Выступление В.Э. Багдасаряна на семинаре "Проблемы стратегического государственного планирования и управления в современной России" в 2011 г.
А откуда вообще берутся стратегии? Напомню, стратегия, буквально, — искусство полководца (stratos — войско, ago — веду). Цель полководческой деятельности ясна — достижение победы. Но достичь её можно разными путями, и полководец, сообразно с видением этих путей, разрабатывает соответствующую стратегию. На что он в данном случае опирается? Мне представляется, что существуют две идеологические парадигмы. Попытка их соединить представляется перспективной.
Первая парадигма — конструктивистская. Это локковская философская линия. Стратегия, согласно ей, должна быть конструируема. Стратег — это «проектёр». Он конструирует стратегию сообразно со своим видением и собственными ценностными предпочтениями. Когда говорят, что стратегическое решение — это то, которое значимо в дальней перспективе, раскрывается именно конструктивистская парадигма.
Вместе с тем, есть и вторая парадигма, связанная с перманентистским подходом в рассмотрении природы государственных стратегий. Это линия лейбницевской философии. Когда говорят о миссии, о «душе» социальной системы, то выражается уже парадигма перманентизма. Хотя как достигается соединение конструктивистского и перманентистского подхода, остается не вполне ясным. Если есть «душа» системы, то система в своей основе неперестраиваема. Душа ведь не может быть изменена. Она либо остается константной, либо гибнет.
Но в случае гибели души гибнет, соответственно, и вся производная от неё система. Принятие лейбницевской парадигмы предполагает принципиально иной, отличный от конструктивизма, подход к формированию государственных стратегий. Стратегическое решение в данном случае — это уже не решение, которое значимо в долгосрочной перспективе в плане производимых изменений. Оно формируется как реакция на внешние вызовы. И главное здесь не изменение, а как раз напротив — охрана системы от разрушений. Непонятно, откуда в рамках системологии берётся миссия государства? Миссия, поясняется, это не только национальная идея. Формула «не только…» подразумевает, что при наличии миссии у страны государственная идеология, само собой разумеется, должна существовать.
Стратегия государства не может быть без идеологии.
Это особый смысл, который постигается экзистенциальным образом. А как это? Мне представляется, что ссылки на Гоголя, Чехова и Пастернака здесь недостаточно. Уязвима в данном случае сама методология экзистенциального познания. Кто-то считает, что миссия России состоит в её диффузности, а кто-то находит её в прямо противоположном — в цельности. Это дискурс в рамках русской идеи соловьевско-бердяевской метафизики. Помимо апелляции к высшему разуму, что Бог думает о России в вечности, здесь ничего лучшего пока найти не удалось. Итак, откуда берутся стратегии? Много ценного для ответа на этот вопрос содержится в опытах древнекитайских стратагем. Существуют три основных условия выстраивания стратегий. Первое — знай самого себя. Применительно к государственному управлению — это знание самой России, установление, что она собой представляет. В противном случае часто исторически возникал диссонанс между реформаторским инструментарием и объектом реформирования. Отсюда пафос бухаринских обвинений — русский народ не годится для построения коммунизма. Сегодня почти в той же риторике — народ не годится для модернизации. Что это — неправильный народ или неправильная стратегия?
Второе условие — знание противника. Необходимо понять, в чём состоит стратегия противника. Насколько стратегия, выдвигаемая Россией, и стратегии, выдвигаемые иными геополитическими субъектами, соотносятся или противоречат друг другу. Сегодня же не существует не только понимания стратегии противника, но и понимания, кто является противником.
И третье условие — знание поля боя. Для государственной стратегии таким полем является весь мир. Соответственно, необходимо иметь представление, каким будет мир в перспективе осуществляемой стратегической развертки. Должен наличествовать прогноз на предмет вероятных изменений мировой системы. Ещё одно, в добавлении к древнекитайским стратагемам, условие. Любая стратегия предполагает определённую развёртку во времени. Соответственно, в ней есть временная триада — прошлое, настоящее и будущее. Для того, чтобы двигаться вперед, надо знать точку исхода. Следовательно, надо дать, прежде всего, ответ, что есть прошлое. При различных вариантах ответа стратегии могут быть принципиально различны. Чем глубже мы посмотрим в историю, тем стратегичнее будет наш взгляд в будущее. Сообразно с принятием той или иной версии мегаистории типологизируются три основные стратегические линии:
- Существует единый для всего человечества, универсальный путь развития.
- Существует два или несколько альтернативных путей развития.
- Существует множество вариантов развития, соотносимых с их цивилизационной идентичностью.
В соответствии с такой классификацией государственная стратегия предстает:
- при первой модели — как подражание и управленческая экстраполяция;
- при второй — как выбор альтернатив;
- при третьей — как самоидентификация.
Вопрос, в частности, о её (России) роли в качестве моста между Азией и Европой, от Англии до Японии. Исторически Россия никогда таким мостом не являлась. Торговые пути, связующие Европу с Азией, шли южнее России. Да и достаточно странной представляется миссия быть чьим-то мостом, а не выражать свой собственный цивилизационный потенциал. Теперь о тезисе диффузности и многоукладности России. В российской палитре есть ниши модернистские, традиционного общества, постмодернистские. В их многообразии и видится миссия России.
[indent]
О многоукладности России рассуждал в своё время и В.И. Ленин. Но он всё-таки определил капитализм в качестве парадигмы экономики России. И для СССР характерна была многоукладная экономика.
[/indent]
Но всё-таки индустриальная система была основой советского хозяйственного типа. А какие страны не многоукладны? Гомогенных государственных систем вообще не существует. Но для каждой имеется свой доминантный уклад. Именно через определение доминанты определяется тип системы. Если же не установить, где главное, а где вторичное, система рассыплется. Многоукладность сама по себе не может быть миссией. Это миссия такая, которая запросто приведёт к гибели страны. Колониальные страны, как правило, функционируют именно по модели многоукладного бытия. Есть анклавы развитости, а есть — параллельно — ниши архаизации. У нас это сколковская модель. Неужели миссия России состоит в максимальном воплощении колониального сценария? В целом же сама попытка соединения двух, считающихся антагонистическими, методологических подходов перспективна и нуждается в дальнейшем осмыслении.
Источник: rusrand.ru.
Рейтинг публикации:
|
