Иммануил Валлерстайн
Большинство политиков и экспертов заинтересовано в обещаниях лучших времён, которые наступят, если их рекомендациям будут следовать. И сегодняшние мировые экономические проблемы совершенно не мешают им продолжать обещать. И когда дискуссия заходит об уровне безработицы в США, возрастающем государственном долге в Европе или о резком снижении темпов роста в Китае, Индии и Бразилии, среднесрочный оптимизм никуда не исчезает.
Но оправдан ли подобный оптимизм? Изредка встречаются и правдивые высказывания. 7 августа 2012 года Эндрю Росс Соркин в статье в The New York Times предложил «более простое объяснение причин ухода инвесторов с фондовых бирж: они убыточны. Целое поколение инвесторов не заработало на них и доллара». В том же ключе написал и Джеймс Макинтош в Financial Times от 10 августа: «Экономисты начинают признавать, что великая рецессия навсегда замедлила экономический рост. ... Инвесторы стали более пессимистичны». И наконец, издание The New York Times в конце статьи от 14 августа о возрастающей стоимости коротких сделок сообщило: «[Инвесторов] отпугнуло то, что в течение последнего десятилетия фондовые биржи почти не приносили им прибыли из-за ценовых пузырей и нестабильности в мировой экономике».
После всех сообщений о невероятных барышах, сделанных на фондовом рынке, как могло так случиться, что он оказался убыточным? Долгое время в инвестициях действовало ключевое правило: в долгосрочной перспективе прибыль от акций с учетом инфляции была большой, и важно, что она была выше, чем прибыль от облигаций. Это было наградой за риски, связанные с краткосрочной или даже среднесрочной нестабильностью курса ценных бумаг. Есть разные подсчёты, но в целом прибыль от акций за последнее столетие была значительно выше, чем прибыль от облигаций — для тех, разумеется, кто в них верил.
Об этом нечасто вспоминают, но за это же столетие размер прибылей с акций был приблизительно вдвое выше роста валового внутреннего продукта - некоторые аналитики считают, что это по сути финансовая пирамида. Оказывается, большая часть этих чудесных прибылей с рынков была получена в период с начала 1970-х годов — в эпоху, по-разному называемую глобализацией, неолиберализмом или финансиализацией.
Но что же в действительности происходило в этот период? Начать нужно с того, что 70-е наступили вслед за периодом крупнейшего в истории мировой капиталистической экономики (на сегодняшний день) роста производства, производительности труда и мировой прибавочной стоимости. За это французы и называют это время «trente glorieuses» — тридцать (1943-1973) славных лет. На языке аналитики это была А-фаза Кондратьева, держатели акций преуспевали в этот период. В отношении доходов это же относится и к производителям в целом, наемным работникам и правительствам. Этот период, казалось, дал новый мощный толчок капитализму, как мир-системе, приходящей в себя после Великой депрессии и разрушительной Второй мировой войны.
Увы, столь благоприятный период не мог продолжаться вечно. Прежде всего, рост мировой экономики основывался на некоторых квазимонополиях в так называемых ведущих отраслях промышленности, которые существовали, пока не были раздавлены конкурентами, окончательно утвердившимися на мировом рынке. Рост конкуренции понизил не только цены (положительный момент), но и прибыльность (отрицательный момент). В следующие 30-40 «бесславных лет» мировая экономика вступила в период длительного застоя (1970-е-2012+). В это время был отмечен рост задолженности (практически всеобщей), рост безработицы по всему миру и отказ почти всех инвесторов от фондового рынка в пользу более безопасного рынка облигаций, в первую очередь, облигаций Казначейства США.
Облигации Казначейства США были надёжны или, по крайней мере, более надёжны, но не очень прибыльны, за исключением небольшой группы банков и хедж-фондов, манипулировавшей финансовыми операциями во всём мире, ничего при этом не производя. И это привело нас к сегодняшней ситуации: невероятно поляризованный мир, значительное снижение реальных зарплат по сравнению с 1970-ми (но всё же выше низких отметок 1940-х) и такое же падение государственных доходов. Один за другим долговые «кризисы» истощили один сегмент мир-системы за другим. И в результате так называемый платёжеспособный спрос уменьшается по всему миру, и именно это имеет в виду Соркин, когда говорит о том, что рынок не является больше привлекательным источником прибылей для накопления капитала.
Однако кто-то может возразить, что есть развивающиеся страны, дела у которых идут неплохо, в то время как США и Западная Европа, кажется, впутываются во всё большие неприятности. Список длинный и последовательный. Он включает в себя, во-первых, Японию, затем Южную Корею и Тайвань, потом страны юга Европы и Ирландию, за ними страны БРИК (особенно Китай, Индия и Бразилия), после них Турцию и Индонезию, а теперь ещё (как некоторые заявляют) и различные африканские государства. Проблема в том, что большая часть этих стран испытывает лишь временный подъём, а затем и у них начинаются «неприятности».
Суть дилеммы заключается в одном из фундаментальных противоречий системы. Максимизация прибыли для наиболее эффективных игроков в краткосрочной перспективе (увеличенный размер прибыли) выдавливает покупателей в долгосрочной перспективе. И чем больше людей и территорий целиком вовлекается в мировую экономику, тем меньше остаётся резервов для «согласования» или «обновления» и всё больше появляется нерешаемых задач у инвесторов, потребителей и правительств.
Вспомните, что норма прибыли за последнее столетие была вдвое больше роста ВВП. Может ли это повториться во второй раз? Такое трудно себе представить — и не только мне, но, по-видимому, и большинству потенциальных инвесторов на рынке. Создается ограничение, которое мы каждый день наблюдаем в Соединенных Штатах, в Европе, и вскоре увидим в развивающихся экономиках. Уровень задолженности слишком высок, чтобы его выдержать.
Итак, с одной стороны существует сильная политическая необходимость в «строгой экономии». Но строгая экономия подразумевает урезание социальных благ (пенсий, уровня здравоохранения, расходов на образование), а также уменьшение роли правительств в обеспечении этих благ. Очевидно, что чем меньше у человека средств, тем меньше он тратит и тем меньше покупателей находят продавцы, то есть платежеспособный спрос понижается, а вслед за ним и прибыльность производства (доходы от акций) и доходы правительств.
Это порочный круг, и легкого или приятного выхода из него не существует. Вероятно, нет вообще никакого выхода. Некоторые называют это структурным кризисом капиталистической мировой экономики. Это приведёт к хаотичным (и довольно бурным) колебаниям при разветвлении текущей системы, и мы надолго втянемся в ожесточённую борьбу за ту систему, которая придёт на смену сегодняшней.
Политики и учёные предпочитают не смотреть в лицо этой реальности и тем выборам, которые она навязывает. И даже такой реалист, как Соркин, подытожил анализ надеждой на то, что экономика «получит стимул», а люди «обретут веру в долгосрочной перспективе». Если вы думаете, что этим и обойдётся, я готов продать вам Бруклинский мост.
Источник: inoforum.ru.
Рейтинг публикации:
|
