Почему Запад идет на конфронтацию с Российской Федерацией в явный ущерб себе
Согласно классическому определению, политика есть концентрированное выражение экономики. Однако, сегодня эта формула часто не срабатывает. Скажем, когда речь идет о геополитике и геоэкономике. Как объяснить, например, политику противодействия ряда стран ЕС явной экономической выгоде для них от газопровода «Северный поток-2»? Или торговые войны США-Китай. И так далее. Очевидно, что политика силы или реванша зачастую превалирует над экономической целесообразностью и даже классическими канонами политэкономии Адама Смита-Дэвида Рикардо о преимуществах международного разделения труда.
Кстати, во второй половине XX века сторонники холодной войны потерпели временное поражение, когда в 1975 г. в Хельсинки состоялось Общеевропейское совещание по безопасности и сотрудничеству (с участием США), означавшее фактически победу принципов мирного сосуществования двух мировых систем, объединенных единым мировым рынком и торговлей по канонам Смита-Рикардо.
Академик Абел Аганбегян составил рейтинг ведущих стран мира по стоимости ВВП. Согласно его данным, Россия в середине 70-х годов XX века достигла максимума по стоимости ВВП по отношению к другим странам, уступая только США, с долей в мировой экономике 8% (сегодня — 3%). По ППС (данные Всемирного Банка) в 2019 г. она находилась на 6 месте после Германии с ВВП 4,3 трлн. долл. (Германия 4,7, Япония 5,4, Индия — 9,6, США — 21,4, Китай — 23,5). Академик делает вывод, что со временем мы обгоним Германию, ведь у нас вдвое больше работающих. Но главное даже не уровень экономического развития, а как он используется для благосостояния людей и развития общества (АиФ 15.10.20).
Сегодня агрессивная политика противостояния Запада России («ее сдерживания» — !?) возродила худшие традиции «холодной войны» с целью истощения Российской Федерации или, по крайней мере, консервации полуколониального характера ее экономики. Экономические санкционные средства дополняются идеологическими с целью разложить российское общество по примеру 90-х годов. Наша главная защита от этих угроз — современный оборонный, высокотехнологичный щит и ВПК.
Но парадокс в том, что, обвиняя Россию в агрессивности и авторитаризме, диалектика развития под влиянием пандемии толкает западный мир в этом направлении. По словам польского профессора З. Краснодембского, хотя ЕС все еще опирается на доктрину либеральной демократии, он, как и отдельные страны-члены, во время пандемии закрыли свои границы и ввели многие ограничения. Он объясняет, что политика ЕС уже не вписывается в глобальные экономические процессы. Люди, которые привыкли мыслить определенными категориями, потеряли власть в результате демократических выборов и, кажется, до сих пор не понимают, почему. Поэтому они говорят об угрозе диктатуры и внешних воздействиях, сочиняя абсурдные теории заговора. Мы видим растущую поляризацию, борьбу за понимание политического сообщества, за идентичность, за ценности. Это лишь свидетельствует об уходе от модели либерального мира, «мира сытого среднего класса»… Пандемия лишь ускорила эти процессы (ИноTV 21.10.20).
Так, значит, прав был президент Путин, когда говорил о закате западного либерализма гораздо раньше, чем польский профессор.
Но угроза суверенному развитию России нарастает, что требует новых мер внешней и особенно внутренней политики противодействия. Они известны, а их скорейшая реализация зависит, в первую очередь, от политической воли руководства. Этот комплекс мер экономического, социального и политического характера, подгоняемый пандемией Covid-19, фрагментарно уже прописан в ряде документов, начиная от майских указов (2018) президента, до недавнего плана восстановления экономики, реализуемого правительством Мишустина.
Среди них, пожалуй, главным являются меры по формированию и законодательному оформлению идеологии консолидации и развития российского общества. Опыт истории учит: если разрушается идеологический контур, то рушится все остальное. Предложений на этот счет также хватает; их реализация опять же зависит от политической воли верховного руководства, которое по ряду причин проявляет понятную осторожность. Четкое определение целеполагания — кто мы, куда идем, кем хотим быть — позволит скорее решить все другие вопросы нашего развития.
Ускорение экономического роста, диверсификация полусырьевой экономики, подведение под нее высокотехнологичной базы, становление социально ориентированных современных институтов и предприятий, доступные кредиты, максимально возможная степень переработки сырья и полуфабрикатов в стране, развитие международной производственно-технологической кооперации, особенно в рамках ЕАЭС, максимальное участие в «цепочках добавленной стоимости» и, наконец, выгодное для России валютно-финансовое оформление внешнеэкономических связей на базе стабильного, полновесного, максимально не зависимого от доллара рубля — вот лишь некоторые из актуальных вопросов экономической политики.
Надежду на решение этих вопросов правительством Мишустина вселяет деятельность его первых замов — «буревестников госкапитализма с человеческим лицом» — Андрея Белоусова и Юрия Борисова, реализующих, как говорят, идеи и планы академика Сергея Глазьева; хотя, по мнению ряда экспертов, его время «еще не пришло».
В этом контексте заслуживают внимания предложения Константина Двинского, опубликованные в статьях «Белоусов реализует план Глазьева» (Я. Дзен, 16,19.10.20). В них говорится о перспективах введения в России цифрового рубля по примеру цифрового юаня в Китае. «Цифровой кошелек» при этом, по сути, ничем не будет отличаться от банковской карты. Успех этого эксперимента в Китае позволил переводить в юань все большую часть внешней торговли, в т. ч. со странами под американскими санкциями — Ираном, КНДР, Венесуэлой. Обеспечение цифрового юаня планируется сначала долларами и золотом, сокращая американский госдолг Китаю («трежерс») с 1 трл. долл. до 800 млн.
По мнению специалистов, цифровой рубль может изменить и российскую экономику. Плюсы его введения: уменьшение стоимости транзакций, интенсификация внешней торговли, дедолларизация экономики, противодействие санкциям и коррупции. Об этом давно говорит и С. Глазьев. ЦБ и ведомство Силуанова, соглашаясь с «плюсами», почему-то не говорят о большой роли такого рубля для противодействия коррупции (через использование технологии «блокчейн»). Зато ведомство концентрирует внимание на рисках. Мол, цифровой рубль ничем не обеспечен и подвержен высокой волатильности. В то же время ЦБ в своем недавнем докладе «для общественных консультаций» заявляет, что введение цифрового рубля стало бы событием для экономики и общества. Цифровой рубль также фиатная валюта, устойчивость которой обеспечивается государством в лице ЦБ; его введение позволит отслеживать денежные средства, запрещая их расходование на не предназначенные цели.
Двинский добавляет, что цифровой рубль, как и фиатный, обеспечен еще одной важной категорией — балансом спроса и предложения; либерал-монетаристы «забывают» о важнейшем экономическом факторе — спрос рождает предложение, особенно, если это спрос государства, например, на инфраструктурные объекты. Не надо наращивать налоги или обменивать нефтедоллары для строительства железных дорог, если в России для этого производится практически все необходимое.
Важным направлением следует считать исправление ошибок социальной политики, особенно, пассивность в борьбе с бедностью. Необходим учет в политике занятости тенденций «Революции 4.0», т.е. последствий внедрения цифровизации, роботизации, искусственного интеллекта и т. д. таким образом, чтобы рост доходов работоспособного населения, в т. ч. 20 млн. человек «за чертой бедности», не только обеспечивал им достойную жизнь, но и способствовал бы росту потребительского спроса, особенно, на продукцию отечественной промышленности и сельского хозяйства. И здесь было бы незазорно посмотреть на китайский опыт последних лет, а также поведение «успешных людей» США и Запада (миллиардеров), все больше готовых делиться своими доходами на социальные цели и экологию.
Наконец, не менее важным элементом новой идеологии общества является разработка и принятие программы защиты суверенной российской культуры. Или, как определил эту задачу главный редактор «Отечественных записок» Сергей Шулов — нужна программа «культурной безопасности России». Ее реализация дала бы импульс развитию многонациональной культуры России и сохранению ее традиций, важных для сплочения общества, в противовес разъединяющей глобалистской попкультуре.
Образованию, как части культуры, отводится при этом роль сближения российских и международных (западных и восточных) норм и стандартов образования, ориентированных на провозглашенные ООН цели устойчивого развития. В отличие от культуры в целом, приоритет которой — развитие и сохранение идентичности народов РФ (суверенитета их духовности), современное образование, наоборот, предполагает максимальную интернационализацию своей деятельности.
Эти цели, соответствующие нормам международных отношений и принципам ООН, не устраивают, однако, «западных партнеров», в первую очередь, США. Искажая наши цели и полностью пренебрегая ими, США, используя свой не заработанный, но огромный глобальный ресурс — доллар, фактически взяли на вооружение стратегию «истощения России». По словам американского «The National Interest», «погрузить институты противника в состояние бесконечного стресс-теста, заставив его тратить время и деньги…, это — стратегия истощения…, истощения без войны». Создавая все новые точки напряжение вокруг России (Украина, Прибалтика, Польша, Белоруссия и т. д.), вводя все новые санкции, Запад заставляет нас тратить ресурсы, с тем, чтобы максимально ослабить экономические возможности страны противодействовать политике США.
Естественно, что Россия принимает ответные меры, укрепляя, в первую очередь, свою обороноспособность и диверсифицируя экономику («импортзамещение» и т. п.), а также свои связи с союзниками и партнерами, разоблачая всякого рода мифы об «агрессивности» и другую фейковую пропаганду, не исключая при этом даже прекращение, по словам Лаврова, диалога с Западом. Эти меры работают на сплочение российского общества. Но предстоит решить еще очень важную, хотя и болезненную, задачу — задачу очищения, и в первую очередь, элиты, от наследия 90-х — прозападного лобби в политике, экономике, культуре, образовании — вплоть до самых высоких школ и академий. Учитывая наши сравнительно скромные финансовые ресурсы, реализация этих мер предполагает искусство сочетания максимума интеллектуальных усилий при минимуме финансовых затрат.
Известно, что в характере и традициях российского человека заложен уникальный «ген»: чем труднее окружающая его действительность, тем сильнее обостряется его способность противодействовать угрозам. При этом, конечно, он должен видеть благоприятную перспективу для себя и своих близких. Не зря премьер Мишустин на заседании клуба «Валдай» 20 октября с.г. отметил, что причиной ограничений России со стороны Запада может быть и зависть, которую вызывает наш «талантливый и интересный народ».
