Все прошло обыденно. Как нас извещает министерство финансов Российской Федерации, "Украина не осуществила платеж в общей сумме 3,075 миллиарда долларов США в счет погашения и обслуживания принадлежащих России облигаций внешних государственных займов в течение льготного периода, который истек 31 декабря 2015 года. Таким образом, в настоящее время Украина находится в состоянии дефолта по этим облигациям".

А еще Минфин РФ сообщил, что Украина не сделала какого-либо предложения России по реструктуризации долга по облигациям на 3 миллиарда долларов. Вместо этого ожидая чего-то подобного от России, несмотря на то, что предлагать условия реструктуризации и вести переговоры есть святая и никем не обсуждаемая обязанность именно «заемщика», а отнюдь не кредитора.

"Таким образом, - пишет нам Министерство финансов Российской Федерации, - Украина предпочла допустить дефолт по своим долговым обязательствам, чем добросовестно вести переговоры".

И, как следствие, в связи с этим Минфин России инициировал судебное разбирательство в английском суде, доверителем по которому выступила компания «The Law Debenture Corporation plc».

Собственно говоря, именно это и называется коротким словом «дефолт», причем не «технический», а "по суверенному долгу". А судебное разбирательство тут только призвано, что называется, «закрепить процедуру», не более того.

Потому как сам по себе дефолт – уже по факту объявлен.

Все.

Что это, собственно говоря, значит для Украины?

По сути ровным счётом ничего: о её неминуемом банкротстве было заранее известно всем более или менее серьёзным игрокам, как "коммерческим", так и "суверенным".

И теперь если кто и будет продолжать вливать безвозвратные (теперь уже это понятно) деньги в данное несостоявшееся государство, как это, вполне возможно, будет делать МВФ, — то это будет исключительно политическое и волюнтаристское, а отнюдь не экономическое решение.

Но, собственно говоря, это уже проблемы возможных потенциальных кредиторов, а отнюдь не самой Украины.

И не её экономики.

Потому как украинская экономика теперь уже по факту является официальным банкротом, и остается только подождать правового оформления данного банкротства официальным решением лондонского суда.

Граждан Украины должно теперь волновать уже несколько другое.

Например, погода на улице.

Довольно логично вытекающая из гибели промышленности массовая безработица, энергетический кризис, кризис ЖКХ, вялотекущая гражданская война, в лучшем случае вырождающаяся в «замороженный конфликт», и надвигающийся коллапс органов власти и управления.

Впрочем, - это уже тоже не новость.

P.S. Виктора Мараховского

К сказанному коллегой стоит добавить несколько слов. Коллапс украинского государства СМИ объявляли достаточное количество раз, чтобы и на самой Украине, и у нас подобные тексты начали встречать скептическим хихиканьем.

Есть мнение, что на самом деле хихикать тут нечему. Кто застал в более-менее взрослом возрасте коллапс СССР, те тоже могут вспомнить, что даже он — стремительный по сути и по форме — начал восприниматься на местах именно как резкое крушение лишь постфактум. Во многих уголках нашей Родины крушение советской системы растянулось на долгие годы, не вылившись ни в восстания, ни в тотальную гражданскую войну.

И более того: самый коллапс государственности, если он проходит достаточно плавно, ещё не гарантирует социальный взрыв.

Возможен и "плавный сценарий" с очень постепенным избавлением от социального балласта, в результате которого просто к какому-нибудь 2019 году истаивает социальная соломка, подстеленная под электорат, а последний обнаруживает себя приспособившимся — кто на польских плантациях, кто на российских стройках, кто просто у себя на шести сотках, со своими "помидорками и картошечкой". При этом в столицах, как правило, продолжают заседать депутаты, писаться боевые твиты и открываться новые рестораны экзотической кухни.

Этот сценарий - ничуть не лучше резкого падения государственности. Он просто конвертирует её в плавное одичание всех и всего.

Штука вся в том, что при таком сценарии граждане вообще не успевают зафиксировать "момента катастрофы". А потом становится не до аналитики — её вытесняет из повестки увлекательный вопрос выживания.