Несколько недель назад я летел утренним рейсом «Эйр Канада» из Гаваны в Тронто, и заметил, что практически все места в бизнес-классе заняты китайскими бизнесменами. Сегодня это знакомая картина на всех международных авиалиниях. Китай дотягивается до любой точки мира.

Китайские торговцы продают дешёвые потребительские товары кубинцам, которые покупают их за твёрдую валюту, которую Гавана получает от канадских туристов. Часть денег возвращается в Китай, где Пекин использует эти деньги частично для инвестиций на той же Кубе, тем самым покупая политическое влияние, а также и долю на рынке.

Часть денег остаётся в Канаде, где китайцы взвинтили цены на недвижимость, скупая апартаменты на берегу озера Торонто — личная страховка на случай, если Китай вернётся к старому доброму коммунизму.

Сидящая рядом со мной в самолёте канадка болтает про свою страну: как сейчас всё дорого в Торонто и как её зарплаты больше не хватает. Она не может понять, с чего бы это, потому что в Канаде экономический бум, и всё-таки она чувствует, что её благосостояние падает.

Она не одинока. Это типичные разговоры по всему Западу. Сколько раз вы слышали, как люди в Ирландии спрашивают: «Если дела идут так хорошо, почему я этого не чувствую?»

Есть ли связь между китайскими бизнесменами на рейсе «Эйр Канада» и тем, что люди в Ирландии чувствуют, что им с трудом удаётся сводить концы с концами?

«Пошёл ты со своей работой!»

Последние несколько лет мы наблюдаем устойчивый экономический рост, тем не менее, обычный работяга процветания не ощущает. Очень богатые, напротив, получили  непропорционально большое количества разного добра. Этот разрыв между экономической риторикой, которой полны газеты, и повседневной социальной реальностью стимулируют популизм — особенно в США и Великобритании — когда народ приходит на избирательные участки. 

Голосовать в знак протеста против правящих кругов немножко похоже на то, как будто говоришь своему боссу: «Пошёл ты со своей работой!». Вы знаете, что это, наверное, не слишком разумно, но какое же прекрасное чувство ощущаешь в этот момент!

Но гнев — оружие слабых, а не сильных. И беспомощность, ощущаемая рядовым избирателем, проистекает из реальности того, что за последние 20 лет зарплаты относительно прибылей постоянно снижались.

В любой экономике блага в грубом приближении разделяются между заработной платой и прибылью. Когда что-то продаётся, доход идёт работникам в виде заработной платы и тем, кто владеет компанией в виде прибыли. Если люди работают более производительно, их заработная плата растёт. По крайней мере, это в теории.

На практике же получается что-то другое. Ирландские рабочие производят огромный объём доходов, но получают непропорционально малую долю в виде своей зарплаты.

Производительность/реальные зарплаты.

Этот график показывает, как росли производительность труда в Ирландии на одного работающего и реальные зарплаты за более чем 60 лет. С 1960-го до 1990 года зарплаты и производительность труда росли пропорционально. На самом деле, на протяжении 30 лет зарплаты росли чуть быстрее, что подразумевает, что прибыли росли медленнее. Это в некоторой степени объясняет очень неустойчивое положение корпоративной Ирландии вплоть до 1990 года.

Но примерно в 1994 году производительность труда ирландских рабочих снижается, в то время как заработная плата только подрастает, постоянно повышаясь, но всегда ненамного. Разрыв между производительностью труда в Ирландии и зарплатами серьёзно увеличивается. Этот разрыв отчасти объясняет, почему экономика демонстрирует блестящие показатели, но мы этого не ощущаем.

С 1990-х годов международные корпорации поднимали доходы Ирландии с помощью огромных инвестиций, используя всё меньше и меньше рабочих, чтобы производить всё больше и больше товаров. Чем больше капитала, по большей части американских фирм, перемещалось в Ирландию, тем больше они экспортировали, и тем больше росла производительность труда рабочих, трудящихся на заводах. Из-за огромных объёмов производимой продукции транснациональные компании оказали искажающий эффект на производительность.

Но и это не всё. В Ирландии лихорадка в секторе недвижимости, когда взлёты чередовались падениями, привела к тому, что доходы от владения имуществом, такие как арендная плата, росли быстрее, чем заработная плата. Это тоже заставляет людей чувствовать себя аутсайдерами.

Простым языком

Между тем, за последние 25 лет центробанки больше беспокоит инфляция, чем рост экономики, и поэтому каждая рецессия воспринимается как возможность исключить больше инфляции из системы.

Говоря простым языком, это означает, что платят рабочие. Во время рецессии безработица растёт, а зарплаты падают. Когда экономика восстанавливается и рабочий возвращается к своей работе, он делает её за меньшую реальную зарплату, чем раньше. Это результат политически мотивированного сокращения заработной платы.

Кроме того, прорывы в технологиях привели к удешевлению рабочей силы во всех странах мира. И именно тогда появляются наши китайские друзья. Технологии позволяют компаниям рыскать по миру в поисках более дешёвых рабочих, и поэтому стоимость рабочей силы по всему миру сравнялась.

Конечно, некоторые профессии вполне преуспели в результате технологических перемен, но в среднем вследствие конкуренции зарплаты удерживаются под контролем.

Глобальная цепочка поставок означает, что глобальный пул работников, а не национальный пул, устанавливает национальную цену рабочей силы и, следовательно, заработную плату. Можно сказать, что рабочая сила «уберизируется».

Когда местные рабочие теряют свои рабочие места из-за вывода их в какие-то другие страны, освободившиеся люди пытаются найти какую-то другую работу. Как правило, они соглашаются вернуться к прежней работе за меньшую зарплату, потому что всё равно им как-то надо добывать хлеб насущный. Это оказывает ещё большее давление на неквалифицированный труд, чем и объясняется ирландская дилемма. Мы создаём рабочие места, но за такую заработную плату, что эти рабочие не платят подоходный налог.

В социальном плане этот глобальный процесс ведёт ко всё большему неравенству между гражданами, доход которых зависит от зарплаты (огромное большинство) и тех, чьи доходы зависят от арендной платы, дивидендов и активов (незначительное меньшинство).

В политическом плане это толкает к популизму, поскольку обездоленные рабочие могут не иметь хорошей зарплаты, но у них всё же есть избирательные права, и урна для голосования даёт им возможность отомстить.

В 2018-м году эта дилемма никуда не денется.