Инициатива «Один Пояс – Один Путь» — становой хребет китайской внешней политики на последующие тридцать лет.
«Новый Шёлковый путь» это символический путь, означающий больше, нежели высокоскоростные железнодорожные магистрали, пересекающие Евразию, или лабиринт автобанов, трубопроводов и портов. Он представляет собой китайский альянс, насчитывающий как минимум 65 стран-участниц, в которых проживает 62 процента мирового населения и которые производят 31 процент глобального ВВП.
Инициатива «Пояс и дорога» (BRI), как это многим известно, фактически не является дорогой или сетью дорог, в отличие от древнего «Шёлкового пути». Это стратегическая ось, вокруг которой «нарастает плоть» китайской внешней политики на следующие три десятилетия. Вышеуказанная инициатива не ограничивается Евразией и Африкой, простираясь вплоть до Латинской Америки, что подчеркнул министр иностранных дел Ван И в январе на саммите Китая, латиноамериканских стран и стран Карибского бассейна.
Охватывая полный спектр задач, начиная от стратегии налаживания контактов до инфраструктуры, финансов, культуры, образования и геополитических отношений между государствами, BRI призвана усилить политическую значимость Китая.
Нужно особо отметить, что мы всё ещё находимся на стадии планирования, ещё нет определённых проектов, хотя некоторые из них уже меняют правила игры. Возьмём, к примеру, новую железную дорогу, соединяющую сухой порт Хоргос на китайско-казахстанской границе с Алматы (в Казахстане), Ташкентом, Самаркандом и Бухарой (в Узбекистане), Туркменабатом (в Туркменистане), Мешхедом в Иране и далее, вплоть до Тегерана.
По причине того, что Китай является единственной страной в мире, имеющей разработанную без малого глобальную стратегию в области торговли и инвестиций, BRI позволяет Китаю формировать то, что Вашингтон определяет как «основанную на правилах» международную систему, близкую к китайским приоритетам. Глобальный экономический контекст медленно, но верно будет адаптироваться к тому, что являет собой BRI.
Поэтому неудивительно, что для англосаксонского мира стало хорошим тоном всячески поносить BRI, выставляя её как проявление неоколониализма и заточение Китаем своих партнёров в долговую кабалу, объявляя её «мёртвой» в Малайзии и предрекая её смерть в Пакистане и Шри-Ланке.
Но факт в том, что, к примеру, премьер-министр Малайзии Махатхир Мохаммад рассматривает BRI как окно возможностей, поскольку она нацелена на то, чтобы связать все узловые города Евразии, принося выгоду в связи с возросшим деловым трафиком. BRI просто должна быть подправлена, чтобы войти в приоритетные задачи каждой страны.
Расширяя бренд
Инициатива «Один Пояс – Один Путь» превратилась в бренд Китая. BRI это символ, ведущий к «китайской мечте», что Президент Си Цзиньпин понимает как обретение Китаем национальной гордости, и занятие достойного места в мировом порядке.
Руководство в Пекине готово преподать пару кратких уроков от BRI. Можно ожидать, что основной упор будет сделан на нескольких отобранных значимых инфраструктурных проектах, способных задать стандарты качества. Пакистанские дипломаты, например, убеждены, что одним из таких проектов будет КПЭК – Китайско-пакистанский экономический коридор.
Пекин будет более внимателен к проектам, которые действительно будут улучшать жизнь людей в странах-участницах инициативы «Пояс и Дорога», осуществляя их в более прозрачной манере. Так что можно ожидать, что Азиатский банк инфраструктурного развития (АБИР), например, будет более тесно сотрудничать с Азиатским банком развития (АБР).
Избиение BRI англосаксами бесспорно связано с тем, что короткий по историческим меркам этюд, в котором обыгрывается геополитическое и геоэкономическое превосходство Запада, подходит к концу. Как утверждает Кишоре Махбубани ( бывший посол Сингапура в ООН) в своём последнем маленьком томе «Запад потерял его?» — правила нового мирового порядка будут задаваться на Востоке, международное право неизбежно изменится, а в основных финансовых институтах и глобальных торговых структурах будут доминировать Китай и Индия.
А теперь представьте, что высокомерному Западу придётся приспосабливаться к новой реальности, которая соответствует конфуцианскому или даже индуистскому способу организации общества. До сих пор единственным американским ответом на эту вероятность было начало обречённой на поражение торговой войны.
И неважно, что Си Цзиньпин пытается применять конфуцианский подход в широком спектре рационального управления. Западное представление о Китае как об оруэлловском государстве автократии и всеобщей слежки не изменить – оно застряло в позорной ловушке «среднего дохода» и может привести к поражению в вероятной войне, спровоцированной современной «ловушкой Фукидидов».
Поэтому ожидайте, что книги с названиями вроде «Конец Азиатского века», погрязшие в расизме, продолжат утверждать, что китайское чудо мёртво, а впереди проглядывает не что иное как «слабая и опасная» Азия.
Возможно, было бы поучительно представить в этих обсуждениях труд великого Пола Вирилио, недавно покинувшего этот мир. Создатель предмета «дромология» (dromos — скорость), представленного в таких жизненных книгах, как «Скорость и политика» (впервые опубликована во Франции в 1977 году) и «Эстетика исчезновения» (1980 год), Вирилио раньше, нежели кто-либо другой, предрекал эру глобальной «теле-слежки».
Высокая скорость и глубина резкости
Скорость, по результату анализа Вирилио, является существенным фактором в распределении богатств и власти. В каждой исторической эпохе доминирующий вид транспорта определяет организацию общества. От Древней Греции — родины популярной поговорки: «Те, кто движут кораблями, управляют городами», до верховой езды как основы феодализма и железнодорожных династий в период взрывного развития капитализма.
Китай имеет особые отношения со скоростью. Скорость его собственного экономического чуда не имеет исторических аналогий. BR-инициатива, возможно, на данный момент довольно медленно прогрессирует, но её возможное будущее можно рассматривать в связке с одержимостью Китая высокоскоростными железными дорогами, и тем, как то, что происходит внутри Китая, может отразиться на Евразии, связанной «Одним Поясом – Одним Путём».
Внутри страны Китай обустраивает себя вокруг двадцати мега городов с десятками миллионов жителей в каждом. Шэньчжэнь, в дельте Жемчужной реки, уже является четвёртым экономическим центром Китая, в котором зарегистрирована почти половина всех международных патентов.
55-километровый мост, обошедшийся в 18 миллиардов долларов, который соединит Гонконг, Чжухай и Макао, теперь сократит время в пути с 3 часов до получаса, и протянется от аэропорта Гонконга «Чек Лап Кок» через новые территории, Шэньчжэнь и его современный аэропорт, верхнюю часть дельты Жемчужной реки на пути в Гуанчжоу, Чжуншань, Чжухай и, наконец, Макао. Территория «Большой бухты» включает в себя 10 городов.
Пекин со своей стороны может похвастаться семью кольцевыми дорогами. Длина последней, «G95» (Столичная Кольцевая Скоростная Магистраль), открытой в начале 2017 года, составляет 940 километров, она очерчивает огромный незавершенный мегаполис Цзин-Цзинь-Дзи (Пекин, Тяньцзинь и некоторые районы Хэбэя).
Вирилио за десятилетия до того, как наши жизни попали под власть множества окружающих нас дисплеев, уже видел двойную угрозу подгонки всего мира под единый шаблон и возрождения местного феодализма, ведущую к упадку национальных государств.
Китай, как будто, цивилизованное государство, но за BRI вырисовывается уже нечто совершенно иное. Вирилио подчёркивал, что если мир вокруг плоский, каким он видится сейчас, — он теряет глубину резкости, и что человек теряет глубину действий и мышления, становясь плоским. Это состояние, на которое царство экранов обрекает нас.
Но что, если BR-инициатива, с её акцентом на высокоскоростную связь, нацелилась на трёхмерного человека, обладающего глубиной резкости, не только в Евразии, но и, практически, по всему миру?
