Наличные и в России, и в мире больше не вытесняются безналичными платежами.
Несмотря на рост популярности электронных платежей, вытеснение наличных денег из оборота в мировых масштабах — миф. С 2008 года доля наличных в ВВП крупнейших экономик растет. В России, по расчетам “Ъ”, этот тренд наблюдается с 2015 года — объем наличных денег растет медленнее ВВП, скорость распространения безналичных платежных средств не успевает за скоростью монетизации экономики. Среди объяснений этого эффекта, применимых к России,— быстрое развитие сектора услуг и отзыв лицензий у банков на фоне снижающихся инфляции и доходности депозитов.
В статье для европейского исследовательского центра CERP экономисты Нацбанка Австрии Клемент Йобст и Хельмут Стикс на статистическом материале, покрывающем 96% мирового ВВП, констатируют отмечавшиеся для отдельных экономик нестандартные тренды в наличном денежном обращении. Несмотря на широко обсуждаемое падение использования наличных в экономиках Франции, Норвегии, Швеции, с 2007 года рост доли наличных в ВВП — общемировая тенденция, распространяющаяся на США, зону евро, Швейцарию и Японию. Она менее выражена в странах вне ОЭСР с низким уровнем долларизации экономик, хотя и там она выше, чем в 2003 году.
Потребность в физически существующих наличных деньгах в экономике — достаточно плохо изученная экономистами сфера. Известно, что наличный денежный оборот в мире медленно сокращался с 1880-х до 1920-х, после чего Великая депрессия и Вторая мировая война резко увеличили спрос на банкноты и монеты, а с 1950-х годов наличный денежный оборот неуклонно вытеснялся безналичным во всех развитых экономиках.
Процесс этот оборвал мировой кризис 2008 года, демонстрируют Йобст и Стикс, текущие объективные успехи электронных денег в Северной Европе и отдельных странах ЕС не мешают увеличивать потребности экономик в банкнотах (доля монет в наличном обороте так или иначе падает из-за их более высокой стоимости и из-за инфляции — традиционно монетами покрываются мелкие денежные номиналы). При этом сам процесс управляется, видимо, несколькими факторами. Потребность в наличных уменьшает спрос на безналичные платежи, увеличивают рост сектора розничных услуг, в которых наличные используются сейчас чаще, чем в ритейле (во многом это часть монетизации экономик), и динамика теневого сектора, в том числе чисто криминальной его составляющей (низовая коррупция, оборот наркотиков и оружия, наиболее агрессивные схемы ухода от налогов некрупными бизнесами, отмывание денег, отчасти контрабанда). Соответственно, распространение легальных безналичных платежей может скрывать реальные масштабы «тени», и без этого учитывающейся статведомствами достаточно слабо.
Для России тренд роста доли наличных в ВВП, по сути, еще не сформировался, но он, очевидно, есть (см. график), поскольку распространение безналичных платежей в России идет в последнее десятилетие очень быстро, компенсируя ранее существовавшее отставание. Номинальный рост объема наличных в ВВП в случае России совпал с периодом быстрого снижения инфляции и падения доходности депозитов, с большой вероятностью процесс будет продолжен и в 2018 году. Возможно, на рост популярности наличных рублевых сбережений повлияла также кампания ЦБ по отзыву лицензий у банков — впрочем, полноценным объяснением происходящего это быть не может, поскольку депозиты в банковской системе увеличивались, в какой-то части они обеспечивались конвертацией наличных денег в безналичные в банковских кассах. Отметим, рост популярности интернет-торговли в РФ и расширение сетевого ритейлового бизнеса в 2014–2018 годах могли снижать потребности в наличных — для многих территорий это основной канал популяризации безналичных платежей. Наконец, перевод бюджетного сектора на карты «Мир» и успешная борьба ЦБ с рынком «обнала», резко увеличившая стоимость нелегальной трансформации безналичных денег в наличные в 2016–2018 годах, также играли против показателя «банкноты в сопоставлении с номинальным ВВП», а, по последним данным Росстата, доля занятости в «тени» населения РФ в 2017 году снижалась, но это все равно не помешало наличным расти.
При этом России практически не касается главный эффект, обсуждаемый Йобстом и Стиксом: в ЕС, США и Швейцарии рост доли наличных в ВВП может быть объясним не столько внутриэкономическими процессами, сколько растущим спросом со стороны экономик третьих стран на наличные евро, доллар и швейцарский франк (как средство сбережения в странах с нестабильным курсом и как платежное средство в теневом секторе). Наличный рубль как иностранная валюта имеет ограниченную популярность в ряде стран СНГ, причем в крупнейшей соседней экономике, на Украине, спрос на наличные рубли из-за сокращения товарооборота как минимум не вырос с 2014 года. Полностью растущую популярность наличных в мире долларизация также не объясняет, и тем более показателен на этом фоне рост доли наличных в ВВП Японии и Великобритании, где она традиционно выше, чем в других экономиках ОЭСР. Если в случае Великобритании этот показатель вырос с 13,3% в 2007 году до 16,1% в 2014-м (в России не более 10%) — более или менее синхронно с ростом доли оцениваемой «тени», то в Японии «тень» сокращалась. Возможно, и для РФ, и для ОЭСР объяснение происходящего является общим. Финансовые кризисы на фоне низкой инфляции отправляют «под подушку» наличные увереннее, чем население привыкает к банковским картам, а достигнутый уровень налогового бремени делает объем теневой экономики, нуждающейся в наличных, чем-то вроде мировой константы.
