«Нам следует скорее опасаться действий, предпринятых до сих пор, чем полагаться на них, — сказал
Эсвар Прасад (Eswar Prasad),
профессор Корнелльского университета и бывший глава китайского
департамента в Международном валютном фонде. — Эти действия китайского
правительства представляют собой тяжеловесное прямое вмешательство
в рынок, а не серьезные меры по восстановлению доверия».
Китай остается одним из главных локомотивов мировой экономики, особенно
после финансового кризиса, оставившего США и Европу с медленным ростом
и слабой инфляцией. Судьба Китая также тесно переплетена с судьбой
развивающихся рынков Латинской Америки и Африки, питавших когда-то
ненасытную пекинскую жажду такого сырья, как медная и железная руда. Но
развитие второй в мире экономики замедляется по мере того,
как правительство решило сделать потребление главным стимулятором роста
вместо производства и экспорта. После двузначных показателей роста
в течение долгих лет, в 2014 году экономическая экспансия замедлилась
и показала всего 7%, а в 2015 году, похоже, и того меньше.
Изнурительная
гонка не могла быть долгосрочной. Правительство стимулировало рост
путем чрезмерных инвестиций в производство и в инфраструктуру, что
привело к созданию чрезмерного количества экспортных товаров и к
избыточной производственной мощности. Последствия затронули китайских
торговых и инвестиционных партнеров по всему миру, от Бразилии,
скатившейся в рецессию, до Замбии, где резкое обрушение цен на медь
привело к закрытию шахт. А в Пекине чиновники, привыкшие к тучным годам,
должны срочно искать способ справиться с упадком, и многие инвесторы
сомневаются в их способности или желании сделать это.
Выступая на экономическом форуме в Шри-Ланке, влиятельный глобальный инвестор
Джордж Сорос сказал, что Китай столкнулся с серьезной проблемой по устранению
несоответствий, и сравнил нынешнюю нестабильность с кризисом 2008 года.
«Я бы сказал, это доходит до уровня кризиса, — сказал Сорос Bloomberg
News. — Глядя на финансовые рынки, я вижу серьезный вызов, напоминающий
кризис 2008 года».
Колебания на китайском и глобальном рынках и зачастую неуверенные
и путанные ответные действия властей напоминают о неуверенности,
царившей летом. А августе Пекин заявил, что намерен ослабить
регулирование курса валюты, и тем самым заставил скакать фондовые рынки
в мире. Многие инвесторы опасались, что заявление связано с желанием
китайского руководства девальвировать юань, чтобы компенсировать падение
дохода от экспорта, а не для открытия финансовых рынков.
Но принятые Китаем меры были правильно оценены только позднее в течение
года. В сентябре председатель КНР Си Цзиньпин посетил Вашингтон
и пообещал президенту Бараку Обаме, что Китай не будет девальвировать
юань. Через несколько месяцев Международный валютный фонд утвердил юань
в качестве еще одной резервной валюты. Этим элитным статусом до сих пор
обладали только доллар, фунт стерлингов, евро и иена. Китайская пресса,
известная своими националистическими настроениями, сравнила это событие с
«церемонией коронации» Китая и восходящего нового мирового порядка.
На этой неделе скептицизм вернулся. Центробанк Китая удивил инвесторов
решением понизить медиану в торговле юанем на половину процентного
пункта, что стало самой низкой ставкой со времен марта 2011 года.
Вдобавок, чиновники сообщили о самом большом сокращении валютных
резервов, зарегистрированном в прошлом году. Только в декабре Центробанк
потратил более 100 миллиардов долларов на поддержку курса юаня.
Эти меры вызвали новые опасения о том, что Китай на самом деле
не собирается отпускать контроль над валютой, особенно если учесть, что
«рабочие лошадки» экономики Китая, производство и строительство,
сокращаются быстрее, чем ожидалось. «Рынок начинает сомневаться
в способности экономического руководства осуществить гладкий переход, —
сказал Олин Ветингтон (Olin Wethington), бывший специальный посол США
в Китае при президенте Джордже Буше. — Это важная составляющая
происходящего процесса».
Наглядный пример — это внедренная на этой неделе «система разрыва
цепи», останавливающая торги, когда убытки достигают заранее
установленной границы, плохо продуманная попытка поддержать стабильность
рынка. Торги по индексу CSI 300 в Шанхае и Шэньчжэни продолжались всего
14 минут до первой остановки. После того, как котировки упали на 5%,
торги были остановлены на 15 минут. Но задержка не успокоила рынок, а,
напротив, подхлестнула панику. После повторного открытия торгов торговцы
бросились продавать все, что можно, и в итоге торговлю пришлось
остановить на весь день.
В пятницу рынок оставался неустойчивым. После скачков вниз и вверх котировки поднялись на 2% выше, чем уровень четверга.
Ву Сяньфен, председатель компании Longteng Asset Management
в Шэньчжэне, сказал, что этот механизм «только стимулирует и усиливает
панику на рынке», и он обвинил руководство страны в нежелании
прислушаться к инвесторам. «Нельзя работать за закрытыми дверьми
и действовать вслепую», — сказал он.
Вечером в четверг китайская Комиссия по страховочной регуляции была
вынуждена пойти на попятный и объявить, что в пятницу новый механизм
использоваться не будет. «На данный момент вреда от него больше, чем
пользы», — сказал глава комиссии Дэн Ге в заявлении для прессы.
Некоторые аналитики усмотрели светлую сторону в решении Пекина
отказаться от механизма. Признание своих ошибок не слишком
распространено в крайне пропагандистском коммунистическом правительстве
Китая, но это необходимо для успешного решения проблемы.
«Развитие растущего рынка — это процесс, — сказал Ву. — Правительство
может испытывать разные способы действий, но необходимо найти в себе
мужество и исправить ошибку в случае выбора неверного пути».
До сих пор остается неясным, насколько китайский рынок ценных бумаг
связан с реальной экономикой. Большинство сделок осуществляют
индивидуальные инвесторы, а не большие институты, доминирующие
на Уолл-стрит. Правительство объявило, что намерено добиться в 2016 году
роста экономики на 6,5%, и, несмотря на недоверие к официальным данным,
мало кто из аналитиков ожидает большого спада.
«Главный вопрос в том, служит ли рынок ценных бумаг канарейкой в шахте или канарейкой в поле, — говорит
Эдвин Труман (Edwin Truman), старший сотрудник Института международной экономики Петерсона. — Мы этого толком не знаем».