Быть может, Италия сегодня и является «европейским больным»,
но это не единственная страна, нуждающаяся в лекарстве. Напротив, даже
могущественная Германия, кажется, вот-вот сляжет с какой-то хворью.
Италия, конечно, находится в отчаянном положении. За
последние два десятилетия ВВП в среднем возрастал ежегодно лишь на
0,46%, а государственный долг неуклонно увеличивался и сегодня
составляет более 130% от ВВП. Безработица остается неизменно высокой,
инвестиции стремительно падают, а банковский сектор переживает
основательные трудности.
Столь же тревожно и то, что с момента падения Берлинской
стены в 1989 году число женщин детородного возраста сократилось почти на
два миллиона, а доля работающих граждан с высшим образованием остается
на уровне, едва ли сопоставимом с другими развитыми странами.
С учетом сказанного неудивительно, что Италия и истерзанная
кризисом Греция имеют самые низкие в еврозоне показатели темпов роста
ВВП на душу населения за последние три года. Удивительно же то, что на
третьем месте в этом списке – Германия. Германия – финансово крепкая
страна, с большим запасом избыточных сбережений. Кроме того, она весьма
конкурентоспособна с точки зрения себестоимости рабочей силы, имеет
самые высокие в истории показатели занятости, а также получает выгоды от
постоянного притока квалифицированной рабочей силы из других частей
Европы.
Но факт остается фактом – ежегодный прирост ВВП на душу
населения, составляющий в Германии в среднем 0,51% с 2014 года, ставит
ее далеко позади других основных стран еврозоны, а именно – Австрии,
Бельгии, Финляндии и Нидерландов. Даже Франция, где этот показатель лишь
чуть больше, чем в Италии, немного превосходит Германию.
Как это возможно, что страны со столь разной экономикой, как
Германия и Италия, имеют такие близкие показатели прироста ВВП на душу
населения? В какой-то степени объяснение может показаться очевидным.
Германия гораздо ближе к потенциальному росту, чем Италия и даже
Соединенные Штаты, которым пришлось приложить больше усилий, чем
Германии, чтобы избежать Великой рецессии. Но недавний подъем в других
развитых странах, во всяком случае, должен стимулировать потенциальный
рост экспортно-ориентированной экономики Германии.
Кроме того, на рост душевого показателя ВВП может повлиять
миграция. Германия за последние пять лет приняла, за вычетом уехавших,
2,7 миллиона новых жителей, около миллиона из которых являются
беженцами. Последние обеспечивают очевидный кейнсианский стимул, но не
особенно увеличивают потенциальный объем производства.
Тем не менее,
миграционные потоки в Германию не вполне аномальны. Страна не раз
переживала столь же сильный приток населения в течение последних трех
десятилетий, но это не влияло столь негативно на рост ВВП на душу
населения.
Напротив, во многих случаях иммигранты в Германию, особенно
молодые и квалифицированные, внесли вклад в увеличение потенциального
объема производства.
Реальную причину слабого роста ВВП на душу населения в
Германии следует искать в другом месте. По данным Банка международных
расчетов, объем требований немецких банков в других страны еврозоны – в
том числе Австрии, Франции, Ирландии, Италии, Нидерландах, Португалии и
Испании – снизился в совокупности более чем на 200 миллиардов долларов, с
момента пика долгового кризиса в середине 2012 года. Требования по
Италии упали до уровня, существовавшего до введения евро, а по Испании –
приближаются к нему. Германия даже выводит свои инвестиции из основных
стран еврозоны.
Постепенный отход немецких банков от интеграции резко
контрастирует с поведением банков со штаб-квартирой во Франции, Италии,
Испании и Нидерландах, которые, все до одного, вернулись к европейской
финансовой интеграции, стабилизируя, а часто и увеличивая свое
присутствие в других странах. Эти разнонаправленные тенденции, а не
общий отток капитала, отчасти объясняют растущий дисбаланс в платежной
системе еврозоны Target 2.
Почему немецкие банки, единственные из всех, отступают от
интеграции? Одной из возможных причин является то, что финансовые
государственные органы Германии, скептически относящиеся к будущему
евро, поручили банкам снизить свое присутствие в остальной части
еврозоны. Другая возможная причина в том, что немецкие банки лихорадит,
но процесс этот медленный, и европейские регуляторы пока его не
заметили. В конце концов, их затратная база – одна из самых высоких в
развитом мире, а их рентабельность – одна из самых низких, несмотря на
ничтожно малый процент «плохих» займов.
Тем не менее, такое непостоянство озадачивает. Около
половины немецкой банковской системы находится в государственной
собственности и, таким образом, имеет неявную гарантию правительства.
Фактически немецкие банки получили 239 миллиардов евро (253 миллиарда
долларов) государственной помощи в период с 2009 по 2015 год.
В любом случае, уход немецких банков из Европы не может быть
полезен с точки зрения уверенности, инвестиций или для динамичного
сектора услуг. И, действительно, инвестиции в Германии в прошлом году
были более чем на пять процентных пунктов ниже уровня 1999 года в долях
ВВП, несмотря на то что валовые национальные сбережения поднялись до
самого высокого уровня с момента начала публикации данных Международного
валютного фонда в 1980 году.
Немецкие чиновники, как правило, объясняют это огромное
падение старением общества. Но демографические проблемы – которые завтра
станут ограничениями для потенциального объема производства – должны
побуждать к реформам в системе пособий и образования, а не подавлению
сегодняшнего спроса. И реальная проблема заключается не в этом: ни одна
страна ЕС, за исключением Франции, не осуществила столь мало реформ за
последнее десятилетие, как Германия.
Это отсутствие реформ начинает проявляться. Осторожность
банков и низкий уровень инвестиций, должно быть, начиная с 2012 года
сыграли свою роль в том, что рост совокупной производительности Германии
оказался самым медленным за последние три десятилетия. Полагаясь
главным образом на экспорт, – то есть спрос в других странах, – немецкое
правительство, возможно, отвлеклось от некоторых своих обязанностей
внутри страны. Но в интересах всей Европы, – и Италии в частности, –
чтобы крупнейшая экономика континента стала еще сильнее.
Конечно, замедление роста производительности характерно
отнюдь не только для Германии. Но если Германия не займется глубинными
причинами этого спада внутри страны, она рискует понести огромные потери
в том случае, если ее валюта подвергнется резкой переоценке, в виде
сокращения экспорта и удара по и без того ослабленному банковскому
сектору в результате дефляции и отрицательных долгосрочных процентных
ставок.
Болезнь Италии протекает в куда более острой форме, чем у
Германии, но и та, и другая потенциально представляют серьезную
опасность. И обе требуют немедленного лечения.
