В сложившейся ситуации подорванного доверия ко всем политикам и к политике вообще трудно ожидать, что даже теперь, получив большинство в обеих палатах парламента, ЛДПЯ перейдет к принятию действенных решений. Сейчас, когда обе ведущие партии – ЛДПЯ и ДПЯ - помнят о своих провалах, японская политика рискует превратиться в спектакль, а избиратели – в зрителей.
Невольно вспоминается скандальное высказывание бывшего губернатора Токио Синтаро Исихары, сделанное им после цунами и катастрофы на АЭС Фукусима-1: "Национальная идентичность американцев строится вокруг идеи свободы, национальная идентичность французов основана на идеях свободы, равенства и братства. У японцев такой идеи нет. Мы идентифицируем себя через эгоизм, алчность и корысть. Из-за того, что мы связаны по рукам и ногам этой корыстью, мы и политику проводим популистскими методами".
Партии вынуждены проводить популистскую политику, поскольку никто из избирателей не идентифицирует себя ни с одной из них, что прекрасно иллюстрируют итоги последних двух выборов, когда ведущим партиям поочередно отказали в доверии - просто в отместку за обманутые надежды.
Пожалуй, единственная политическая фигура, с которой действительно идентифицируют себя японцы, – это император. Впервые нация консолидировалась и заявила о себе как о таковой с началом эпохи Мэйдзи, когда был свергнут сёгунат Токугава, принявший вынужденное решение открыть страну для иностранцев.
Когда Япония ощутила страх превратиться в колонию, реальная власть была передана императору. Идеологической базой этого переворота стала национальная мифология, согласно которой только император, являясь потомком богов, обладает священным правом властвовать над Японией и олицетворяет её народ.
И если в довоенный период и этическая, и политическая системы давали возможность идентифицировать себя с некой "высшей целью" служения клану, родине, императору, то демократическая система, которую американцы пытались построить в Японии по образу и подобию своей, не нуждается ни в каких "высших целях" вообще.
В эпоху высокого экономического роста на роль трёх священных регалий вместо яшмового ожерелья, зеркала и меча стали могли претендовать пылесос, стиральная машина и холодильник. Но вряд ли можно обвинить японцев в беспочвенном корыстолюбии. Несмотря на высокий уровень развития страны в целом, в условиях высоких цен выживание требовало крайней практичности.
Особо остро дефицит внятных и высоких ценностей Япония ощутила в конце 1980-х с крахом экономики "мыльного пузыря". "Демонстративное потребление", вызывавшее протесты со стороны поборников высокой духовной культуры, стало стремительно угасать, но на смену ему не пришло ничего принципиально нового.
Создается ощущение, что Япония до сих пор разрывается между самурайской потребностью жить и умереть ради высшей цели и чисто прагматической установкой на облегчение своей жизни в условиях скудных ресурсов. Та же неопределенность просматривается и в политических программах.
Неудивительно, что получивший второй шанс Синдзо Абэ не знает, чего же в первую очередь пообещать избирателям, чтобы на этот раз оправдать их надежды: то ли поднять экономику из пучин многолетнего застоя "потерянных десятилетий", то ли вернуть стране внешнеполитические "кулаки".
Показательно его высказывание, сделанное после избрания на должность лидера ЛДП в сентябре: "Прекрасные земли и моря Японии под угрозой, молодые люди не могут обрести надежду на будущее в атмосфере экономического упадка".
Есть мнение, что вернуться на политический Олимп либерал-демократам помог лозунг "Вернем Японию". Кроме этого либерал-демократы обещали избирателям материальное процветание и гражданские свободы. Эти лозунги для рядового обывателя смотрелись заманчиво на фоне националистической риторики партии бывшего премьера, настаивавшего на праве Японии обладать ядерным оружием и спекулировавшего на патриотических чувствах.
Действительно, Ёсихика Нода в международном политическом поле стал фигурой довольно одиозной: другие страны видели в нем едва ли не оголтелого националиста-провокатора. Его даже побаивались. Но стоит ли ожидать, что Абэ сейчас будет более терпимым в вопросах, касающихся болезненных для Японии тем: её национального самосознания и исторического прошлого?
Известно, например, что в октябре 2012 года, в период обострения территориальных споров с Китаем, Абэ открыто и даже провокационно посетил храм Ясукуни, само существование которого вызывает бурную полемику в Китае и Корее, где утверждают, что в храме выставлены таблички с именами военных преступников "класса А" во Второй мировой войне.
Когда этот храм посещал его предшественник Дзюнъитиро Коидзуми, Япония попала в тяжелое дипломатическое положение, выйти из которого удалось, только заверив международное сообщество, что ставший в 2006 году новым премьером Синдзо Абэ не будет посещать храм.
Теперь, вернувшись в премьерское кресло, Абэ заявил о намерении пересмотреть антивоенную статью конституции, придать силам самообороны статус национальной оборонительной армии и законодательно закрепить за Японией право участвовать в коллективной обороне. И эти настроения разделяются населением. По данным опроса об усилении армии, который был проведен среди студентов университета Васэда, большинство высказалось против разработки ядерного оружия, но, с другой стороны, однозначно выразило желание, чтобы Япония "улучшала свои возможности самообороны". При этом, правда, один из опрошенных студентов заверил, что "никто не хочет вернуться в 1930-е годы", когда милитаристская Япония огнем и мечом утверждалась на просторах Восточной Азии.
Наверное, такой возврат и невозможен – его постараются не допустить американцы, которым Япония нужна в качестве верного союзника по проведению американской политики в Азии, а не в качестве нового конкурента. Но и просто подставить плечо Америке в ее противостоянии с Китаем у Японии не получится, если она не будет обладать полноценной армией и флотом. Получается, что среди высших ценностей японцев рядом с пылесосом снова должен оказаться меч?
