|
В 2007 году Дэни Родрик из Гарварда выдвинул "теорему невозможности" для мировой экономики, согласно которой демократия, национальный суверенитет и глобальная экономическая интеграция фундаментально несовместимы. Авторы разбираются, как это выглядит на примере Гонконга.
Нарушив нормальную работу взаимосвязанных сфер экономики, геополитики и общественной жизни мира, кризис сovid-19 показал, насколько хрупкими и несправедливыми в реальности являются институты, которые ими управляют. И он подчеркнул, насколько трудно решать эти проблемы системной хрупкости и несправедливости в условиях эскалации угроз национальной безопасности.
В 2007 году Дэни Родрик из Гарварда выдвинул "теорему невозможности" для мировой экономики, согласно которой демократия, национальный суверенитет и глобальная экономическая интеграция фундаментально несовместимы: "Мы можем добиться сочетания лишь любых двух из этих трёх элементов, но никогда всех трёх вместе одновременно и полностью".
Чтобы понять, как социальная и экономическая политика, а также политика в сфере национальной безопасности переплетаются в этой трилемме, стоить взглянуть на опыт Гонконга. Со времён британского колониального правления экономический рост этого города стал возможен благодаря политике "позитивного невмешательства". Колониальные администраторы Гонконга понимали, что в условиях сравнительной малости рынка, промышленного сектора и объёмов торговли самым надёжным путём к процветанию города является приверженность политике открытости, а не реализация стратегии целевого развития.
Они были правы. Сегодня у Гонконга один из самых оживлённых портов в мире, и здесь уже давно разрешено свободное передвижение капиталов, информации и людей. Почти нулевые пошлины и сверхнизкие налоги дали городу возможность превратиться в один из мировых финансовых центров с одним из крупнейших в мире рынков акций и долгового финансирования. Китайская политика "реформ и открытости" с самого начала предполагала углубление экономического взаимодействия с Гонконгом, что усиливало динамизм города.
Однако, как и в развитых странах, вызванный глобализацией экономический бум маскировал углубление социальных проблем. По мере перевода промышленного производства в материковый Китай, стали исчезать многие рабочие места, причём не только на заводах, но также в секторе логистики и службах бэк-офиса. Результатом этого стал поредевший средний класс. На территории Гонконга коэффициент Джини (ноль означает максимальное равенство, а единица — максимальное неравенство) равен 0,539, в то время как в США — 0,411, а это самый высокий показатель среди крупнейших развитых стран.
Были времена, когда экономическая политика невмешательства в Гонконге сопровождалась аналогичной социальной политикой невмешательства. Однако бунты 1967 года — один из трудовых споров перерос в масштабные демонстрации против британского правления — заставили правительство начать строить дешёвое государственное жильё с целью смягчить недовольство работников. Впрочем, у этого подхода обнаружились свои недостатки. На сегодня почти 45% жителей Гонконга проживают в государственном арендованном и субсидируемом жилье. Напротив, в Китае 90% домохозяйств владеют хотя бы одним домом или квартирой.
Решить эти социальные проблемы будет не просто, в том числе и из-за нарастающих рисков для национальной безопасности. Экономическое развитие Гонконга стало возможным благодаря почти нулевым затратам на национальную безопасность. Это был побочный продукт политики мирного взаимодействия США и Китая. Ситуация начала меняться после терактов 11 сентября 2011 года, которые подчеркнули асимметричность между дешевизной оружия и дорогой ценой антитеррористической защиты, а также неизбежную необходимость внедрения этой защиты.
Риски, которые появились в дальнейшем в ходе распространения цифровых технологий, характеризуются такой же асимметрией. Кибератаки стоят дёшево, однако они в состоянии нарушить работу всех финансовых, информационных и оборонительных систем.
Как следует из трилеммы Родрика, подобные риски заставляют правительства идти на компромиссы. Тревоги по поводу национальной безопасности должны определять экономическую политику. Однако результат не всегда помогает выполнить императив обеспечения ресурсов, необходимых для устранения социального неравенства.
Когда экономическая политика оказывается неспособна обеспечить разумное социальное равенство (выражаемое, например, в массовом домовладении и качественных рабочих местах), начинают возрастать внутренние угрозы безопасности. И действительно, в Гонконге, как и в США, и в других демократических странах, многие рабочие и молодые люди выступают против политического истеблишмента, выбирают локальную и популистскую идеологию, протестуют против государственных институтов. Подобные тенденции часто приводят к хаосу и насилию, вынуждая на жёсткие действия для восстановления порядка.
В случае Гонконга проблема осложняется тем, что этот город играет роль финансовых ворот между Китаем и всё более враждебно настроенной Америкой. Как отмечает Родрик, китайско-американское соперничество определяется главным образом озабоченностью вопросами национальной безопасности, причём до такой степени, что экономика рискует стать "заложницей" геополитики или (что ещё хуже) начать усиливать стратегическое соперничество.
Использование Америкой финансовых инструментов в качестве оружия является иллюстрацией подобных рисков. С тех пор как США начали так называемую "Войну с террором", они используют частный сектор и банки для изоляции тех или иных структур, запрещая им доступ к международной финансовой системе. В последние годы США стали настолько широко применять вторичные санкции, что даже Франция и Германия начали задумываться о том, как можно обойти финансовое доминирование Америки, в том числе путём создания альтернативной глобальной платёжной системы или европейского фонда, который бы позволил продолжать торговлю со странами, оказавшимися под санкциями США.
Поскольку США вводят финансовые санкции против всё большего числа китайских предприятий и частных лиц, Китай забеспокоился, что Гонконг может сыграть роль "троянского коня", который Америка могла бы использовать для дестабилизации китайского государства, включая его инициативы в сфере национальной безопасности. Дело в том, что в стратегии национальной безопасности США открыто заявлена цель не просто защиты американцев и их образа жизни, но и продвижения "американского влияния в мире".
Страхи Китая, похоже, начинают оправдываться. Недавно в США был принят закон "Об автономии Гонконга", который позволяет вводить санкции "в отношении иностранных лиц, причастных к нарушению определённых обязательств Китай в отношении Гонконга, и в иных целях". Иначе говоря, Америка использует финансовую систему для наказания китайских официальных лиц, причастных к новому закону о безопасности, который был навязан Гонконгу.
Администрация президента США Дональда Трампа рассматривала также возможность ослабления привязки гонконгской валюты к доллару США. К счастью, американские лидеры передумали, потому что эта идея ставила под угрозу всю долларовую платёжную систему, учитывая позиции Гонконга как четвёртого крупнейшего в мире центра торговли валютой.
Впрочем, это решение служит лишь малым утешением, учитывая траекторию развития американо-китайского соперничества. Возросший акцент на национальной безопасности будет и дальше ослаблять глобальную торговлю и инвестиции, оставляя намного меньше ресурсов для финансирования социальной политики, решения проблем неравенства и на борьбу с изменением климата. Это глобальная трагедия для общечеловеческого достояния, и нет никакой гарантии, что понимание этого факта каким-то образом изменит финальный результат.
Эндрю Шен (ANDREW SHENG), Сяо Ген (XIAO GENG)
|
