Когда я была начинающей журналисткой, то считала высшим уровнем сложности добычу расширенного комментария в УФСБ по Новосибирской области по поводу задержания знаменитого биатлониста Тихонова, якобы покушавшегося на жизнь кемеровского губернатора (уже тогда) Амана Тулеева. Прошли годы, и я поняла, что та задачка была плевой: вот добыть пригодный для публикации комментарий о последствиях вступления в силу «закона Яровой» — это большое дело! Поскольку значительная часть того, что могут сказать представители отрасли, либо непечатна по форме, либо не для печати по содержанию.

 

Что-то из ничего

 

Тем не менее, закон 1 июля вступил в силу, и выполнять его, так или иначе, приходится. Чего хотят законодатели от операторов мобильной связи и интернет-провайдеров? Хранить текстовые сообщения, голосовую информацию, звук, видео — в общем, все, чем один абонент решил одарить другого. Срок хранения данных — шесть месяцев, однако объем информации, которая должна обеспечить нацио­нальную безопасность, разный. Так, операторы сотовой связи обязаны хранить аудиозапись разговоров и смс-сообщения абонента за полгода. Что касается пользовательского интернет-трафика, то достаточно сведений за последние 30 дней.

Законодатели пошли навстречу сотовым компаниям, разрешив им начать хранить интернет-трафик с 1 октября 2018 года, а не с 1 июля. Для провайдеров такая поблажка не действует. Закон также обязывает операторов предусмотреть увеличение емкости хранилищ не менее чем на 15% ежегодно. Предполагается, что такими темпами в ближайшее время будет расти объем трафика.

Еще два года назад, когда инициатива только обсуждалась, представители рынка телекома дружно заявляли, что закон, мягко говоря, трудновыполним и времени на подготовку к его вступлению в силу очень мало. Операторы должны либо создать свои собственные хранилища данных, либо договориться об аренде серверов в чужих хранилищах, которые точно так же должны быть кем-то построены. Важный нюанс — какое оборудование используется в этих хранилищах? Логично предположить, что и техника должна быть по возможности отечественной или, в крайнем случае, локализованной на территории России. Решение такой важной задачи, как обеспечение нацио­нальной безопасности, не может зависеть от курса валют и физической необходимости закупать комплектующие и запчасти где-то за бугром.

Однако в России такой техники, как аккуратно сформулировал президент «Ростелекома» Михаил Осеевский, либо не хватает, либо она отсутствует «в некоторых сегментах». «Если мы в итоге загрузим производство зарубежных компаний — это будет не самая правильная государственная политика», — отмечал он полгода назад в интервью ТАСС. Известно, что «Ростелеком» начал строительство нового дата-центра в Новосибирске мощностью в 3 МВт, это в шесть раз больше емкости имеющегося, который, по данным компании, загружен на 95%. Объем инвестиций не раскрывается.

 

Закон что дышло?

 

Впрочем, начал ли физически работать «закон Яровой» и хранятся ли в дата-центре провайдера сведения о том, сколько сериалов я посмотрела в интернете с начала месяца, сказать затруднительно. Представители отрасли обтекаемо отвечают: раз закон вступил в силу, мы обязаны его соблюдать, других вариантов нет. Однако еще две недели назад, по данным Россвязи, в стране не существовало признанной системы сертификации оборудования. А использовать технику, не получившую высочайшего государственного одобрения, чревато санкциями от Минкомсвязи.

Пока в России есть только одна лаборатория, которая имеет право тестировать такие системы. Это испытательный центр сертификации и метрологии Центрального НИИ связи, но там не имеют права выдавать такой сертификат. Сейчас соответствующую аккредитацию для этого проходят несколько структур, но очевидно, что заработать они смогут в лучшем случае не раньше осени.

Раз нет аккредитации, значит, нет и доступного оборудования — ни заморского, ни отечественного. Зато есть перспектива получить крупный штраф. Операторы надеются, что Минкомсвязь и Роскомнадзор все-таки дадут им время на приведение хозяйства в порядок. Ведь, в конце концов, «узкое место» возникло на стороне государства, а не на стороне исполнителя его высочайшей воли. Хотя, учитывая текущее состояние бюджета страны, не исключено, что ведомство подойдет к вопросу более формально, чем рассчитывают участники рынка.

 

5G or not 5G

 

На самом деле остаются вопросы, что именно все-таки хранить. Часть интернет-трафика, например, защищена шифрованием. Будут ли спецслужбы расшифровывать его в случае необходимости? А могут ли они это сделать, обладают ли они нужными ключами? Если нет, то надо ли тратить дорогостоящее место на сервере? Обязательно ли хранить данные в, так сказать, первоначальном объеме, или можно применять технологии сжатия?

Вопросы не праздные и упираются в деньги. Например, перспективу исполнения закона в первые пять лет МТС оценивали в 60 миллиардов руб­лей, VEON — в 45. Примерно такую же сумму называл «Мегафон»: 35–40 миллиардов руб­лей, с учетом, что оборудование будет отечественным. Только первый год работы закона потребует от компании не менее семи миллиардов руб­лей вложений в оборудование. Стоит учесть, что вся инвест­программа «Мегафона» по итогам 2017 года составила 56 миллиардов руб­лей. То есть, оператор будет вынужден зарезервировать на это не менее 10% капитальных инвестиций — тех средств, которые шли на развитие сетей, закупку новых базовых станций и расширение каналов связи.

Не так давно в СМИ просочилась информация о заказе «Мегафоном» системы для хранения данных «Купол», разработанной дочкой «Ростеха» (компания не подтверждает и не опровергает это). Комплекс, рассчитанный на хранение ста петабайт информации, обошелся почти в миллиард руб­лей. По оценкам экспертов, суммарный трафик «Мегафона» в десятки раз больше. То есть, возможность отказаться от хранения зашифрованных данных или использовать сжатие — это существенное облегчение финансового бремени для любого оператора. Тогда, может быть, и получится вкинуть больше денег в развитие сетей 5G. А может быть, и нет.

 

Везде как дома

 

Очередная инициатива Государственной Думы об отмене роуминга может отложить планы по развитию сетевой инфраструктуры еще на несколько лет. Федеральная антимонопольная служба уже фактически добилась отмены внутрисетевого роуминга, заставив операторов поменять принцип тарификации. Раньше при выезде за пределы «домашнего» региона абонент платил за местные звонки по особому тарифу. Теперь житель, например, Красноярска, приехавший в Новосибирск, будет общаться с абонентами из Новосибирска по местным тарифам, а за звонки в Красноярск заплатит дороже. Госдума же намерена в принципе ликвидировать роуминг как явление и добиться того, чтобы звонки для абонента в любом регионе и на номера любого региона стоили «как дома».

— В 2018 году в соответствии с рекомендациями ФАС «Мегафон» уже де-факто отменил внутрисетевой роуминг по России на всех тарифах, — говорит руководитель пресс-службы Сибирского филиала копании Михаил Ивонин. — Если сегодня абонент «Мегафона» уезжает в другой регион России (кроме Крыма), он автоматически и без каких-либо дополнительных услуг, опций и особых условий бесплатно принимает входящие звонки от абонентов в регионе пребывания и совершает исходящие местные звонки по своему домашнему тарифу. А что касается так называемых пакетированных тарифов, то на большей их части пакет голосовых минут и так действует по всей России.

Логика операторов, выступающих за сохранение роуминга, примерно такова: звонок, фактически совершающийся из Новосибирска в Новосибирск, обходится компании дешевле, чем звонок из Новосибирска в Красноярск. Чтобы обеспечить прохождение сигнала на 800 километров, необходима более серьезная инфраструктура, большая сеть базовых станций, их нужно поддерживать в исправном техническом состоянии, ремонтировать, модернизировать, заменять на более мощные и современные. Поэтому звонок на дальние расстояния не может стоить столько же, сколько с одной улицы на другую. Плюс надо понимать, что сигнал между регионами частично идет по сетям зонового оператора — «Ростелекома», и если стоимость минуты у него выше, чем в тарифе у абонента, для оператора сотовой связи это чистый убыток.

Опять же, следует учитывать и историю формирования отечественного рынка сотовой связи: операторы получали лицензии на каждый регион в отдельности, и тарифы формировались с учетом затрат на инфраструктуру именно в этом регионе.

 

А что в пакете

 

В общем, куда ни кинь — всюду клин. Доходы операторов заботами народных избранников снижаются, расходы увеличиваются, а выигрыш абонента совершенно неочевиден. Ведь так или иначе компенсировать выпадающие доходы можно только из кошелька потребителя. А он достаточно избалован низкой стоимостью услуг связи и интернета и вряд ли захочет платить больше. Будь иначе, социальные сети и СМИ не сотрясались бы гневом всякий раз, когда абонент обнаруживает у себя какие-то дополнительные платные услуги.

— Стоимость доступа в интернет на сегодняшний момент невысока, она на грани безубыточности, и снижать цены точно некуда, — говорит Наталья Баженова, директор розничных продаж Красноярского филиала «Ростелекома». — Поэтому мы можем конкурировать только уровнем сервиса — качеством клиентской поддержки, а также предоставлением дополнительных услуг. Например, интернет плюс домашний телефон, телевидение — обычное и интерактивное, услуги видеонаблюдения, сотовой связи, система «умный дом»… Мы считаем, что за такой сервис абонент готов платить.

Интернет-провайдеры чуть раньше поняли прелесть «пакетных» решений, реально спасающих их экономику: доза­грузить имеющийся канал дополнительными услугами выгоднее, чем бороться за новых абонентов. Постепенно и у операторов сотовой связи появляются тарифы, предполагающие не только услуги передачи голоса, смс и мобильного интернета, но еще и доступ к интернет-телевидению или подписку на какой-нибудь развлекательный ресурс. В общем, все, что угодно, чтобы абонент раскошелился. И по-другому уже не будет.