Вот и закончились первые две недели после окончания в Китае новогодних праздников. Казалось бы, это должно дать ответ о степени влияния эпидемиологической вспышки вируса, которому ВОЗ официально присвоила название COVID-2019.
К этому моменту всевозможных прогнозов накопилось множество. Включая немедленное наступление глобального кризиса из-за критичного схлопывания экономики КНР, формирующей примерно половину спроса на все и производящей по отдельным товарным группам до 60% всех мировых промышленных товаров.
Особенно сильно в прошедшую неделю отметились телеграм-каналы, сублимировавшие самые негативные факты из открытых источников. Например, что спрос на сталь в Китае обвалился на 40% в целом и на 88% — на строительную конструкционную в частности.
Что активность рынка частной недвижимости по 30 крупнейшим городам Поднебесной равна нулю. Не работает 90% заводов автокомпонентов, из-за чего останавливаются поставки на сборочные линии, тем самым вынуждая прекращать работу уже их самих.
Вирусом блокирована деятельность уже 15% трудоспособного населения, а в жестком карантине находятся свыше 500 млн человек. В конечном счете COVID-2019 докатился даже до китайских инвесторов, начавших активно снижать вывоз капитала и его вложение за рубежом.
Нельзя сказать, чтобы все упомянутые факты были полностью недостоверны. За редким исключением они правдивы. Только надерганы из разных источников и поданы в тенденциозной форме. Пользуясь тем, что вал противоречивых новостей, в сочетании с традиционной информационной закрытостью Китая, создает плотную дымовую завесу, косвенно способствующую тихому нарастанию у публики панических настроений.
Как обстоят дела с эпидемией, пока действительно непонятно. Соотношение количества выздоровевших к числу умерших продолжает стабильно расти, пройдя отметку 3 к 1 и достигнув уровня 6,42 к 1. Значит, эффективные методы лечения нащупать удалось. Хотя гарантированной вакцины против COVID-2019 все еще не создано.
С другой стороны, несмотря на ужесточение карантинных мероприятий, число зараженных продолжает увеличиваться, хотя процесс и демонстрирует явную потерю динамики.
Но вирус по-прежнему преподносит сюрпризы. В том числе как инструмент нагнетания паники в экономике. Так, в частности, новостью дня стало сообщение об обвале в Китае суточного спроса на нефть на 3 млн баррелей, или на 20% изначального объема. Все ссылаются на Bloomberg.
Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что фактическое сокращение гораздо меньше. Всего 1,75 млн баррелей в сутки. Да и то не по году, а лишь по итогам января 2020 к декабрю 2019 года. Много это или мало, судите сами. Среднегодовое внутреннее потребление нефти в КНР составляет 14 млн баррелей в сутки. Подчеркиваю, среднее, то есть в пике оно еще больше.
Повлиял ли на спрос коронавирус? В общем смысле, наверное, как-то да. Но, думаю, куда сильнее тут оказались последствия предоставления властями страны 33 частным и 10 государственным или провинциальным нефтеперерабатывающим заводам 2 июля 2019 года дополнительной квоты на импорт 56,85 млн тонн сырой нефти до конца года, что составляет примерно 10% сверх обычного годового объема импорта черного золота.
Причиной тому были ожидания существенного роста цены барреля на фоне падения экспорта нефти из Ирана, Сирии и Венесуэлы из-за очередного витка американских санкций. Но ставка не сыграла. Чему в негативном смысле еще способствовали аномально теплая зима и ряд других причин.
В результате запасы бензина и дизеля к началу февраля текущего года только в одной провинции Шаньдун увеличились на 20%, достигнув 35% и 40% от имеющихся мощностей хранения соответственно. Теперь статистика отыгрывает этот сверхплановый скачок закупок на 3 млн баррелей в сутки обратно. COVID-2019 здесь совершенно ни при чем.
Мы имеем следствие сочетания двух фундаментальных факторов. Во-первых, неизбежного торможения роста экономики Китая вследствие исчерпания свободного рынка для продолжения экспансии. Во-вторых, влияния того факта, что примерно 2/3 биржевой торговли нефтью в мире «бумажные». То есть никак не связанные с ее фактическим потреблением. Просто крупные финансовые организации используют ее для спекулятивной игры на волатильности актива.
В частности, по итогам 2015 года только в США в нефтегазовой отрасли в виде кредитов «под обеспечение активом» банковскими картелями было выдано 4 трлн долларов, или 22% от американского ВВП. У Citigroup на балансе 22 млрд долл. энергетических кредитов, JP Morgan Chase — 44 млрд, Bank of America — 22 млрд, Wells Fargo — 17 млрд долл. И это все составило лишь 45% от общего капитала, «вложенного в нефть», в Америке. Еще 30% составили иностранные банки и 25% — небанковские организации и хедж-фонды.
Специфика этого бизнеса такова, что он чрезвычайно сильно чувствителен к любым слухам. В особенности инсайдерским. И тем более к прогнозам разных «уважаемых организаций». Стоит тем дружно посетовать в мрачных тонах, как инвесторы тут же начинают активничать, либо массово скупая ожидающий роста актив, либо, наоборот, немедленно «фиксируя прибыль».
Пока физический и виртуальный рынки между собой не особо пересекались, биржевая паника на общей ценовой картине практически не сказывалась. Теперь же они критично перемешались, и уже никто не в состоянии определить, где, на что и в какой степени действительно влияет ОПЕК+, а где она лишь следует за спекулянтами флюгером. Вспышка эпидемии в Китае оказалась просто удобной маскирующей дымовой завесой.
Но хуже всего другое. Слишком поспешно долгосрочные прогнозы формируются прессой и экспертным сообществом на основании кратковременных изменений при явном игнорировании очевидных долгосрочных процессов.
Взять для примера ту же сталь. На протяжении более чем десяти лет Китай уверенно теснит всех мировых ее производителей. В 2018 доля КНР достигла 50,9%, тогда как у следующего на втором месте Евросоюза она едва дотянула до 9,3%, а у третьей в рейтинге Индии составила 6%.
За ней шли Япония — 5,8%, США — 4,8% и Россия с Южной Кореей по 4% у каждой. Через год, в 2019-м, Китай вырос до 53,3%, а все остальные неизбежно ужались. Россия — с 4 до 3,8%, США — с 4,8 до 4,7%. Европа потеряла почти 1 процентный пункт, Япония просела на половину пункта.
Расти дальше Китаю просто некуда. Понимание этого к руководству страны пришло еще в 2014 году и вылилось в разработку стратегической программы аккуратного торможения роста в 2016-м.
Но махина китайской экономики набрала слишком большой размер, даже после снижения объема внутреннего производства на 50 млн тонн в 2017-м и постепенного увеличения этой цифры в последующих годах она по-прежнему выдает 980 млн тонн стали в год. А совокупные масштабы капитального строительства в мире падают, вместе с ними снижается и спрос на сталь.
И не только он. Хотя эксперты рассуждают об экономическом развитии Африки, Средней Азии, Латинской Америки, Ближнего Востока и АТР, «рост Китая» их превосходит более чем втрое. Так что статистически эксперты, конечно, правы, но на китайский взгляд рынок все же именно сокращается.
Поэтому Пекин сейчас сталкивается с невозможностью наращивания собственных инвестиций в проекты за рубежом. Уже с 2016 года экспорт китайских инвестиций упал на 40%, в том числе за прошлый год — на 8%, составив лишь 110,6 млрд долларов в год. К настоящему моменту размер его накопленных прямых инвестиций в других странах уперся в отметку 2 трлн долларов, преодолеть которую у Поднебесной, видимо, уже не получится.
По крайней мере, без серьезной войны. Потому что в совокупном мировом портфеле доля КНР составляет 6% (при доле ВВП в 15% от мирового), а у США эти показатели равны 20,9 и 24,2% соответственно. Иными словами, Вашингтон имеет инвестиций в зарубежные экономики в 1,15 раза больше общего веса собственной экономики, тогда как Китай — в 2,5 раза меньше.
Отсюда, кстати, вырисовывается любопытная вилка. Исходя хотя бы из своего экономического доминирования, Китаю, даже на траектории торможения, все равно нужно куда-то расти. На первый взгляд, против США и это грозит неизбежным выходом на реальную войну с Америкой.
Однако Вашингтон пытается уклониться от такой перспективы, всеми силами стремясь переориентировать фокус китайской экспансии на Евросоюз, доля которого в мировом ВВП составляет около 11%. Да еще формируется всего десятком стран, имеющих по 3−5% на одно лицо и активно интригующих против друг друга. Вклад прочих еврочленов находится ниже статистического шума.
Во что все выльется в итоге, пока точно сказать сложно. Но коронавирус тут точно ни при чем.
Специально для ИА REGNUM
