«Поскольку президент США Дональд Трамп подчеркнул, что новая политика предусматривает неучастие США в конфликтах за рубежом, если они на связаны непосредственно с интересами США (октябрь 2019 года), а затем успешно стал уходить из Сирии и отказался от поддержки курдов, то Россия и Китай почувствовали, что могут продвигать свои планы по втягиванию Ирака в свою геополитическую сферу влияния», сказал OilPrice.com на прошлой неделе серьёзный источник, тесно связанный с министерством нефти Ирака.

«Они знают, что при условии, что они не посягнут  на Саудовскую Аравию и, в крайнем случае, на ОАЭ и Кувейт, или не начнут атаку на американский персонал, то могут по сути делать, что хотят повсюду, отсюда и заявление из России на прошлой неделе», добавил он.

До этого заявления — в котором особо упомянуты «Зарубежнефть», «Татнефть» и «Роснефтегаз» как компании, заинтересованные в проведении особых, но ещё не названных проектов, в дополнение в тем российским компаниям, которые уже активно действуют в стране (в том числе «Лукойл», «Башнефть» и «Газпромнефть») — Россия следовала своему обычному непрозрачному подходу к выстраиванию своего присутствия в Ираке.

«Это постепенно нарастающее колониальное проникновение, начавшись однажды с одного, относительно небольшого контракта,  полученного какой-то российской компанией, о которой никто не слышал, затем больше российских компаний там же в виде «подрядчиков», нанятых компанией, которая получила первоначальный контракт, затем появляются охранные компании для охраны персонала, и внезапно вы имеете дело с масштабной российской оккупацией части вашей основной нефтяной и газовой инфраструктуры», — подчеркнул иракский источник.

Нефтяной и газовый приз для русских в Ираке, конечно, огромен, но многие в этой отрасли не осознают, что он к тому же и недооценен. Официальные цифры по нефти в Ираке дают около 149 миллиардов баррелей резервов (18% всей, что есть на Ближнем Востоке и 9% всех мировых запасов), и ныне он является вторым по величине поставщиком нефти в ОПЕК после Саудовской Аравии. Вся эта нефть, в среднем со «стоимостью её добычи» в Ираке от US$2 до US$3 за баррель по данным Международного Энергетического Агентства, по меньшей мере столь же конкурентоспособна, как и Саудовской Аравии. По газу официальные цифры несколько менее впечатляющи, но они, вероятно, ещё более занижены, чем цифры по нефти, у Ирака около 135 триллионов кубических футов резервов (12 по величине в мире), главным образом связанные на данный момент с нефтяными гигантскими месторождениями на юге страны. Однако, несмотря на небольшой рост в оценках ресурсов за прошедшие несколько лет — крайне скромный по стандартам соседей — большая часть Ирака всё ещё остаётся не исследована или недостаточно исследована по сравнению с другими крупными нефтедобывающими странами.

По данным МЭА и полученным ориентирам Геологического Исследования США (USGS) 2000 оценок и последующих обновлений, уровень доступных ресурсов на тот момент был около 232 миллиардов баррелей нефти и природного газа. Но даже эти оценки могут оказаться заниженными, добавляет МЭА, поскольку подробное исследование Petrolog приблизительно в то же время дало похожий результат, но не касалось части северного Ирака в районе ответственности регионального правительства Курдистана или геологических аномалий, доминирующих в центральной и западной частях страны. Даже если взять существенно более консервативные цифры USGS, Ирак всего десяток лет назад производил лишь 15% доступных резервов, сравните с 23% по всему Ближнему Востоку на тот момент. Тогда из 530 потенциально углеводородных геологических разведанных запасов, определённых — всего лишь — геофизическими методами, в Ираке пробурили лишь 113, причем в 73 была нефть, это 65% успеха. Хотя больше этих определённых геофизическими методами площадок теперь в процессе бурения, появляется намного больше новых — благодаря более сложному анализу сейсмических и исторических данных.

«Русские многие годы проводят собственное тестирование потенциальных нефтяных и газовых резервов, и они полагают, что там вдвое больше ресурсов в сравнении с нынешними официальными оценками и по нефти, и по газу», — сказал OilPrice.com  иракский источник на прошлой неделе.

Это одна из двух основных причин, почему Россия использует любую возможность расширить свою опору на севере и юге Ирака. На севере до сих пор они преуспевали, используя как прокладку корпорацию «Роснефть» и стремясь взять под контроль основные элементы нефтяной и газовой инфраструктуры региона, а на юге они были вынуждены из-за бывших амбиций США действовать более незаметно. Хотя всегда можно было полагаться на возможность использования политических и военных средств Ирана в своих целях, они были на некоторое время отодвинуты в сторону, по крайней мере пока реальная власть в Ираке — Мугтада аль-Садр — не укрепился в своей роли политического воротилы. Поскольку изначально всё опиралось на ультранационалистический лозунг («Ирак для иракцев, никакого иностранного влияния») победоносной избирательной кампании мощного блока «Сайрун», Москва могла действовать поверхностно только на границах территории.

Однако в такой стратегии Россия — мастер, и влияние, которое она может в итоге получить, начиная со столь малой точки доступа, совершенно невероятно. Самый недавний пример тому — и образец такой стратегии для любой честолюбивой сверх державы, честно говоря — это «передача» ранее неизвестной разработки посреди пустошей ранее неизвестной российской компании в то время, как никто больше был не в курсе, что что-то будет передано. Как в то время  подробно освещал OilPrice.com, российский «Стройтрансгаз» (почти никому неизвестная российская нефтяная и газовая компания — кроме США, чьё Управление по контролю за иностранными активами в 2014 году ввело против этой компании широкие санкции) подписала предварительный контракт с министерством нефти в Багдаде на освоение нефти и газа в провинции Анбар (пустоши, если речь о развитии сектора нефти и газа Ирака). Внешне не было — и нет — никаких реальных перспектив на существенное количество нефти или газа, извлеченных из Блока 17, а дополнительное размещение любых нормальных рабочих нефтегазовой отрасли было бы там по меньшей мере рискованно, поскольку это раздираемый воюющими племенными сообществами район даже боевики ИГ* избегали насколько возможно.

Ключ ко всему, однако — и это крайне важно для понимания цели, стоящей за заявлением об удвоении (а возможно, и утроении) открытых российских инвестиций в Ирак — в том, что этот район имеет решающее значение для укрепления Россией своего присутствия на центральном Ближнем Востоке и возможности обезопасить многослойное военное присутствие в тёплых водах Средиземноморья.

«Россия рискнула пойти на полномасштабную конфронтацию с США, чтобы получить полностью черноморский порт (Севастополь) с доступом к Средиземному морю, когда в 2014 году присоединила Крым, так что нет ничего, чтобы она не сделала, чтобы выстроить себе опору в Сирии и транзитные маршруты и маршруты поставок в Сирию, в том числе через Ирак», — сказал иракский источник.

В этом контексте Блок 17 в провинции Анбар — и инвестиции в  US$20 миллиардов, объявленные на прошлой неделе — для русских абсолютно логичны, поскольку они намерены обезопасить то, что военные США обычно называли «хребтом» группировки ИГ там, где Ефрат течет на запад, в Сирию, и на восток, к Персидскому Заливу. Вдоль этого «хребта», идущего с востока на запад, находятся исторические настроенные ультра-националистически и ультра-антизападно города Фаллуджа, Рамади, Хит и Хадита, а затем ещё и Сирия с ключевыми стратегическими портами Банияс и Тартус. По счастливому «совпадению» и Банияс, и Тартус к тому же очень близки к огромной российской авиабазе Хмеймим и ракетным системам С-400 «Триумф». Хотя база начале действовать в 2015 году  вроде как для помощи в борьбе против ИГ, Россия по-видимому изменила свой тактический план, подписав договор об её аренде на 49 лет с возможностью продления ещё на 25 лет. Объект расположен на расстоянии короткого перелета от российской разведывательной станции перехвата информации в Латакии.