Иван Тимофеев
Резюме: Кризис в отношениях России и Запада, «арабская весна», успехи «Исламского государства Ирака и Леванта», гонка вооружений в Азиатско-Тихоокеанском регионе сигнализируют о возможной встряске мирового порядка
Кризис в отношениях России и Запада, «арабская весна», успехи «Исламского государства Ирака и Леванта», гонка вооружений в Азиатско-Тихоокеанском регионе сигнализируют о возможной встряске мирового порядка. Подобная встряска, как правило, носит характер катастрофы: плавное изменение в некоторой критической точке резко ускоряется и приводит к внезапному, лавинообразному изменению обстановки.
Политики, эксперты и многие из тех, кто принимает решения, повторяют мантры о нелинейности – мол взмах крыльев бабочки в одной части света вызывает цунами в другом. Но при этом они продолжают видеть мир линейно и инерционно. В результате катастрофы остаются катастрофами – происходят внезапно, скоротечно и масштабно. Нелинейность стала популярным штампом, но мало кто задумывается над ее природой.
Попробуем разобраться. Нелинейность предполагает непропорциональность результатов и усилий, затрачиваемых на их достижение. В одних случаях воздействие может быть очень сильным, но дает слабый результат. В других – даже влияние случайности или, казалось бы, незначимых факторов приводит к лавинообразным и катастрофическим последствиям. В политике и во многих других социальных процессах подобная непропорциональность определяется ограниченностью ресурсов: любой политический процесс разворачивается в условиях ограниченной ресурсной ниши. Речь идет о самом широком наборе ресурсов – от кадров до финансов и технологий.
Модель «хищник – жертва» – хрестоматийный пример нелинейного процесса
Есть волки и есть зайцы. До тех пор пока зайцев много, волкам не нужно прилагать больших усилий для их отлова. Им также не нужно конкурировать друг с другом за добычу, ведь ее много. Популяция зайцев – это ресурсная ниша для волков, их добыча. Но наступает момент, когда волков становится слишком много, а воспроизводство зайцев не поспевает за воспроизводством волков. Теперь волкам приходится предпринимать гораздо больше усилий для поиска зайцев. И эти усилия приносят намного более скромные результаты, чем раньше. Сокращение ресурсов ведет и к конкуренции между самими волками за добычу.
Рано или поздно этот порядок отношений хищника и жертвы постигнет кризис, и он трансформируется в иное качество: либо волки найдут себе новые жертвы, то есть расширят свою ресурсную нишу, либо будут уничтожать друг друга до тех пор, пока их сокращающееся количество не позволит зайцам снова воспроизводиться. Это тоже способ решения проблемы ресурсных ограничений, хотя для волков он более кровавый и деструктивный. Причем его кровавость будет усиливаться фактором задержки, который свойственен любой социальной или экологической системе. Ведь понимание того, что можно не уничтожать друг друга, так как ресурсов опять достаточно, придет далеко не сразу. Иными словами, задержка приведет к тому, что конкуренция и ее деструктивные последствия будут гораздо большими, чем это необходимо. В этом тоже можно увидеть проявление нелинейности в условиях ограниченной ресурсной ниши. Такой сценарий может зайти слишком далеко: волки погибают в процессе конкуренции или же уничтожают всех зайцев. В этом случае им останется либо искать новую добычу (ресурсную нишу), либо погибать от голода.
На языке политики сокращение ресурсов обостряет конкуренцию за них и ведет к дестабилизации существующего порядка. Подобная дестабилизация приводит к его качественным изменениям (бифуркациям), в которых либо появляются новые ресурсные ниши, либо из игры выбывают конкуренты, а их ресурсы достаются победителям. Кстати, модель «хищник – жертва» широко используется в науке для моделирования политических и социальных процессов, например, отношений государства и налогоплательщиков, мафии и бизнеса, фирмы и покупателей и т.п.
Международные процессы также носят нелинейный характер. Очевидно, что они развиваются в условиях ресурсных ограничений, а государства прилагают усилия, чтобы получить свою долю ограниченных ресурсов. При этом ресурсы неизбежно сокращаются. И чем сильнее ощущается их дефицит, тем интенсивнее меняется мировой порядок. Можно сказать, что давление ресурсного дефицита толкает систему международных отношений к анархии, а их достаток дает возможность сотрудничества и выстраивания порядка в том или ином виде.
У государств есть два способа решения проблемы дефицита: внедрять новые технологии, позволяющие расширить ресурсную нишу, либо сокращать количество претендентов на ресурсы в уже имеющейся ресурсной нише. Но второе решение в любом случае будет тактическим. Ведь оно фундаментально не решает проблему пределов роста. Рано или поздно острота конкуренции все равно вынудит искать новые ресурсы. Такой процесс поиска, как правило, и представляет собой радикальную смену мирового порядка. Понятно, что государства вряд ли согласятся добровольно отчуждать свою долю ресурсов или уступать свое место в мировом порядке во имя «светлого будущего». Поэтому смена мирового порядка обычно сопровождается крупными потрясениями глобального масштаба – войнами, революциями, распадом одних государств и созданием на их месте других.
Динамика современного мирового порядка
Российский совет по международным делам недавно подготовил доклад о динамике современного мирового порядка. Особенностью доклада стало использование нелинейных математических моделей. Анализировалась динамика параметров мощи и развития современных государств. Что получилось на выходе, и какие выводы можно сделать для России?
Согласно докладу, картина современного мирового порядка может показаться парадоксальной. С одной стороны, мы наблюдаем вполне устойчивую динамику с точки зрения социально-экономического развития. Пока нет жесткого дефицита ресурсов, в борьбе за которые следовало бы втягиваться в крупномасштабные конфликты и перестраивать существующий порядок насильственным путем. С другой стороны, в мире есть несколько мощных держав, чьи политические отношения и политика в области безопасности сами по себе могут расшатать и перевернуть мировой порядок. Россия входит в число этих великих держав, но ее положение среди них сегодня достаточно уязвимо. Располагая большими политическими ресурсами, она ограниченно конвертирует их в развитие. Глобальный вес страны весьма условно связан с ее возможностями решать собственные социально-экономические проблемы. Иными словами, успехи России на международной арене далеко не гарантируют ее социально-экономическое развитие.
Украинский кризис хорошо иллюстрирует сложившуюся ситуацию. Россия заняла жесткую позицию, действует на опережение, заявляет о себе как о державе, с мнением которой нужно считаться. Сейчас очевидно, что наша страна вряд ли отступит от взятого курса. Однако оппоненты будут отвечать России не только и не столько политическими методами. Они будут пытаться не допускать Россию к глобальным источникам роста и развития. Причем давление будет мощным и консолидированным. А Россия остается в этой игре без надежных союзников. Ограничение доступа к ресурсам глобализации – плата за самостоятельную и при этом жесткую внешнюю политику. В текущих условиях Россия не сможет отстаивать свои политические амбиции и одновременно сохранять в прежнем объеме доступ к источникам развития глобального мира.
В этой ситуации просматриваются два неблагоприятных сценария
Первый – жесткая конфронтация с Западом, рост консолидированного давления на Россию как в сфере безопасности, так и в сфере экономики, ее маргинализация, выталкивание на мировую периферию, отсечение от финансовых, технологических и иных источников роста. В данном сценарии России выстоять будет крайне сложно.
Второй сценарий – значительные уступки Западу. Это тоже негативный сценарий, поскольку возвращение в глобальный мир в этом случае будет несравненно более дорогим. Кроме того, уступки вовсе не гарантируют того, что Россия не будет зажата в угол в будущем и сможет преодолеть существующие проблемы развития. Что мы имеем в сухом остатке? Оба сценария углубляют нашу отсталость и ведут к серьезным потерям. Мировой порядок сохраняется, но уже без прежней роли России.
Естественно, оба сценария для Москвы неприемлемы. В подобной ситуации именно Россия становится страной, заинтересованной в смене существующего миропорядка. Сложившийся расклад делает выгодным для России выстраивание такого глобального мира, в котором внешнеполитические оппоненты будут иметь ограниченную возможность отсекать ее от источников роста. Именно в этом и состоит суть российского интереса в многополярном мире. Многополярность – это наличие нескольких источников роста и развития, а не просто сосуществование нескольких великих держав.
Очевидно, что Россия вряд ли сможет выстроить такой миропорядок самостоятельно. В отличие от Советского Союза, у нее даже нет проекта, который можно было бы предложить остальным странам. Между тем будущее международных отношений, скорее всего, будет связано с конкуренцией проектов мироустройства. Такие проекты нам хорошо знакомы. Один из них – либеральный западный подход, предполагающий сохранение и развитие имеющейся модели глобализации. Другой подход будет апеллировать к издержкам западной модели, к проблеме неравенства и распределения ресурсов. По своей сути это будет левый проект, независимо от того, как он будет называться. С крушением Советского Союза Россия добровольно сняла с себя лидерство в этом проекте, и она не сможет вернуть его как в силу отсутствия ресурсов, так и в силу жесткого разрыва с левыми идеями как таковыми.
Кто возьмет на себя роль лидера глобального левого проекта? Ответ очевиден. Это будет Китай. До настоящего времени китайская внешняя политика отличается осторожностью и сдержанностью. Страна избегает явно заявлять о своих глобальных амбициях. Но подспудно этот процесс идет, и рано или поздно Китай может выступить со своим проектом мироустройства. В недалеком будущем мы вполне можем увидеть интересную картину. Коммунистический Китай адаптирует целый ряд элементов капиталистической экономики и инструментов демократии (именно инструментов, а не принципов – предсказуемая и отлаженная смена верховной власти, гибкость власти на региональном уровне). А на международной арене он может заявить о себе с точки зрения левых принципов – решения проблемы отчуждения от сердцевины к периферии, равенства в распределении ресурсов и т.п. Это будет соответствовать его официальной идеологии, способствовать ее укреплению и легитимации через внешнюю политику.
Весь вопрос в том, будет ли Китай в обозримой перспективе продолжать кооптироваться в существующую западноцентричную модель или начнет выстраивать порядок под себя. Если конфронтация России и Запада зайдет слишком далеко, то России будет более выгоден второй вариант. В этом случае она может попробовать встроиться в китайскую модель. Но рассчитывать на то, что Россия в ней будет равноправным партнером, не приходится.
Наконец, последняя альтернатива для России – попытаться сохранить за собой самостоятельную роль, играть сразу на нескольких досках: не обострять до предела конфронтацию с Западом и одновременно избегать зависимости в отношениях с Китаем. То есть маневрировать, попутно решая проблемы собственного развития – технической отсталости, качества жизни, эффективности государственного управления и т.п. По сути, речь идет о консервативной модели внешней политики, о той самой опоре на здравый смысл, прагматизм и собственный потенциал мощи. Но в условиях ограниченности ресурсов России и стоящих перед ней проблем именно дипломатия, а не военная сила, должна стать ключевым инструментом внешней политики.
Москве нужен такой миропорядок, в котором ни один из игроков не сможет монопольно контролировать глобальные источники роста и отсекать от них Россию в случае политических разногласий. Многополярность приобретает принципиально новый смысл. Если раньше она понималась как сосуществование нескольких великих держав, то теперь – как наличие нескольких альтернативных источников роста и развития. Одним из них является сама Россия.
| РСМД
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
