"Yтро" продолжает выяснять мнение ведущих экспертов о развитии кризисной ситуации в России и в мире и перспективах выхода из нее. Сегодня наш собеседник – директор по макроэкономическим исследованиям ГУ-ВШЭ Сергей Алексашенко.
"Yтро": Как вы расцениваете итоги саммита G20? Можно ли полагать, что мир продвинулся в стремлении победить кризис?
Сергей Алексашенко: Вы знаете, если бы я сказал, что мир решил не бороться с кризисом, а усугубить его, это было бы смешно. Самое хорошее, что можно сказать: саммит состоялся, никто досрочно не уехал, никто не разругался, все радостно улыбались в конце. Прозвучали общие слова о необходимости бороться с кризисом. Договорились? Да, договорились. Вместе с тем все прекрасно понимают, что каждая страна будет решать свои проблемы самостоятельно. Хотя по двум проблемам все-таки приняты важные решения. Во-первых, это увеличение кредитных ресурсов международных финансовых организаций – МВФ и Азиатского банка развития – для того чтобы можно было помогать развивающимся странам, которые столкнулись с тяжелейшими проблемами в этом кризисе. Это абсолютно конкретное решение, и понятно, что никто из стран "двадцатки" на эти деньги претендовать не будет. Второе решение – о том, что страны предпримут усилия по совершенствованию системы надзора за финансовым сектором и создадут Совет по финансовой стабильности. Были сказаны правильные слова о том, чем он будет заниматься и что будет контролировать, но без какой-то конкретики. Я думаю, что на конкретику времени ни у кого не хватило. Кроме того, мне кажется, что американцы к разговору о конкретике пока не готовы, по крайней мере, в отношении своих финансовых институтов. Они еще не смогли сформулировать четко, в чем будет состоять изменение их системы надзора и регулирования.
"Y": Помнится, в ноябре высказывались надежды, что на апрельском саммите будут приняты конкретные меры по преодолению кризиса.
С.А.: Мне кажется, только дилетанты могли ждать, что будет найдено магическое решение, которое спасет весь мир. Таких решений нет. Есть много маленьких шажков, которые нужно делать. Иногда эти шаги известны. Иногда эти шаги не известны, их нужно только нащупать, идя в сумерках или в темноте. Поэтому никаких чудес не будет, и ждать их не надо.
"Y": На ваш взгляд, кто станет локомотивом по выходу из кризиса?
С.А.: Что для вас является критерием выхода из кризиса? Экономический рост? Так, например, в Китае и в Индии падения вовсе не будет, там будет рост. У Китая 6% - 7%, у Индии 4% - 5%. Но там другая структура экономики, и поэтому для них снижение темпов роста с 12% до 7% в Китае или с 9% до 5% в Индии – это кризис. А в России кризис – с +7% на -7%. У каждой страны свои проблемы. И сейчас даже трудно понять, насколько экономика какой страны упадет. Надо полгода подождать, когда станет понятно, где то дно, которое окажется своим у каждой страны. После этого мы будем смотреть, как каждая страна в отдельности отталкивается от своего дна.
Но вместе с тем понятно, что на тот уровень производства ВВП, который был перед кризисом, мировая экономика может лет пять возвращаться, а то и больше. Процесс будет длительным. И очевидно, что общее восстановление невозможно до тех пор, пока Америка не выйдет из кризиса. Она может начать первой выходить, может второй, может последней – но, пока Америка не начнет рост, я думаю, что вся мировая экономика будет кашлять.
"Y": Некоторые эксперты считают, что экономика США своего дна уже практически достигла. Согласны ли вы с этим?
С.А.: Есть техническое определение начала рецессии: когда экономика падает два квартала подряд. Соответственно, выход из рецессии – когда экономика растет два квартала подряд. Насколько я знаю, еще ни одна экономика ведущих стран мира не продемонстрировала даже одного квартала подъема после наступившей рецессии. Поэтому мне кажется, вообще еще очень рано на эту тему говорить. Очевидно, что по итогам первого квартала в США будет спад. Соответственно, даже если два последующих квартала (второй и третий) будет подъем, мы об этом узнаем ближе к зиме – в ноябре, а то и в декабре. Так что достигла Америка дна или не достигла, сейчас никто не знает. Дно ведь тоже бывает разным – плоским, покатым, ступенчатым. И какое дно у каждого, мы, опять же, не знаем.
"Y": А как вообще понять, что вот оно – дно?
С.А.: О том, что вы были на дне, вы узнаете только тогда, когда от него оторветесь. Если вам хочется конкретики – да, Россия, может быть, упала на дно. И, если не будет новых внешних шоков, видимо, больше такого глубокого падения не случится. Но, каким окажется профиль российского дна, мы сейчас не знаем. Мы это сможем сказать только тогда, когда экономика начнет расти. Все разговоры о том, что, кажется, в экономике России начался подъем – от лукавого. Никто сейчас не знает, что будет с российской экономикой даже в следующем квартале, уж не говоря о том, что будет с ней осенью, когда все ждут банковского кризиса. И аналогичная ситуация с мировой экономикой. Она никогда не была в таком состоянии, никогда не попадала в такой кризис, и, как из него будет выходить, тоже никто не знает.
"Y": Не так давно глава ЦБ Сергей Игнатьев дал понять, что России удастся избежать второй волны кризиса, связанной с массовыми невозвратами кредитов? Вы эту точку зрения разделяете?
С.А.: Не знаю. Поживем – увидим. Все возможно. Обычно во всех странах мира после спада появляется кризис "плохих" долгов. Председатель ЦБ почему-то считает, что такого кризиса не будет. Возможно, у него есть какие-то внутренние знания о состоянии российской банковской системы, которых нет у меня. Мне кажется, что это избыточный оптимизм. Может такое быть, что у нас не будет банковского кризиса? Ну, наверное, может. Особенно, если госбанкам дать еще несколько сотен миллиардов рублей, весь банковский бизнес можно к ним перевести вообще. Я лично считаю, что шансов избежать банковского кризиса не очень много. Насколько он глубоким будет, какие банки затронет – прогнозировать пока тяжело: слишком мало информации. Сколько государство заплатит и заплатит ли вообще, чтобы кого-то спасть, тоже непонятно.
"Y": Как вы относитесь к идее создания единой мировой резервной валюты?
С.А.: Мне кажется, что к идее введения наднациональной валюты мировое сообщество не готово. Потому что на сегодня есть один опыт введения такой валюты – евро. И, собственно, сейчас все с интересом смотрят, как европейское сообщество преодолеет первый такой кризис. После этого можно будет говорить, выдержат страны зоны евро удар или не выдержат, вылетит кто-нибудь из этой зоны или не вылетит.
"Y": Зачем России нужно было выдвигать идею о создании мировой валюты, когда значительная доля ее резервов номинирована в долларах?
С.А.: Ну, это не ко мне вопрос. У нас же есть национальные враги – Грузия, Украина и Америка. С Грузией мы разобрались войной. Относительно Украины мы рады, что у них кризис глубже, чем у нас. Ну, осталось разобраться с Америкой. Такая болезнь у наших политиков. Им кажется, что чем хуже Америке, тем лучше будет для России. Никогда так не будет. Мировая экономика – это не игра с нулевой суммой, когда ваш выигрыш – это проигрыш для другого. Мировая экономика – это когда все должны выигрывать. Тогда находится решение.
"Y": А такое возможно, чтобы все выигрывали?
С.А.: Да, возможно. Потому что есть опыт Великой депрессии прошлого века, когда страны просто закрыли торговлю между собой, тоже пошли по принципу, что чем хуже соседу, тем будет лучше мне. Выяснилось, что хуже стало всем. Почему сейчас так много говорят о желательности недопущения протекционизма? Потому что есть понимание, что современная экономика построена на глобальной торговле, на перетоке товаров, труда, капитала. И, если сейчас поставить барьеры на пути движения всех этих факторов производства, мировая экономика точно упадет в глубочайший кризис, из которого вообще не понятно как будет выходить. Вы видели, что случилось, когда американские банки закачались? Что в этом хорошего для нас? Ничего в этом хорошего не было. Ну, кроме злорадного чувства удовлетворения, что у соседа корова сдохла.
"Y": Некоторое время назад США объявили о триллионной долларовой эмиссии. Насколько, на ваш взгляд, адекватна эта мера в сегодняшних условиях?
С.А.: Когда Федеральная резервная система принимала это решение, она руководствовалась несколькими факторами. Во-первых, очевидно, что сегодня в Америке нет угрозы инфляции, а есть угроза дефляции. Во-вторых, американская банковская система сегодня не способна трансформировать получаемую ликвидность в кредиты экономике. Там существуют достаточно серьезные заторы на пути движения денег в реальный сектор. И ФРС хочет пробить их таким мощным вливанием ликвидности, насытить банковские балансы ликвидностью, с тем чтобы банки начали кредитовать экономику. У меня нет никаких сомнений в том, что, как только появятся первые признаки ускорения инфляции, ФРС начнет эти деньги из экономики изымать. Потому что среди американского истеблишмента существует консенсус относительно того, что высокая инфляция (сверх 5%) недопустима, что она разрушительна для экономики. Американцы жили в период инфляции выше 10% в 80-е годы, и они точно не хотят повторения. Они понимают, что с такой инфляцией здоровой экономики быть не может.
"Y": В России в этом году по прогнозам инфляция составит 15% - 17%...
С.А.: А я и не говорил, что в России здоровая экономика. Собственно говоря, российская экономика от этого кризиса пострадала намного сильнее, чем другие страны. Я пока нашел только две страны, которые упали сильнее, чем Россия, – это Латвия и Украина. Во всех остальных падение меньше, чем у нас. Это означает, что наша экономика оказалась самой неустойчивой к кризису. И высокая инфляция – одна из причин, почему наша экономика так сильно упала.
"Y": Какие меры необходимы, чтобы ее победить?
С.А.: Борьба с инфляцией – это вопрос политической воли. Все прекрасно понимают, что нужно для этого делать, но в последние годы никто с инфляцией не боролся, считали, что она сама по себе рассосется. А экономические болезни не рассасываются, они только усугубляются.
"Y": Можете ли вы назвать первую тройку государств-лидеров в посткризисном мире?
С.А.: Локомотив мировой экономики один – США. Япония, Европа и Китай – очень важные игроки, но они не локомотивы. И, по крайней мере сегодня, я не вижу оснований считать, что Америка утратит свою роль. Может, через 20 - 30 лет ситуация изменится, но точно не после этого кризиса. В США очень эффективная экономика, она ориентирована на развитие, на рост, на постоянные инновации. Поэтому она – локомотив, а мы в своем вагончике нефть добываем и прочее сырье.
"Y": А может ли нынешний кризис заставить Россию отойти от сырьевой модели развития?
С.А.: Шансы есть всегда. Будущее российской экономики зависит, в первую очередь, от той политики, которую будет проводить правительство. Если заниматься ручным управлением экономикой, можно быть абсолютно уверенным в том, что удельный вес экспортеров сырья в российской экономике возрастет, что после этого кризиса значение металлургического, нефтегазового сектора только увеличится и они будут играть еще более доминирующую роль. Для того чтобы структура экономики изменилась, нужно изменить принципы построения экономической политики, принципы построения взаимоотношений между государством и бизнесом, принципы построения политической системы. Но пока правительство этого не собирается делать.
"Y": Насколько, на ваш взгляд, допустима ситуация, когда сначала один высокий чиновник заявляет о том, что Россию ждет "вторая волна" кризиса, после чего второй чиновник это заявление дезавуирует? Подобная разноголосица на самом высшем уровне приняла невиданные масштабы, чиновники говорят и прогнозируют взаимоисключающие вещи – почему это происходит?
С.А.: Значит, просто нет единой команды. Никто никому не верит. А когда правительству не верят, преодолеть кризис невозможно. Преодоление кризиса – это, в первую очередь, восстановление доверия в экономике.
"Y": Какую стратегию для населения можно посоветовать в нынешних условиях, к чему готовиться?
С.А.: Пока мы имеем все шансы на то, что кризис будет долгим, а выход из него – болезненным. Самые трудные времена еще впереди.
Источник: www.utro.ru.
Рейтинг публикации:
|
