После переизбрания президентом США Барака Обамы в ноябре Европа почувствовала огромное чувство облегчения. Хотя европейская поддержка внешней политики администрации Обамы падала с 2009, когда он стал президентом, частично из-за увеличения использования дронов в войне против террора и его неспособности надавить на Израиль, чтобы достигнуть окончательного урегулирования палестинского вопроса, европейцы в подавляющем большинстве предпочли Обаму его конкуренту, кандидату-республиканцу Митту Ромни. Согласно одному опросу, проведённому в 12 странах ЕС перед выборами, 75% европейцев сказали, что они бы проголосовали за Обаму, если бы смогли, а про Ромни это сказало всего 8% опрошенных.

Тем не менее, два долгосрочных фактора, влияющие на американскую внешнюю политику, означают, что Европа и США будут удаляться друг от друга во время второго срока Обамы: американский дефицит бюджета и «поворот» (ранее называемый «перебалансировка») в направлении Азии. Состояние американских финансов означает (даже больше, чем во время первого срока Обамы), что США будет, по меткому выражению Майкла Мандельбаума, «прижимистой суперсилой», изо всех сил старающейся «действовать из тыла», как это они делали в Ливии в 2011 году. Тем временем, поскольку Ближний Восток всё ещё имеет потенциал отвлечь Обаму от его намерения перенаправить вектор стратегического внимания Вашингтона на Тихоокеанский регион, ливийское вмешательство показывает, насколько дисциплинированным может быть Обама в ограничении американского вмешательства за рубежом.

Это долгосрочные стратегии в американской внешней политике создают сложные выборы для европейцев, которые также стали более сосредоточенными на внутренних проблемах, пытаясь совладать с идущим экономическим кризисом и порождёнными им новыми институционными вопросами. Прежде всего, европейцы осознают, что они стали меньшим приоритетом для Вашингтона, чем когда-либо ранее, как в кадровом вопросе, так и в ресурсном. Но если это заставит европейцев «вырасти», и, в частности, принять большую ответственность за их собственных соседей, это может быть реальным благословением, как для США, так и для самого ЕС.

Некоторые возражают, что США с началом второго срока Обамы стремятся скорее не отказаться от своих договорённостей с Европой, а просто к их переформатированию. В частности, и США и ЕС отчаянно нуждаются в экономическом росте и уже истощили свой запас монетарных инструментов.  Поэтому они могут наконец-то согласиться на заключение договора о свободной торговле между США и ЕС, как атлантической части программы Транс-тихоокеанского партнёрства. Бывшая глава управления по стратегическому планированию Госдепартамента Анна-Мария Слотер предполагает, что такой торговый договор может даже послужить основой для возобновленного «атлантицизма» в 21-м веке. Но, независимо от того, будет ли такой договор подписан, отношения между Европой и США следующие четыре года, скорее всего, будут находиться под сильным давлением, поскольку США сделали приоритетными направлениями «построение нации дома» и попытки остановить рост Китая.

Американский «поворот» ставит Европу перед определённой дилеммой. Госсекретарь Хиллари Клинтон сказала в конце ноября, что «Америка не поворачивается от Европы к Азии, она поворачивается с Европой к Азии». Но непонятно, хотят ли европейцы быть частью такого поворота. Европейцы однозначно хотят увеличения торговли (и, в частности, экспорта) с Азией, но многие не желают помогать США в «усмирении» Китая, втягиваясь в стратегическое противостояние в регионе. В то же время европейцы боятся неравенства в мире «G-2», управляемом Китаем и США.

Не желая присоединяться к азиатскому повороту, европейцы, тем не менее, могут взять на себя ответственность за устранение проблем со своими восточными и южными соседями, которые в прошлом были чрезвычайно зависимы от США. Бывший министр иностранных дел Германии Йошка Фишер недавно заявил: «Европа должна вырасти и развивать возможности по самостоятельной защите своих интересов, поскольку скоро другие не будут желать и иметь возможности больше делать это за нас». Это означает, что европейцы должны дотянуться до своих соседей, прежде всего России и Турции, через европейскую инициативу безопасности.

На Ближнем Востоке, в частности, Европа должна стать более вовлечена в прямые действия. В Сирии европейцы должны не только читать лекции ключевым заинтересованным партиям, но и помогать сирийским оппозиционерам, сосредоточенным в локальных революционных советах, параллельно используя дипломатию, чтобы создать и подготовить момент, когда можно будет заключать с ними политические соглашения.

Относительно тупика с иранской ядерной программой, Европа должна отбросить военные варианты действий и сосредоточиться на частичной и немедленной отмене санкций в обмен на доказанное уничтожение 20% обогащённого урана. В более широком контексте, Европа должна усилить свои отношения с новыми демократиями региона, чтобы создать более близкую интеграцию с Северной Африкой и продвигать совместные экономические проекты.

Чтобы установить доверие со своими соседями (и с администрацией Обамы по этому вопросу) европейцы должны также демонстрировать готовность более жёстко защищать свои стратегические интересы. Вторжение в Ливию показало тревожащие пробелы в европейских военных возможностях. Имеющиеся дисбалансы усилились за последние несколько лет из-за сокращений оборонных бюджетов, вызванных экономическим кризисом. По словам Ника Уитни, это «было сделано без каких-либо консультаций или координации внутри НАТО или ЕС, без оглядки на общую оборонную способность, исключительно в результате суммы национальных решений».

Европейские попытки разработать общую систему безопасности и политику обороны начали развиваться ещё после унизительного провала кампании по поддержанию мира в бывшей Югославии. Теперь всё больше ведётся разговоров о необходимости «объединения и распределения», чтобы как-то справляться с проблемами во времена всеобщей экономии. В 2010 году Франция и Великобритания согласились на беспрецедентный уровень оборонной кооперации. Но без наличия общего, политически поддерживаемого формата, прогресс в направлении более сплочённого европейского подхода к обороне будет весьма медленным. Стратегический обзор, заказанный Советом Европы, может стать первым шагом Европы в направлении исправления этого тренда.

По многим причинам Обама – это именно такой тип американского президента, которого всегда хотели европейцы: он не делит мир на друзей и врагов, и не разделяет подход бывшего президента Джорджа Буша-младшего «с нами или против нас»; Обама, не взирая на использование дронов, менее настроен на использование военной силы и более сосредоточен на экономике, чем его предшественник; и его ценности более гуманитарные и основаны на поддержке популярных стремлений, а не сосредоточены на столкновении политических моделей или цивилизаций. И, что важнее всего, он прагматик, старающийся оперативно менять курс, когда старые планы проваливаются, при этом готовый работать с любой силой, разделяющей его цели.

Но это прагматичное видение мира, которое приветствуют европейцы, в реальности обесценивает совместные американо-европейские акции, и даже может привести к отказу от либеральной модели мира в целом.

По факту, существует растущий разрыв между пониманием сторон, как этот мировой порядок должен сохраняться, и как Европа и Америка должны взаимодействовать с его относительным ослаблением. Для европейцев решение состоит в построении многостороннего, основанного на чётких правилах мира, где власть закона может сдержать и направить экономическую и политическую конкуренцию между странами. Их подталкивают к созданию институционных глобальных ответов на изменения климата, геноциды и разнообразные торговые споры. А чтобы современный мир не свалился в неуправляемый хаос того, что Ян Бреммер назвал «мир G-Zero», европейцы должны приложить усилия, чтобы создать функционирующий институционный порядок.

Но пока Обама воспринимается европейцами как носитель либеральных ценностей, он считает, что лучший способ охранять американские интересы и ценности состоит в создании того, что Клинтон назвала «мультипартнёрский мир». Действительно, ценой за интеграцию возникающих сил в существующие институции вроде Всемирного банка и Международного валютного фонда может послужить снижение европейского сверхпредставительства в них. Терпение Обамы в отношении Европы ограничено, поскольку она часто более заинтересована в процессах, чем в результатах, и это показывает недостаток политической воли для использования достаточной силы. Планируемый уход от полномасштабных наземных войн, скорее всего, и дальше будет уменьшать значение американо-европейского военного сотрудничества. Но что более фундаментально, важность Запада в качестве стратегического партнёра, обладающего общими ценностями, падает в свете более универсалистского подхода Обамы.

Трансатлантическое сотрудничество в области безопасности не исчезнет. По факту, во время своего первого срока Обама обращался к европейцам по вопросам ракетной обороны, Ирана, Афганистана и «арабской весны» (в частности, Ливии). Но такая трансатлантическая кооперация была больше тактической, чем стратегической: Обама работал с европейцами, когда они могли быть полезны, при этом совсем не пытаясь создать объединённый Западный подход к сохранению либерального порядка. В результате, неважно, насколько популярен лично Обама в европейских столицах, различия между европейской многосторонней стратегией и американской многопартнёрской стратегией может расширить трансатлантический разрыв во время его второго президентского срока.

Марк Леонард – основатель и директор Европейского совета иностранных дел (European Council on Foreign Relations). Также он редактор издания «Китай 3.0.» (China 3.0.) и сотрудник Трансатлантической Академии в Вашингтоне.

Ганс Кунднани – редакторский директор Европейского совета иностранных дел. Соавтор книги «Китай и Германия: Почему особые отношения так важны для Европы» (China and Germany: Why the Special Relationship Matters for Europe).

Источник: World Policy Review

Перевод Александра Роджерса, «Хвиля»

Рейтинг публикации:

5

Комментарии (1) | Распечатать

Добавить новость в: