Виноват, несомненно, Иммануил Кант. В «Критике практического разума» он учил тому, что счастье есть «такое состояние разумного существа в мире, когда всё в его существовании идёт по его воле и желанию». Чтобы не было помех достижению счастливого состояния, каждый человек (разумное существо) должен вести себя в соответствии с максимой: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своём лице, и в лице также всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству». Наконец: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства».Известна критика кантовского этического принципа Гербертом Спенсером. Последний отнюдь не считал абсолюты Канта приемлемыми. Мало того, он объявлял подобную этику вредной. Согласно Спенсеру, Кант подменил альтруизм противоположностью — эгоизмом: «…что же в таком случае может удержать нас от намеченной линии поведения? Сознание, что результат его, если бы подобное поведение стало всеобщим, мог бы стать вредным для самого действующего: он может не найти помощи, когда будет в ней нуждаться. Так что, во-первых, вопрос должен быть решён путём исследования вероятных результатов того или другого образа поведения, во-вторых, этот результат есть счастье или несчастье для самого индивидуума. Не странно ли, что принцип, восхваляемый в силу якобы заключающегося в нем альтруизма, кончает тем, что находит свое оправдание в эгоизме!» (См. подробнее: Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские. Минск: Современный литератор, 1998. С. 1135-1137).
Спенсер разъясняет, что оскорблённый человек готов убить своего обидчика. Следуя кантовским предписаниям, этот человек допускает, что все люди, которых оскорбили, могли бы взяться за убийство своих обидчиков. Что может удержать потенциального убийцу от искушения пойти и отмстить? Очевидно, отвечает Спенсер, «представление громадности зла, страданий, лишения счастья, которые были бы этим вызваны». Но, если вдуматься в советы Канта, то как раз несложно представить убийство обидчиков делом всеобщим и ведущим к тотальному счастью: ведь в таком случае «сумма счастья» в мире начнёт быстро увеличиваться. Все, кто убьёт оскорбителей, должны сделаться счастливыми. Мало того, они выведут из этого закон!
Ричард Докинз писал об императиве Канта: «Императив замечательно работает, скажем, в случае обмана. Представьте себе мир, в котором люди лгут из принципа, где ложь считается хорошей и похвальной нормой поведения. В таком мире ложь лишилась бы всякого смысла. Для самого определения лжи требуется презумпция правды. Если моральный принцип — это правило, которое мы хотим сделать общим для всех людей, то ложь не может служить моральным принципом, потому что она тогда станет бессмысленной. Ложь как жизненное правило — внутренне нестабильна. Обобщим сказанное: эгоизм, или паразитирование на других, может сработать и принести мне пользу лишь в обществе, где моё поведение — исключение из правила. Но мне нежелательно, чтобы все приняли для себя в качестве морального принципа эгоизм и паразитизм, хотя бы потому, что мне тогда не на ком будет паразитировать». (См.: Докинз Р. Бог как иллюзия. М.: Колибри, 2008. С. 326-327). Докинз, таким образом, доказывает несостоятельность «абсолютной» этики Канта законом единства и борьбы противоположностей. Ложь, лишённая противоположности, растворяется сама в себе, а счастливцу, открывшему для себя удобный способ жить, отнюдь не хочется делиться этим способом с другими. На всех не хватит…
Чиновники-паразиты не могут существовать без народа, который обирают: налогами, взятками, «откатами», мелкими «подарками» и подношениями. Это характерно как для стран Запада, так и для России: разницы по существу нет ровно никакой. Социальная эволюция заставляет всех приспосабливаться на один манер. Если в России откровенно покупается место депутата в «думах», а многие тёплые места занимают приятели и родственники высокопоставленных лиц, то и в США Обама открыто приторговывает должностями послов (цена «спонсорства», затеваемого во время предвыборной кампании, колеблется между 2 и 6 миллионами долларов; местечко во Франции стоит втрое дороже дипломатического поста на туманном Альбионе. 30% вакансий послов достаётся друзьям и спонсорам Обамы, а не карьерным дипломатам). В каком-нибудь Афганистане, взявшем пример с США, нынче открыто покупается практически всё, вплоть до школьных тестов (коррупция была там всегда, но её чудовищный разгул произошёл именно при влиянии Запада: больше двух третей населения, согласно недавнему опросу, теперь одобряет взятки чиновникам; три года назад таких одобряющих было только 42%).
Тем не менее, дело доходит до того, что чиновники относятся к представителям «из народа» как к «быдлу». Российские чиновники испытывают обыкновенное человеческое презрение к тем, кто их, презирающих, кормит и поит, и в шубы одевает, и бензином «Мерседесы» с мигалками заправляет. На Западе, в какой-нибудь Британии, парламентский партийный организатор (по статусу — министр) может в лицо назвать полицейского плебеем и обложить трёхэтажными «факами». Кажется, дай чиновникам волю — они народ попросту уничтожат. Судами, тюрьмами, оскорблениями, вымогательством, «рейдами», «ювенальной юстицией». Да мало ли! Способов — тьма: ведь у чиновников — власть и монополия на насилие. Устранить угрозу чиновников способен лишь тот, кто сам пробрался в чиновники, то есть успешно отделился от народа и вступил в борьбу на высшем эволюционном уровне. Подобное положение государства и народа Маркс характеризовал фразой «по разные стороны баррикад».
Здесь есть два момента. Первый: правители действуют в своём кругу в точности по максимам Канта, превращая свои деяния в закон. С одной стороны, этот закон осчастливливает чиновников, с другой — даёт им возможность продолжать паразитировать на народе, но только при условии, что худо-бедно, но они дают народу выжить. Иначе их кормушка накроется медным тазом.
Второй момент: демократия в современных политических системах представляет собой не то иное, как управление меньшинства большинством. Наиболее приспособившееся меньшинство с удовольствием управляет наименее приспособившимся большинством. Судите сами: к примеру, за кандидатов в президенты идёт голосовать две трети зарегистрированного электората. Помимо того, что идёт не сто процентов, в выборах участвует не всё население, а только те люди, что имеют право голоса. В России живёт 142 миллиона человек, но в последних выборах могло участвовать около 110 миллионов человек. А на участки прибыл лишь 71 миллион. Из них только 45 с лишним миллионов отдали голоса за В. В. Путина. Само избрание в 142-миллионной стране президента 45 миллионами уже говорит о власти меньшинства. Ровно то же самое происходит и в странах Запада. Не стоит кричать об исконно наших автократии, тоталитаризме, «Совдепии», подавлении оппозиции и пр., и пр. Везде и всегда — одна и та же картина.
Однако есть одно любопытное отличие стран Запада от России, вызванное уже не стремлением власти к демократии западного образца (вполне себе древнегреческой: о рабах грезят многие властелины и по сей день), но той самой кантианской трактовкой абсолютной морали, при которой разумному существу хочется достичь такого состояния, «когда всё… идёт по его воле и желанию». Этот тот самый принцип крайнего эгоизма и индивидуализма, который с большим трудом прививается вот уже четверть века в России и на просторах СНГ и который на передовом Западе достиг небывалых высот. С этих-то самых высот Западу и предстоит упасть. Очень больно будет!
Ничто так не подтверждает определение демократии как власти меньшинства, как новые законы, сплошь и рядом принимаемые на «толерантном» Западе.
Сергей Гаврилец, научный руководитель Национального института математико-биологического синтеза при Теннессийском университете, исследовал причины существования однополой любви. Учёный построил математическую модель, которая показала: разгадка гомосексуализма может крыться не собственно в генах, а в биохимических соединениях и процессах, управляющих генной активностью, включающих или выключающих компоненты ДНК.
В отдельных случаях дети могут получать от родителей противоположного пола — дочери от отцов, сыновья от матерей, — эпигенетические метки, способствующие развитию нетрадиционной сексуальной ориентации. Возможность сохранения меток в одном и нескольких поколениях ранее была экспериментально подтверждена на животных.
Математика позволила Гаврильцу подтвердить, что гипотеза и вправду объясняет сохранение среди гетеросексуального большинства небольшой гомосексуальной прослойки.
Что же делает во имя достижения кантианского счастья (иными словами, ценностей либерализма) эта «небольшая гомосексуальная прослойка»? Объединяясь и совместно отстаивая свои интересы, они получают возможность огромного влияния на политику. Воля большинства их нисколько не интересует. Их волнует собственное счастье. Кандидат в президенты (например, Олланд во Франции или Обама в США) отлично знает, что процентов пять или семь населения — это геи и лесбиянки, и многие из них занимают достаточную активную политическую позицию. Их голоса нельзя не учитывать. Поэтому Обама приезжает на праздник геев в Пентагон и публично высказывается за однополые браки, а Олланд делает заявление о легализации гей-браков одним из центральных пунктов своей предвыборной программы, к реализации которой немедленно приступает после победы. Так меньшинство управляет большинством, одновременно получая своё счастье и презирая народ, который бессилен что-либо изменить. У парламента и народа нет ничего общего.
В начале февраля Национальная ассамблея Франции проголосовала за предоставление гомосексуальным парам права жениться и усыновлять детей. Депутаты приняли закон 249 голосами. 97 человек высказались против. В этом якобы выражается «воля народа»: внезапно меньшинство вдруг обрело вид большинства.
Параллельно то же самое произошло в Британии. Пятого февраля Палата общин парламента Соединённого Королевства проголосовала за проект закона об однополых браках. За изменение действующего законодательства высказались 400 парламентариев, против — 175.
Во Франции сейчас вовсю идёт обсуждение той части гей-документа, где говорится об усыновлении. В конце февраля пройдёт голосование и по этому вопросу. Вот уж свобода так свобода, счастье так счастье. Ну, и это: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». И воля гомосексуалистов становится краеугольным камнем закона. Имена существительные «мама» и «папа» уходят в прошлое, а им на замену являются безликие «родитель №1» и «родитель №2».
В прогрессивных детских садиках какой-нибудь Швеции уже экспериментально учат детей говорить «оно» вместо «он» и «она». Мальчикам рекомендуют играть в Барби, а девочкам — пулять из пластмассовых автоматов. Чтобы не укоренялись «ложные» гендерные стереотипы. Девочка не должна вырасти кухаркой, а мальчик — «брутальным мачо» вроде товарища Путина. Пусть мальчики станут женственнее, а девочки — воинственнее. В Германии детские комиксы проповедуют голубую любовь: папа развёлся с мамой и стал жить с другим мужчиной. Кончается сюжет тем, что сын этого папы, школьник лет десяти, целуется с одноклассником.
Если чиновники понимают: уничтожить народ нельзя, ибо тогда целиком и полностью исчезнет тот мужик, что способен двух генералов прокормить, то общественное меньшинство вопросом выживания нации не озабочено. Предельный эгоизм тут безраздельно владеет духом и диктует те правила поведения, которые в самом ближайшем будущем — в точности с императивом Канта — могут разложить общество до самого основания и в конце концов уничтожить целую цивилизацию. Путь от меньшинства до большинства не так уж и долог: при старении западной цивилизации и при том, что в странах Европы и США считается невыгодным «инвестировать» в рождение детей, гомосексуализм является ещё одной кривой дорожкой к элементарному вымиранию.
Запад встал перед парадоксом — и оказался в тупике. Отстаивая демократические «свободы» и «ценности» и борясь за индивидуальное «счастье», западная цивилизация себя хоронит. Вероятно, прав Патрик Бьюкенен, считающий, что западной цивилизации осталось лет 80-90. К концу века её не станет. И процесс может ускориться, если гомопары с разрешения государства (власти меньшинства) займутся усыновлением и воспитанием детей. Легко предположить, что из этих детей вырастет!
В России всё пока наоборот. Сегодня мы видим отход от прежнего слепого копирования западного либерализма, начавшегося с перестроечной любви к кока-коле и американскому флагу. Запад недаром бьёт тревогу: ведь Госдума одобрила в первом чтении законопроект, ставящий под запрет пропаганду однополой любви. Это дало Керстину Хольму из «Frankfurter Allgemeine» повод написать статью о «голубой» травле в России. Немецкий журналист сообщает, что оппозиционный журнал «The New Times» провёл опрос, в котором именитые деятели культуры давали советы молодым людям с «нетрадиционной ориентацией». Режиссёр Кирилл Серебренников посоветовал молодым геям и лесбиянкам уезжать из страны, а актриса Рената Литвинова заявила: «Наступит время, когда, пойдя против всех, но сохранив именно себя, ты окажешься правым. Это пожелание сильным. Я не знаю, как много страданий и унижений ты перенесёшь, но одержимость одиночки — она сильнее даже смерти».
Что касается усыновления русских детей на Западе, то Госдума занимается и этим вопросом. Россия может пересмотреть соглашение с Францией об усыновлении — в том случае, если Париж легализует однополые браки. Об этом в Париже заявил председатель Госдумы Сергей Нарышкин. Возможность принятия французской стороной законопроекта об усыновлении детей «голубыми» будет Россией учтена. Наши дети не поедут в однополые семьи.
Недавно Иван Бло, заместитель главы МВД Франции, профессор социологии и, между прочим, специалист по выборам, в интервью «Голосу России» представил свой взгляд на грядущий распад Запада и на духовную роль России в будущем мировом порядке.
Бло считает, что признание права гомосексуальных пар на заключение брака вызвало возмущение значительной части французского народа, которую абсолютно не устраивает подобный вариант эволюции цивилизации. Но дело в том, что у этих людей никто ничего не спрашивает.
«Как ни странно, те, кто кричат о правах человека, как правило, никогда не обращается к народу за тем, чтобы узнать его мнение. Так что можно считать, что политика во имя так называемых прав человека может быть глубоко антидемократичной, потому что вдохновляют её люди с идеологией, которую они желают насильственно привить социуму. Именно это мы и наблюдаем сегодня часто на Западе!»
Господство меньшинства над большинством на Западе выражается, согласно взглядам учёного, в хорошей организации первого при полной отсутствии таковой у последнего. Именно об этом говорил генерал де Голль после войны, когда обвинил Четвёртую Республику в том, что она — режим на службе у меньшинства. Бло продолжает:
«Сегодня утром я прочитал статью, свидетельствующую о западном лицемерии. Это статья газеты «Ле Фигаро», в которой говорится, что российская Дума — парламент, служащий интересам президента Путина. Там пишется, что это скандально и противно устоям демократии! Замечу, что критика «Ле Фигаро» должна распространяться и на французский парламент. Так как оный парламент, также как и все другие средневзвешенные парламенты, следует за курсом правительства. В парламенте есть большинство, которое по определению должно поддерживать правительство. Что может и противоречит разделению власти на отдельные ветви, что записано в Декларации прав человека. Но эта статья не соблюдается. Так что из двух вещей надо выбрать какую-нибудь одну: или мы не должны признавать разделение власти на различные типы за фундаментальное условие соблюдения прав человека, или мы погружаемся в тотальное лицемерие. Так что клеймить Россию абсолютно бессмысленно!»
Иван Бло делает вывод, что Запад заражён моральным кризисом. Идеал для общества будущего социолог находит в христианском образе Св. Георгия Победоносца, поражающего дракона. Его француз увидел на гербе Москвы и дал ему такую оригинальную характеристику:
«Умный человек сидит на лошади, представляющей его эмоциональные побуждения, которыми он пользуется, дабы одержать победу над драконом, то есть своими низменными инстинктами».
Вот где фундамент крепкого общества. Но в Европе наблюдается картина противоположная. Сегодня, говоря о порченой западной цивилизации и сравнивая её закат с падением Древнего Рима, сами западные представители с печалью говорят не о победе «над низменными инстинктами», но о потворстве им тем самым меньшинством, которое нынче задаёт тон демократии. Ибо «всё в его существовании идёт по его воле и желанию».
