В июле 2017 года премьер-министр РФ Дмитрий Медведев подписал распоряжение об утверждении Программы «Цифровая экономика Российской Федерации». Реализовать ключевые инициативы программы рассчитывают к 2024 году. В документе определены ключевые цифровые технологии, внедрение которых кардинально повлияет на развитие российской экономики — уже заждавшейся импульса.

Основными сквозными цифровыми технологиями, которые входят в рамки настоящей программы, являются: большие данные (Big Data); искусственный интеллект (AI) и нейротехнологии; системы распределенного реестра (blockchain); квантовые технологии; промышленный интернет (IoT); компоненты робототехники и сенсорика; технологии беспроводной связи (внедрение сетей стандарта 5G); технологии виртуальной и дополненной реальностей.

Первоначально обсуждался общий объем финансирования порядка 500 млрд руб­лей, из которых 150 млрд планировалось выделить из госбюджета. Но, как говорится, это пока не точно — недавно выяснилось.

Так, по словам одного из представителей проектного офиса по цифровой экономике, об объемах финансирования программы говорить преждевременно, поскольку не определен перечень первоочередных мероприятий. «Мы выйдем на конкретное понимание бюджета программы и бюджета конкретных направлений, в том числе бюджета 2019 года, к концу сентября 2018 года», — прокомментировал агентству РИА Новости первый заместитель руководителя проектного офиса по цифровой экономике Владимир Месропян. До 1 октября доработанную программу планируется представить на рассмотрение в президентский совет по стратегическому развитию и приоритетным проектам. Но пока идут организационные суд да дело, стоит разобраться, на что повлияло принятие программы «Цифровая экономика» и где стоит ждать прорыва.

Нужно, конечно, сказать, что цифровизация российской экономики началась задолго до принятия программы, и даже еще год назад это было не какое-то будущее, а вполне состоятельное настоящее. И сейчас эти процессы — «допиливание» программы и процессы цифровизации в компаниях и отраслях — идут параллельно. И все же принятие программы дало импульс для иного уровня восприятия происходящих технологических процессов и цифровых трансформаций.

«Изменилось отношение к задачам. От маргинального до жизненно необходимого, — делится рассуждениями Константин Беляков, проректор ТГУ по инновационной деятельности. — Пришло понимание, что это ключевой переход и что те компании и государства, которые не смогут перейти к новым отношениям внутри и вовне, станут цифроколониально зависимыми от тех, кто перешел на уровень цифровых отношений, на уровень создателей цифровых решений».

Эту мысль разделяет и Денис Истомин, директор по информационным технологиям Распадской угольной компании «ЕВРАЗ»: «Прямой связи развития цифровых технологий в горнодобывающей отрасли с программой я бы не отметил, но можно уверенно сказать, что в последнее время общий тренд на это направление успешно взят значительным количеством компаний промышленного сектора».

О параллельности процессов принятия госпрограммы и цифровизации бизнеса говорит и представитель страховой отрасли, в которой также уже давно идут процессы внедрения цифровых технологий.

По словам Александра Крайника, начальника отдела интернет-маркетинга и развития дистанционных сервисов компании «Ингосстрах», принятие программы стало одним из дополнительных стимулов, но все же не основным: «На текущий момент цифровизация является одной из актуальнейших тем для страховой отрасли — компании все больше осознают выгоды, которые технологии предоставляют бизнесу и клиентам. Кроме того, к цифровизации отрасль подталкивает и текущая экономическая ситуация — при отсутствии внешних драйверов внутренние технологические преобразования становятся одним из немногих источников для будущего роста».

Еще один важный вывод можно сделать по истечении года существования программы — как выяснилось, в российской экономике большинство компаний и участников экономической деятельности уже далеко не статисты в цифровых процессах, большинство как минимум уже внедрили и используют что-то цифровое, а многие включены в разработку новых цифровых технологических решений.

«Можно сказать, что «Цифровая экономика» по своей сути представляет собой нечто вроде «лаборатории», в которой создаются условия и возможности для роста и развития IT-технологий», — считает Тимур Ахмеров, генеральный директор «БАРС Груп» (Казань).

Так, в Томском государственном университете разработали пилотную версию системы защиты интеллектуальной собственности на блокчейне. Система Rupto.IO позволяет подтвердить приоритет интеллектуальной собственности в режиме реального времени за несколько секунд и, по словам Константина Белякова, в России университеты этим пока практически не занимаются.

«Каждая компания стремится создать свой так называемый IT-ландшафт, тот самый базис, который позволяет стабильно работать. Цифровые сервисы проникают в бизнес-процессы (биллинг, системы продаж, обслуживание клиентов), — рассказывает Николай Зенин, вице-президент, директор МРФ «Сибирь» ПАО «Ростелеком». — Например, все переговоры с клиентами в наших контакт-центрах анализирует робот, ищет неправильные ключевые слова, паузы, речевые модули. На основании этого анализа мы составляем рекомендации для обучения сотрудников. Бизнесом всегда движет экономическая эффективность, а внедрение цифровых технологий — это прямой путь к экономии издержек».

Лидеры внедрения

В принятой программе обозначены ключевые технологии, которые планируется развивать и внедрять. И в этом списке уже есть своего рода лидеры. Например, по мнению большинства экспертов, наиболее широко используемой технологией на сегодняшний момент является Big Data.

«Цифровизация процессов, в частности развитие цифровых платформ и государственных информационных систем, приводит к сбору и хранению огромных массивов сведений — это терабайты данных в разрезе различных отраслей, которые имеются в нашей стране», — рассуждает Тимур Ахмеров.

Возможности больших данных, в частности управление информацией, позволяют бизнесу монетизировать использование сведений, а также оптимизировать производство. Большие данные уже лежат в основе стратегических решений, логистический операций, маркетинга. Big Data повышает эффективность в разных сферах жизнедеятельности человека, а их аналитика позволяет делать бизнес максимально клиенториентированным и персонализированным, говорят представители компаний.

«Работа с большими данными в этом случае уже стала неотъемлемой частью персонализированных обращений клиентов, а также используется и для страхового скорринга — чем больше мы знаем о клиенте, тем качественнее можно проработать для него предложение. Безусловно, страховые компании только догоняют банки, но основа для этого пути уже положена», — делится своими соображениями Александр Крайник, начальник отдела интернет-маркетинга и развития дистанционных сервисов компании «Ингосстрах».

Обработка больших данных стала одной из первых задач и в бизнесе технологий. «С каждым годом организации аккумулируют все больше данных о своей работе, на хранение и работу с этими данными расходуется все больше средств. Логично, что компании думают, как превратить данные в ценный актив, который поможет экономить и/или зарабатывать деньги», — замечает Павел Баруткин, директор по развитию бизнеса в СФО группы компаний Softline.

И если до недавнего времени многие процессы цифровизации бизнеса и использования цифровых технологий были уделом высокотехнологичных компаний, таких как телеком и банки, то сейчас в процесс включаются компании промышленного сектора. «Развитие цифровой экономики связано, в первую очередь, с внедрением современных технологий сбора, хранения и обработки данных в ключевых отраслях российской экономики, оказывающих влияние на валовый внутренний продукт, — нефтегазодобыча, машиностроение, энергетика, сельское хозяйство. И от того, насколько быстро и масштабно эти технологии там появятся, зависят наши экономические результаты», — отмечает президент ПАО «Ростелеком» Михаил Осеевский. По его словам, вклад цифровой экономики в ВВП страны в настоящее время находится на уровне нескольких процентов, но этот уровень будет увеличен до 8–9%.

О том, как цифровые технологии заходят в промышленный сектор, информации немного. Представители тяжелой индустрии к цифровым решениям относится все еще с осторожностью, начиная внедрения издалека. Промышленность в начале пути — просто потому, что трансформировать производство сложнее, чем сервис.

«Предложения рынка также в последнее время расширяются, даже в достаточно консервативных областях производства»,— делится Денис Истомин, директор по информационным технологиям Распадской угольной компании «ЕВРАЗ». — К примеру, такая область, как маркшейдерия, претерпевает существенные изменения в связи с появлением спутниковых систем, беспилотных технологий, систем точного позиционирования и технологического видеонаблюдения. Современные технологии позволяют существенно экономить время и повышают точность».

А использование технологии IoT (интернет вещей) в промышленном секторе, по большому счету, продвинулось гораздо дальше, чем в домохозяйствах. В большинстве крупных предприятий так или иначе используется интернет вещей — практически все новое технологическое оборудование для сложных производств чуть ли не по умолчанию снабжается набором всевозможных датчиков. Предполагается, что эксплуатант использует их для повышения качества продукции, снижения потребления ресурсов и для прогнозирования ремонтов.

Тот же Softilne работает над концепцией connected worker, предлагая заказчикам инфраструктуру «умных касок», которая предназначена для безопасности труда и для повышения эффективности людей практически в любой отрасли. Компоненты IoT развиваются довольно динамично, они применяются уже во многих отраслях — в металлургии и угледобыче, агробизнесе, промышленности, энергетике, строительстве.

Критическим значением для развития технологий Big Data и IoT является инфраструктура, прорывом в развитии данных технологий станет внедрение сетей передачи данных стандарта 5G.

Ожидаемые выгоды от реализации программы «Цифровая экономика» в промышленном секторе кроются не только во внедрении цифровых решений в собственные технологические и бизнес-процессы — это еще и развитие новых производственных направлений: строительство «дата-центров» и возможность запуска (а на первом этапе просто даже локализации) производства комплектующих для майнинга и майнинговых ферм; формирование нового рынка сбыта электро­энергии. Некоторые участники рынка уже построили достаточно крупные майнинговые центры и добывают криптовалюту. Сосредоточены такие центры, как правило, в местах низкой стоимости электрической энергии — это Сибирь и другие регионы России, где стоимость электричества менее трех руб­лей за 1 кВт.

 

 

Вырасти из хайпа

Возмутитель спокойствия и инфант террибль отечественной, да и мировой экономики — «Биткоин и К». После того как криптовалютная лихорадка прошла, стало возможным разглядеть очертания нового направления экономической деятельности, появление которого, кстати сказать, также никак не связано с принятием программы «Цифровой экономики», как и все остальные процессы цифровизации. Формирование криптоиндустрии шло параллельно, и до определенного времени этому направлению было просто безразлично существование какой-либо программы — это был яркий период расцвета анархокапитализма.

«Биткоин» взмывал «туземун» и тянул за собой всех остальных, однако после обвала (почти 200-проценнтное падение) криптовалюного рынка участникам пришлось сменить вектор своего развития и риторику.

Майнинг, конечно, все еще остается в зоне положительной рентабельности — сегодня это в среднем 5% в месяц. По словам экспертов крипторынка, окупаемость «домашнего» майнинга на данный момент составляет более 20 месяцев — ажиотаж прошел, энтузиазм угас. Сейчас идет очищение и консолидация рынка, и, по словам участников, работающих на­долго и всерьез, это положительный момент.

«Стоит отметить, что промышленный майнинг набирает обороты, крупные компании интересуются возможностью заработать на майнинге на фоне ожиданий принятия необходимых законов о майнинге и криптоиндустрии в целом», — поясняет Роман Крайняк, руководитель Международного криптовалютного центра (Москва).

«Стремительный рост криптовалюты в ноябре–январе этого года привел к тому, что этим захотели и начали заниматься даже бабушки и подростки, а это явный признак того, что очень рискованно делать крупные инвестиции в данную отрасль. Но на нынешний день с рынка ушли мелкие инвесторы и мелкие трейдеры. В данный момент как в России, так и во всем мире остались средние и крупные игроки. На самом деле это положительные изменения», — делится мнением Александр Абраменко, вице-президент РАКИБ по майнингу и программному обеспечению.

Представители криптоиндустрии пытаются интегрировать себя в экономическую систему. Криптосообщество эволюционировало от жесткого непринятия каких-либо регулирующих и правовых норм до устойчивого желания и требования включить его в правовое поле Российской Федерации.

«Что касается тех, кто выступал против регулирования криптоотрасли, — это в основном те, кто активно спекулировал на купле-продаже криптовалюты в условиях ее бешеной волатильности, — поясняет Дмитрий Михеев, руководитель майнинг-отеля CryoMining. — Против и многие майнеры, но опять же — те, кто работает «в короткую». Их цель — намайнить побольше валюты, выйти в кэш и уехать на Гоа. Наша коман­да пришли в эту отрасль надолго, мы понимаем: регулирование неизбежно, а значит, нужно сразу начать играть по правилам. Видя пристальный интерес государства к теме майнинга, криптовалют и блокчейна, мы понимаем: этот бизнес постепенно будет выходить из тени. Так, создавая наше предприятие, мы сразу решили работать «в белую». С арендаторами заключаем чистые договоры, платим налоги и сборы, электроэнергию покупаем абсолютно легально у поставщика».

Этого же мнения придерживается и Роман Крайняк: «Я вам скажу так: большинство участников, наоборот, хотят правового регулирования, готовы налоги платить от прибыли, когда она есть, и, как говорится, «спать спокойно». Вопрос в том, что законодательство должно быть таким, которое бы помогало и развивало отрасль, а не тормозило и не сдерживало ее рост».

Правовой статус криптовалют, ICO, майнинга и краудфандинга в России пока не определен. В марте в Госдуму были внесены три законопроекта, призванные ликвидировать этот пробел и в целом создать регулирование в области цифровой экономики. Все они уже прошли первое чтение, а в период осенней парламентской сессии, по информации из открытых источников, должны пройти втрое и третье чтение и оказаться окончательно принятыми.

По словам представителя РАКИБ, российское криптосообщество ожидает не только принятия пакета законов, регулирующих криптоиндустрию, но еще и включения и всех видов деятельности, в нее входящих, в программу развития «Цифровой экономики». «По сути, это будет признанием нового направления бизнеса и появлением новой индустрии. Конечно, это позволит на совершенно ином уровне решать вопросы и регулирования отрасли, и ее развития. Что немаловажно, включение в программу позволит определить ответственного куратора этого направления и на федеральном, и, главное, на регио­нальных уровнях», — резюмирует Александр Абраменко.

«Конкретно от программы ожидаем скорее не экономического эффекта (пока), а другого. Хотелось бы, чтобы эта программа подразумевала не только регулирование, но и развитие. Чтобы добросовестные компании, работающие в этой сфере, могли встроиться в эти тренды. А вот когда цифровая экономика станет частью экономики в целом, а цифровой бизнес — частью бизнеса в целом, тогда и будет эффект», — рассуждает генеральный директор маркетингового агентства Miranit Александр Голанцев.

Главный отстающий

Важным направлением реализации программы «Цифровая экономика» является подготовка кадров и образование. Основной сдерживающий фактор в данном направлении — появление абсолютно новых профессий и изменение требований к специалистам в «традиционных» профессиях. Вузы не всегда успевают менять программы обучения и адаптировать их к новым условиям, и в связи с этим вопросы подготовки кадров, способных работать в системе «цифровой экономики», становятся прерогативой коммерческих компаний.

По мнению директора по информационным технологиям Распадской угольной компании «ЕВРАЗ», ключевым сдерживающим моментом цифровой трансформации является человеческий фактор. Стремительное развитие IT-технологий в течение 20–30 лет не оставляет шанса человеку своевременно адаптироваться к постоянным изменениям, ведь современная скорость развития технологий существенно опережает возможности адаптации сознания человека к этим изменениям. «Возникает некий внутренний конфликт, сопротивление всему новому даже там, где эффективность изменений очевидна, — говорит Денис Истомин. — Мы должны быть готовы постоянно меняться, постоянно учиться, принимать и осваивать новые технологии. Должны смотреть на опыт коллег, ведь цифровая трансформация уже активно идет во многих компаниях, появляются все новые возможности и перспективы».

Эту мысль развивает Константин Беляков, согласный с тем, что одним из сдерживающих цифровую трансформацию факторов является человеческая инерционность. Но, в данном случае, по мнению проректора ТГУ по инновационной деятельности, это дает и положительный эффект — сдерживает взрывной рост, который может привести к хаосу. «Здоровая цифроэволюция — вот наша цель, — поясняет он. — Мешает и технологическое отставание, которое, впрочем, тоже преодолимо, если целенаправленно вкладывать средства в развитие. Не люблю фразу «...мы бесконечно отстали…». Жизнь намного интереснее и закручивает такие виртуозные циклы развития, что дает шанс всем стремящимся».

На данный момент за темпом развития самих цифровых технологий пока не успевают и кадровый потенциал, и нормативно-правая база, уверен Тимур Ахмеров, генеральный директор «БАРС Груп». «Именно этим двум факторам не хватает «мощностей». Для эффективного развития цифровой экономики необходимы высококвалифицированные профильные специалисты. Сегодня на рынке «голод» цифровых специалистов — аналитиков, разработчиков. А также IT-навыков у представителей самых разнообразных профессий».

Если внимательно проанализировать все «цифровое», что было сделано и внедрено за последние годы, становится понятно, что все эти процессы у бизнеса начались задолго до принятия программы (которая, к слову сказать, еще пока дорабатывается, а уточненная версия должна быть представлена в октябре нынешнего года). По сути, программа оказалась больше нужна чиновникам, представителям госсектора, особенно регио­нального и муниципального, чтобы хоть как-то их включить в процессы осознания будущего — сами компании в цифровых технологиях, даже российские, живут уже лет десять, а некоторые и пятнадцать.

Цифровая экономика — это не то, что когда-то будет, а то, что уже есть — это уже настоящее. И в этих условиях как бы не сыграли злую шутку разработка и принятие программы: ведь если раньше — до эпохи распределенного материализма — все элементы «цифровой экономики» вполне динамично развивались на своем интеллектуальном и финансовом ресурсе, то теперь участники ждут программ и подпрограмм в отдельных направлениях, ждут формирования комитетов и рабочих групп. И главное — ждут выделения бюджета — банальных «фиатных», да к тому же государственных денег. И, поскольку в очередной раз без них ничего не двигается, то ждать прорыва на первом этапе цифровой экономики стоит для начала в бюджетных чтениях осенью.