрозы для
элит. При всей массированной пропаганде убедить, что таковыми для США
является путинская Россия, или созданный руками ЦРУ «халифат», или
какая-то непонятная вирусная эпидемия – пока не удается. Слишком много и
долго кричали «Волки!» в течение последних двадцати пяти лет. Для
умеренной модернизации ВПК стимула умеренной ремилитаризации России,
возможно, хватит. Но для сохранения технологического лидерства, особенно
в энергетике, этого явно недостаточно. Отсюда и педалирование
климатической угрозы, позволяющей заодно канализировать в конструктивное
русло сектантсткую ревность «креативного класса», заменившего в
западных странах и прежнее духовенство с его проповедью угрозы страшного
суда и военную пропаганду с угрозой ядреной мировой войны.
Разумеется, идеология не является прямым руководством к действию, хотя в
первые годы после идеологического переворота такого рода революционные
эксцессы возможны. В целом идеологическое давление сверху
уравновешивается сопротивлением среды, так что выходит нечто среднее.
Если оставить все как есть и ограничиться лишь предвыборной программой
Трампа, то сохранение или даже возвращение рабочих мест в США сохранит
также и нынешний уровень развития технологий. Для каких-то отраслей это
нормально, но не для энергетики и связанной с нею инфраструктуры, от
состояния которой зависит статус великой державы. Без идеологического
«хлыста» на рынке останутся как раз те угольные ТЭС, которые пока
являются наиболее эффективными с экономической точки зрения. Даже для их
дальнейшей модернизации при общем снижении оборотов рынка не будет
рыночных стимулов. Следовательно, рано или поздно глобальные конкуренты,
у которых таких стимулов больше обойдут прежних лидеров на повороте.
Примерно такая же ситуация и у нынешнего Китая. Все что можно было
выжать из однополярной глобализации и нынешнего уровня технологий,
китайцы выжали. В этом смысле вообще некому с ними равняться. Дальше они
оказываются заложниками своего глобального тандема с США и при
неизбежном сокращении оборотов рынка, даже самом управляемом и
осторожном, все равно сугубо рыночные стимулы оставят на рынке такие же
угольные ТЭС с небольшим довеском уже построенных ГЭС и АЭС. В тех же
США рыночные стимулы, вернее их отсутствие не дали построить новых ГЭС и
АЭС в течение четверти века. Единственный недавний блок АЭС опять же с
технологиями сорокалетней давности простимулирован не рынком, а
оборонными соображениями. Поэтому и для Китая, и для США с их похожими
проблемами климатическая угроза и идеология климатизма является пока
единственным надрыночным стимулом к мобилизации и модернизации.
Роль правильно выстроенного идеологического мифа особенно важна в
периоды кризисов. В той же России коммунистическая модернистская
идеология позволила преодолеть кризис после распада власти государства
из-за надорвавшейся в первой мировой войне социально-экономической
системы. Идеология послужила коллективной писхотерапией для народа,
потерявшего веру в прежнего Бога, царя, но сохранившего веру в Отечество
как будущее царство Разума. Идеологический миф, самообман дал, тем не
менее, вместо зыбучего песка твердое основание для сверхмобилизации
общества и для быстрой модернизации экономики.
Вряд ли в нынешнем веке повторится такая же как в России сто лет назад
катастрофа в любой великой державе. Однако мировой финансовый кризис
также подрывает веру во власти и либеральную религию, когда-то бывшую
тоже ответвлением «религии Разума» и «конфессии прогрессистов». Сказать
народу правду, что либеральные элиты дурили всем голову и завели мир в
полный тупик, было бы честно, но слишком жестоко. После этого вместо
либеральной атомизации возник бы хаос войны всех против всех, в которой
победу одержали бы самые приспособленные к такой деградации и архаизации
– халифатчики. Так что необходимо сочетание двух идейных линий – с
одной стороны, дезавуирование последних ошибочных лет вхождения в
кризис, но при этом поиски консервативно-либерального идеала во временах
Рейгана или Рузвельта. Этого достаточно для сохранения стабильности и
консервации текущего уровня развития, но точно не хватит для хотя бы
умеренной мобилизации и технологической модернизации.
Для среднестатистического добропорядочного обывателя гораздо легче
принять такое объяснение, что все его страдания из-за затягиваемых
поясов связаны с экзистенциальной угрозой, причем планетарной. Нужно
спасать нашу голубую Землю от глобального потепления, если уж
астероидная или инопланетная опасность пока не выявлена. К тому же
климатическая угроза слишком хорошо интерпретируется в терминах
конкретного воздействия энергетики на атмосферу, а значит и воздействия
такой идеологию на развитие энергетики. Теперь, когда власти будут
вводить налоговые, квотные или тарифные стимулы для закрытия или
модернизации угольных ТЭС, это вовсе не будет выглядеть следствием
провальной экономической стратегии властей, а опосредованным
воздействием неконтролируемых никем планетарных факторов.
Таким образом, нельзя утверждать, что сформированная глобальная
идеология – вещь однозначно вредная, польза от нее возможна. Но возможно
и использование созданных на ее основе политических инструментов во
вред конкурентам, включая Россию. Это надо иметь в виду, чтобы,
во-первых, не уклоняться от участия в глобальной политическом управлении
на основе «климатизма» и, во-вторых, постараться извлечь из этого
пользу. Участвовать в управлении возможно, лишь сохраняя свободу рук, не
позволяя другим участникам навязывать жесткие интерпретации и продвигая
свои интерпретации, более жесткие для конкурентов. Благо, идеология
«климатизма» включает в себя, кроме явного мифа об особой опасности
именно СО2, намного более реалистичные идеи, связанные со спасением
мировых вод и воздушного пространства от настоящих загрязнений.
Очень важно осознавать, что глобальная идеология является достаточно
мощным средством воздействия ведущих игроков на периферийные элиты. Те
игроки, которые могут изобразить себя носителями самых передовых идей и
без пяти минут обладателями новейших технологий, за которыми будущее –
уже сегодня получают политические и финансовые бонусы, направляя потоки
инвестиций в нужное им русло. Поэтому не стоит удивляться количеству и
высокому издательскому качеству всевозможных «экспертных докладов» и
«аналитических обзоров» о вот-вот грядущей технологической революции в
сфере энергетики на основе возобновляемых источников. Никто не
сомневается в способности наших партнеров манипулировать статистикой и
даже продюсировать виртуальные «доказательства» своего технического
прогресса.
При этом именно Россия, не отдыхавшая ни полгода без экзистенциальных
угроз, является на данный момент технологическим лидером в атомной
энергетике, развитии глобальных энергосетей и глобальной газовой
инфраструктуры. То есть формирование идеологии «альтерклиматизма»,
превосходящей по жесткости экологических требований просто «климатизм»
будет выгодно именно России. Такого рода рычаги могут, например, сделать
Севмопуть с повышенными требованиями к экологии морского транспорта
полигоном технологического лидерства, стимулируемым за счет «киотских
квот». Есть и вопросы, связанные с техногенным влиянием на погодный
режим, сдвиги границ климатических зон. Однако есть подозрение, что и
они связаны не с СО2, а с огромными урбанизированными и другими
лишенными лесов пространствами, над которыми циклоны проскакивают
быстрее. В общем, оснований для альтернативных интерпретаций хватает.
Можно также заметить, что анализ идеологических трендов позволяет лучше
понять, в каких фазах развития находятся те или иные глобальные игроки.
Например, для Китая его готовность «бежать впереди паровоза» и
использовать новую глобальную идеологию для решения перезревших
внутренних противоречий указывает на состояние, близкое к нашей
«перестройке». Притом что китайцы учредили уже несколько «научных»
институтов, изучающих опыт и причины распада СССР, это желание учиться
на чужом опыте только подтверждает неизбежность самой фазы развития.
Сложнее с анализом текущей ситуации в США. С одной стороны, нью-йоркский
девелопер Трамп, вхожий в финансовый истеблишмент, очень многим
напоминает известного представителя стройкомплекса, делегированного в
секретариат ЦК КПСС. Трамп тоже, как и Ельцин, был статусным
коммуникатором между высшими, региональными и отраслевыми элитами. Оба
были рекрутированы на высший уровень политики в качестве тарана против
истеблишмента, «старых элит». Оба выиграли на выборах – сначала
предварительных, затем президентских за счет протестных голосов,
мобилизованных неуемными усилиями «партийной прессы». Раз партократы
против, тогда обозленный кризисом народ – за. Однако, скорее всего, это
вообще самый общий алгоритм смены лидеров в некоторые узловые моменты
истории. Вопрос тогда, каков этот момент для США – «перестроечный» как в
СССР начала 90-х, или предреволюционный?
Глобальная элита в целом, как мы уже выясняли, находится на Дне Надлома.
Это момент, когда инстинкт самосохранения элиты диктует ей смену
идеологии с радикально-либеральной на консервативно-либеральную. И
действительно, «спидеология» и прочая политкорректная толерастия
являются по своей сути крайним изводом на излете прогрессизма как
большой волны метаидеологии. Прогрессизм вырос из Просвещения в середине
18 века. Можно даже точно назвать два события, одно – подорвавшее веру в
«разумность всего сущего», это – Лиссабонское землетрясение 1755 года.
Другое – явление кометы Галлея в точно предсказанное время в начале 1756
года. С учетом не сразу пришедших подробностей из Португалии можно
считать события одновременными. В тот момент прогрессивное человечество
разуверилось в Боге и поверило в себя ему на замену.
Можно отметить, как промежуточный момент выхода «прогрессизма» на арену
начало 20 века. Например, футуристическая идея русского
идеолога-марксиста Богданова о том, что научный прогресс даст человеку
свободу выбора вплоть до смены пола. Замнем для ясности неосознанный
фрейдистский или иной сектантский (скопцовский) мотив такой иллюстрации
силы прогресса. Сегодня можно считать программу прогрессистов вполне
завершившейся и даже перевыполненный. Поражение последнего лидера
радикальных прогрессистов Хиллари Клинтон от консервативных сил является
окончательным, не подлежит сомнению и тем более пересмотру. Чтобы там
сами радикалы не думали о реванше. Однако, идущая на смену глобальная
идеология не может быть просто консервативной или тем более реакционной,
она может быть только консервативно-прогрессистской. Вера в
освобождающие технологии и в силу науки остается, меняется лишь фокус
приложения технологий – от воздействия на общество к преимущественной
защите этого общества от угроз, пусть даже порожденных прогрессом. Точно
так же, например, в 1941 году в России лозунг «защиты Революции» от
врагов, внутренних и внешних, был заменен лозунгом «защиты Отечества» от
внешнего врага.
Еще раз подчеркну, речь идет о смене именно глобальной идеологии на
уровне глобальных элит. Другое дело, что центр политического центра
Глобализации до сих пор был сопряжен с центром политического центра
американской элиты. Американский президент, главы ФРС, Пентагона, ЦРУ,
АНБ были одновременно лидерами глобальных политических вертикалей по
своей сфере ответственности. Сейчас на наших глазах происходит уход
политического центра США из глобального фокуса, переориентация его на
решение национальных проблем. Это не значит, что лидеры США не будет
участвовать в глобализационном центре, но это означает, что значительная
часть нагрузки начнет достаточно быстро по историческим меркам
переходить другим полюсам, а сам центр будет коалиционным, а не сугубо
американским.
Вопрос о фазе развития, в которой сейчас оказались сами США и их
политический центр, пока можно считать открытым на ближайшие месяцы. Тем
не менее, это точно не будет просто обычной передачей власти от одной
партийной команды к другой. Уже сейчас происходит смена структуры
политического центра, и во главу угла в качестве ядра будущей
администрации приходят спецслужбисты, озабоченные национальными, а не
наднациональными интересами и, более того, идейно противостоящие
глобалистам-неоконам. Поэтому возникает вопрос, насколько основательной
будут попытки глобалистов контратаковать, осложнять процедуру передачи
власти или даже пытаться сорвать формальное подведение итогов выборов и
назначение президент-электа Трампа полноценным президентом США. Если
команда Трампа не получит внешних опор в лице альтерглобалистов и
глобального контртеррористического альянса, то возможно все, что угодно
вплоть до государственного переворота и полураспада США на отдельные
союзы штатов, признающие разных лидеров.
oohoo
Источник: cont.ws.
Рейтинг публикации:
|
