О чем говорит нынешнее снижение курса рубля? Факт прямой и абсолютной зависимости курса рубля от конъюнктуры цен на нефть теперь не просто очевиден специалистам, а является признанным Центральным банком как императив денежной политики.
При всех претензиях к руководству ЦБ его нельзя обвинить в невменяемости
Любое падение сопровождается спекулятивной атакой. Спекулянты начинают играть против рубля и опускают курс ниже равновесного. В этот момент удобно и выгодно проводить интервенцию. Грубо говоря, выгодно продавать рубли при завышении курса и продавать валюту при занижении. В этих случаях валютные резервы сохраняются и даже увеличиваются. Это – аксиоматичная политика, и здесь нечего возразить. При всех претензиях к руководству Центрального банка в невменяемости его обвинить нельзя. Он мог воздерживаться до определенного момента от всяких интервенций, но его никто не просил говорить об этом в открытую накануне падения, что Центробанк и сделал. Он дал сигнал спекулянтам, а значит, Центробанк этого хотел.
Правильно ли это? Технически-конъюнктурно это совершенно правильно. Балансировать бюджет можно только при некоторой девальвации. Вспомните разговоры о том, что бюджет сбалансирован при $115 за баррель. Но это при нынешнем курсе, а при другом курсе он будет сбалансирован и при $100. Технически можно допустить сбалансированный бюджет и при цене барреля $30, но это социально стремно. Т. е. все как бы верно, но возникает вопрос: а где выход? Я не вижу мощных, решительных, целенаправленных действий по изменению экономической политики, направленной на то, чтобы конъюнктурные колебания не обрушивали российскую экономику. Т. е. разговоры есть, понимание есть, а воли к такой политике я не вижу. Здесь речь не только о Центробанке, хотя Центробанк – это часть отсутствия воли.
Единственная возможность развития – это автаркия
Центробанк вообще не считает поддержку экономического роста в стране своей задачей, в отличие от Федеральной резервной системы США. Центробанк видит свою задачу только в поддержании стабильности курса рубля и монетарной системы в целом. Никаких задач развития он перед собой не ставит. И это притом, что Минфин и Центробанк, т. е. денежные власти, почти полностью диктуют экономическую политику в стране. Я могу себе представить Центробанк, который бы не ставил таких задач, если бы были мощные государственные институты, которые определяют экономическую стратегию и задают ее финансовым властям.
Почему Кудрин ушел? Он не был согласен с теми затратами, которые выходили за рамки бюджетобесия (по выражению Саши Привалова, бюджетобесие – это когда целью бюджета является сам бюджет). Так что некоторые подвижки тут есть. У нас есть оборонная политика, есть и другие программы, но кардинальных изменений в политике нет. Мы не видим курса, где были бы поставлены конкретные, параметрически ясные задачи уменьшения России от сырьевых, а точнее, экспортных факторов. Экспортная зависимость – вещь страшная. Китайцы так же уязвимы, как мы, но на другой фазе кризиса. Дело в том, что зависимость от своего экспорта несырьевых товаров – такая же огромная уязвимость, как и зависимость от сырья.
Властью обозначены все реперные точки развития. Понимание есть! Ведь евразийская интеграция – это не только политический проект: это проект выживания. Все понимают, что в условиях глобальной турбулентности единственная возможность развития, которое не привело бы нас в братскую могилу, – это автаркия. Автаркия – это способность внутри своей экономической системы (необязательно в рамках государственной границы) создавать источники возможности развития в условиях неблагоприятной внешней конъюнктуры. Поэтому все, что делается, – это технически правильно, но это «ни о чем». Это грамотная, мягкая и, я бы сказал, адекватная работа, техническая работа – но на траектории падения.
