Майское назначение Игоря Шувалова во Внешэкономбанк легко было принять за почетную отставку. Пост председателя госкорпорации с репутацией держателя плохих долгов по сравнению с ролью первого вице-премьера и куратора социально-экономической политики — явное понижение по службе. Но особенности нового экономического плана правительства показывают, что такая интерпретация ошибочна.
С первых же дней в ВЭБе Шувалов развернул активную деятельность. Было объявлено о масштабной оптимизации штата госкопорации, переносе штаб-квартиры в новое здание и подготовке новой стратегии развития при участии консалтинговой компании из «большой тройки». Недавно стало известно, что финансовой базой реформы станет около 1 трлн рублей бюджетных денег на докапитализацию и погашение внешних займов банка развития, а ее символическим завершением — переименование Внешэкономбанка в «Национальный институт развития «ВЭБ.РФ».
Перезапуск и усиление ВЭБа не объясняется одними лишь личными амбициями нового руководителя. Расширение функционала института развития тесно связано со специфической конфигурацией финансово-экономического блока правительства, из которого полностью выпало звено, ответственное за вопросы ускорения экономического роста.
Дело в том, что преемник Шувалова в должности первого вице—премьера Антон Силуанов — одновременно министр финансов с многолетним стажем. Его «бухгалтерское начало» находится в конфликте с задачей запуска экономического роста. Нет сомнений, что побеждает хранитель казны: усилиями Минфина за следующие 3 года в резервных фондах накопится не меньше 14 трлн рублей — вместо того, чтобы работать на благо населения.
Проблемы запуска роста мог быть взять на себя Максим Орешкин — инвестиционную модель развития активнее всех продвигало Минэкономразвития. Но в том, что касается практической реализации этой стратегии, роль Орешкина пока что практически незаметна.
Этот управленческий вакуум и обеспечил рост полномочий ВЭБа: экономическим «прорывом», если использовать терминологию майского указа, будет заниматься именно он.
ВЭБ должен стать не только главным исполнителем поручений президента, но и координатором других институтов развития с функцией «комплексного сопровождения проектов», причем формально независимым от воли правительства.
В ближайшие пять лет ВЭБ профинансирует проекты на общую сумму 3 трлн рублей. Шувалов подчеркивает, что фабрика проектного финансирования будет работать в тесном партнерстве с коммерческими банками. Это попытка отойти от модели «кредитного монолайнера», при которой в 90% проектов ВЭБ выступал в качестве единственного кредитора.
При этом сохранится категория «общегосударственных проектов», участие в которых не предполагает критерия безубыточности. Какая часть портфеля будет отдана под них при Шувалове — пока неизвестно, но в прошлые годы ВЭБ уже отметился тратой сотен миллиардов рублей на некоммерческие политизированные проекты (олимпийские стройки, скупка промышленных предприятий в Донбассе и так далее).
Последние два года деятельность ВЭБа была фактически заморожена для решения проблемы плохих долгов.
В прошлом году ВЭБ получил рекордный чистый убыток в 288 млрд рублей. К 2018 году банк развития должен был выйти в прибыль, но на сегодняшний день «расчистка» баланса все еще далека от завершения. Даже избавившись от проблемных активов, которых у ВЭБа почти половина, госкорпорации придется искать дешевое фондирование для возобновления инвестиционной деятельности. Часть необходимых денег правительство вынет из своих кубышек, а другую часть, надо полагать, обеспечат пенсионные накопления 36 млн «молчунов», которыми будет распоряжаться ВЭБ на правах НПФ.
Впрочем, даже если правительство зальет обновленный ВЭБ дешевыми деньгами, реальному положению дел в экономике это не поможет. Эксперты института «Центр развития» ВШЭ в последнем выпуске бюллетеня «Комментарии о Государстве и Бизнесе» ставят российской экономике такой диагноз, который не лечится наращиванием инвестиций в основной капитал. Стагнация началась еще в 2010—2012 годах, когда темпы прироста инвестиций были выше целевых показателей правительства. Сейчас российская промышленность вошла в очередную инвестиционную паузу из—за общего торможения экономики. Рост инвестиций — не причина, а следствие роста ВВП, считают эксперты ВШЭ.
За этой дискуссией стоят конкурирующие теоретические подходы к экономике. Один из них видит причину низких темпов роста в недостаточном инфраструктурном строительстве, другой — в слабом внутреннем спросе и плохом инвестиционном климате. Спорить о том, какой из этих взглядов ближе к истине, в российском контексте не имеет смысла. Правительство будет реализовывать ту программу, которая выглядит единственно выполнимой: директивно нарастит государственно—частные инвестиции, а структурные проблемы отложит на потом. В конце концов, так гласит майский указ, догмы которого не решится оспаривать даже самый прогрессивный институт развития в стране.
