Сергей Дубинин: «Постепенность девальвации уберегла от драматического развития событий»

Справка. Сергей Константинович Дубинин родился в 1950 году. Выпускник экономического факультета МГУ, профессор, доктор экономических наук. В 1993-1994 годах - первый заместитель министра финансов РФ, в январе - октябре 1994 года - и.о. министра финансов. С ноября 1994 года по октябрь 1995 года - первый зампред банка «Империал». В 1995-1998 годах - председатель ЦБ РФ. С 1998 по 2001 год - зампред правления «Газпрома». С 2001 года работал в РАО ЕЭС, с 2005 года - финдиректор энергомонополии. В настоящее время - член совета директоров «ВТБ Капитал».

- Сергей Константинович, за минувший год было высказано очень много версий о причинах кризиса в России. Поделитесь, пожалуйста, вашей оценкой.

- Разговоры летом 2008 года о том, что Россия - это остров стабильности, где кризиса не будет, вызывали потом столько иронии, но имели основания, когда явных признаков кризиса в России еще не было. Уже тогда в ряде своих выступлений я говорил, что кризиса нам все равно не избежать. Хотя мировой финансовый кризис, и в первую очередь кризис рынка деривативов, проявил себя уже в 2007 году, когда активно велись дискуссии, происходит ли рецессия в США на фоне проблем в финансовых потоках или все-таки производство валовых продуктов ведущих стран не будет задето. Для России вопрос ставился следующим образом: изменится ли что-то в финансовых потоках, которые приходят и уходят. Перемены могли произойти в платежном балансе в двух частях - в текущем торговом балансе и на рынках капитала.

И какая из этих двух бед настигнет нас, тогда было еще неясно.

Естественно, развивающиеся рынки начали «сыпаться» в первую очередь по линии вывода краткосрочных капиталов с рынка ценных бумаг. Портфельные инвесторы нуждались в деньгах, чтобы разобраться с делами у себя на родине, и стали вытаскивать ликвидность с менее важных для них площадок. Сначала обрушился фондовый рынок в Китае и Индии, после пришла очередь России. Это стало спусковым крючком, после этого началась цепная реакция: отказ банков лонгировать кредиты предприятиям, маржин-коллы, кризис недоверия на межбанке. Я думаю, что даже при самом удачном раскладе мы бы не избежали кризиса - это стало очевидно после краха Lehman Brothers, когда обстановка стала приобретать черты паники. В октябре-ноябре паника добралась и до России, и как раз в этот момент ЦБ и правительство пришлось принимать немедленные меры. На мой взгляд, финансовые власти в этой ситуации отреагировали очень адекватно.

Однако необходимо подчеркнуть, что кризис выявил ранее накопленные структурные проблемы нашей экономики, в том числе в банковской системе.

- Сложилось ощущение, что некоторые из мер частично назрели еще до кризиса... Как вы оцениваете механизм беззалоговых аукционов, которые начал осуществлять ЦБ?

- С моей точки зрения, механизм беззалоговых аукционов, запущенный в октябре 2008 года, наконец-то ввел в экономику кредитование банковской системы Центральным банком и определил реальную рыночную стоимость денег. До этого момента ставка рефинансирования ЦБ не была реальной ставкой, по которой банк мог получить ликвидность в ЦБ. Она служила ориентиром, например, для налоговой системы как некая исходная точка, а также для системы ставок ЦБ РФ. Но когда речь шла о получении денег банками, то им нужно было прийти на залоговый аукцион, предоставить залог из ломбардного списка и только на этих условиях прокредитоваться. А беззалоговые аукционы - это чистой воды рефинансирование, которое ФРС, ЕЦБ, Банк Англии всегда применяли.

- То есть фактически то, чего у нас раньше не было?

- Да, именно. Вот смотрите: буквально на днях (конец июля. - Прим. «БО») прошел беззалоговый аукцион, годовая ставка там составила 13,1% годовых - это реальная стоимость ресурсов для банков. Дальше к этой цифре идет «надбавка», с которой банки смогут привлечь депозиты. Плюс набегает еще примерно один процентный пункт, который позволит банкам разместить ресурсы с прибылью. Так формируется минимальная цена кредита, которая определена рынком, а не кем-то произвольным. По сути, беззалоговые аукционы - это не только кризисная мера, но и то, что должно было быть в системе всегда.

- На ваш взгляд, справедливо было по отношению ко всем игрокам рынка допускать к аукционам лишь 200 крупнейших банков?

- Двести банков - это примерно 90% всех активов банковской системы, то есть та часть банковской системы, которая ведет реальные операции по кредитованию экономики. С этой точки зрения, на мой взгляд, закономерно, что именно эти банки получили доступ к финансированию Центрального банка. Что касается остальных кредитных организаций, то я сторонник последовательной и целенаправленной их консолидации. На мой взгляд, минимальное требование к размеру собственного капитала банка должно составлять около 25-35 млн евро, чтобы сразу стало понятно - речь идет о серьезном банковском учреждении. Если банк является участником ССВ, имеет лицензии на все виды банковских операций, то это должна быть достаточно крупная организация.

Вместе с тем необходимы меры по санации и рекапитализации и ведущих банков страны из числа 200 крупнейших. Если они хотят получить разрешение на вывод с балансов «плохих» активов, например, в кредитные фонды, то нужно увеличивать капитал, производить слияния банков.

- Все-таки некоторые не выдержали испытания внезапным кризисным «шквалом». По сути, санация стала альтернативой банкротству многих банков? Как вы оцениваете эту меру?

- Пока санация применена крайне ограничено. Всего несколько банков. Несомненно, это было очень своевременно. Ничего подобного в банковском секторе до этого не было. Санация - это, по сути, реально процедура банкротства как она должна быть, когда идет эффективное управление активами организации-банкрота со стороны внешнего управляющего.

- Но ведь законопроект о санации появился много лет назад...

- Раньше не было необходимости в такой процедуре. После кризиса 1998 года прошла серия банкротств группы олигархических банков, которые перешли тогда под крыло АРКО. После этого была долгая пауза, никаких массовых разорений в банковской системе не было.

- На фоне кризиса ЦБ осуществил ряд послаблений по ФОРам. Это не могло расслабить банкиров?

- ЦБ проводил то, что называется антициклическим регулированием - когда возникает острая ситуации, требования ослабляются. Но этому процессу должен быть какой-то разумный предел. Он может быть обозначен в виде конкретной даты при условии, что в этот момент не будет происходить дальнейшего ухудшения в экономике. Предположим, при сохранении в стране экономического роста на протяжении, скажем, девяти месяцев все послабления будут отменены. Нужен график, по которому будет жить банковская система. По крайней мере, крупные игроков рынка получат ориентир, когда и как себя вести. То же самое касается более мелких банков - они должны четко знать даты, к которым им необходимо увеличить капитал, чтобы активизироваться, заняться консолидацией, искать дополнительные источники финансирования.

- На ваш взгляд, была ли реальная угроза вывода капитала банками, когда ЦБ ввел ограничения по иностранным активам, или это была больше воспитательная мера?

- Такие меры малоэффективны, даже если вводить их в виде очень жестких требований. Эти запреты обходятся через те или иные контракты, не связанные с реальным движением услуг и товаров, то есть движение капитала проводится по другим каналам. Тем не менее ограничения, которые заставляли банки не держать слишком много валюты, в кризисной ситуации оправданны - может быть, не стоило их отменять. Ведь сразу после отмены начался очередной приступ разговоров о девальвации, и ЦБ пришлось тратить, по некоторым оценкам, порядка 2 млрд долларов в день, чтобы отбить спекулятивную атаку.

- После введения гарантий ЦБ по возможным убыткам на межбанке рынок «воскрес»?

- Да, сейчас система межбанковского кредитования функционирует нормально, расчеты никто не останавливает, овердрафты работают.

- Сергей Константинович, поговорим о явлении, которое вызвало столько споров, - плавной девальвации рубля. Как вы считаете, эта мера была обоснованной? Ведь многие считают, что нужно было провести резкий обвал национальной валюты.

- Я отношу себя к сторонникам плавной девальвации. В этой связи я хотел бы процитировать экономиста Евгения Надоршина, который удачно заметил, что плавная девальвация позволила превратить резервы ЦБ в резервы домохозяйств, компаний и т. д. Удалось избежать паники. У каждой страны своя история взаимоотношений с валютой. В России пресловутая долларизация экономики до сих пор не изжита, она продолжает очень многое определять в поведении людей. И реакция населения на процессы, связанные с колебаниями валютных курсов, очень болезненная. На мой взгляд, если было объявлено, что, предположим, с понедельника рубль девальвируется на 40%, люди бы побежали толпами забирать деньги из банков. И тогда бы этот поток смел установленную цену валюты - девальвация провалилась бы гораздо глубже, пришлось бы потратить огромные деньги, чтобы удержать уже достигнутый курсовой уровень. Это могло бы дать толчок таким событиям, последствия которых даже страшно представить. Страна встала бы в очередь в банкоматы и обменники. Постепенность девальвации позволила не допустить драматического развития событий. И я это решение считаю абсолютно правильным. Да, это дорогое удовольствие, но эта мера позволила избежать гораздо худшего сценария. Повышенная реакция на любые события, связанные с валютным курсом, была заложена в систему - до сих пор валюта оставалась единственной формой накоплений, которая учитывала бы ту же инфляцию. Для сравнения: фунт стерлинга в Англии упал на 40% по отношению к евро, но там это прошло незамеченным. Для жизни британцев курс фунта не сыграл какого-то принципиального значения: инфляция не выросла, структура цен осталась прежней. Поэтому никто особенно не переживал и даже с удивлением констатировал, что толпы туристов из еврозоны начали скупать в Лондоне все то, что прежде для них было дорого.

- Многие считают, что вторая волна кризиса проявится в еще одной девальвации, теперь уже более резкой...

- Под волнами кризиса подразумеваются очень разные вещи. Это может быть всеобъемлющая волна - новый спад, новая рецессия. Это может быть очередной виток банковского кризиса, а возможно, и непосредственно девальвация. Все эти явления взаимосвязаны, но в то же время каждое из них живет своей жизнью. Нарисовать негативный сценарий, при котором все будет ужасно, просто. Но если говорить конкретно о российской экономике, то почти все будет зависеть от соотношения наших экспортных цен. Если цена на нефть и газ будет падать, то положительное сальдо платежного баланса будет сокращаться. И если в результате оно станет отрицательным, то девальвация фактически неизбежна. Но пока признаков возможного в будущем резкого падения цен на нефть и газ нет. В северном полушарии надвигается зима, поэтому потребление российского газа поневоле будет увеличиваться. Иногда цены прыгают, но это связано с рынком деривативов, форвардных контрактов, а не с потреблением нефти. Волатильность присуща этим инструментам и этому рынку изначально, поэтому колебания будут, но для драматического снижения стоимости нефти до уровня в 40-50 долларов оснований нет.

- Как вы считаете, от государства потребуются меры по докапитализации банков?

- Государство в большом объеме уже провело докапитализацию. Субординированные кредиты выданы, вхождение госструктур в капитал проблемных банков произошло. Кроме того, наращивается участие государства в капитале госбанков, с использованием механизмов ОФЗ. Капитал крупных банков государству, очевидно, придется наращивать и в дальнейшем, но и сами банки должны о себе позаботиться. А финансовые власти должны подтолкнуть своих подопечных к этому.

- Каким образом?

- Для разных категорий банков меры могут быть различными. Сейчас ситуация такова, что исполнение Basell 2 приостановлено практически во всем мире - переоценка активов банков не проводится. У нас происходит то же самое. И для того, чтобы простимулировать ведущие банки разобраться со своими активами. При этом предложить банкам воспользоваться механизмами перевода «плохих» долгов в кредитные фонды. Но при обязательном условии пополнения капитала частными инвесторами либо слияния двух или более банков в один. «Очистка» балансов, пополнение капитала, продажа «токсичных» активов, потом переоценка. Нужно назначить дату переоценки, обозначить период, по истечении которого банкам нужно будет отчитаться по МСФО уже с учетом проведенной переоценки. Если ничего не делать, банк может существовать с плохими активами вечно. В Японии так и происходило: старая банковская система просто была отключена, ее не банкротили, пока формировался новый банковский рынок. И в какой-то момент ситуация дошла до абсурда: непонятно было, как проводить расчеты. И поскольку там общество высокотехнологичное, японцы использовали систему почтовой службы и делали расчеты через нее. У нас, к счастью, до этого не дошло, но в принципе, продлевая кредиты и фактически не получая никаких входящих денежных потоков, банк может просуществовать достаточно долго и даже соответствовать нормативам.

- Кризис плохих долгов впереди или он уже происходит?

- Кризис плохих долгов разворачивается как раз сейчас, когда становится понятно, какие из продленных год назад кредитов будут возвращены, какие - нет. Сейчас объем необслуживаемых кредитов по МСФО оценивается в 10-12%, к осени эта цифра, очевидно, достигнет 15%. Тяжелая ситуация, ее нужно как-то разгребать.

- Не пора ли создавать банк «плохих» активов?

- Теоретически механизм банка «плохих» активов выглядит правильным, но я не очень представляю, как он может помочь реально. Как будет происходить оценка этих активов? В ходе каких процедур? Кто их будет выкупать? Даже в Америке схема выкупа «плохих» активов на аукционах, где 50% цены заплатит государство, а другую половину - частные инвесторы, еще не заработала. Пока в США проведено тестирование этих активов, которое, по сути, означает, что от имени ФРС была одобрена оценка, проведенная аудиторскими компаниями и рейтинговыми агентствами в ускоренном режиме. Но в условиях, когда не существует рынка и рыночной цены, эти отчеты крайне субъективны. Эти активы должны еще пройти оценку через аукционы, так что будет ли механизм работать - еще вопрос. Здесь, на мой взгляд, больше психотерапии - идет постоянная информация о том, что эту проблему не оставляют без внимания. Наверное, такого рода процедуры для укрепления доверия и успокоения рынка стоило бы запустить и у нас, чтобы не возникало панических слухов. Однако есть опасение, что само «стресс-тестирование» выльется в неконтролируемое распространение таких слухов и породит недоверие.

- Нынешний кризис постоянно сравнивают с кризисом 1998 года. Хотя, казалось бы, тот кризис был исключительно «нашим», а этот вызван влиянием внешних причин...

- В 1998 году Россия стояла в ряду кризисов азиатских стран, Аргентины, Бразилии. В этих странах было нечто однотипное, которое привело их к кризису. Тогда развивающиеся экономики были втянуты в глобализацию. И после выхода на мировой рынок, начала существования в рыночных условиях, в этих государствах проявилась слабость национальной системы. Нашей главной проблемой тогда, конечно, был развал бюджета, отсутствие сбора налогов. Никакие меры толком не удалось предпринять, чтобы повысить их собираемость. Даже чрезвычайная программа, внесенная в Госдуму в июне 1998 года, провалилась. А без нее МВФ отказывался нам давать кредит. Правда, кредит в итоге все-таки был получен, но сумма оказалась в два раза меньше необходимой, и ситуация вышла из-под контроля. В других странах драйвером кризиса стали иные аспекты, но в чем-то схожие с российскими. Нездоровая система оказалась в жестких условиях движения свободного капитала - капитал «побежал». В тех же ГКО было достаточно много иностранных вложений, завязанных на выполнении опционных контрактов в валюте определенной стоимости. В этом было некое сходство с тем, что происходит сейчас, когда мы оказались зависимы от глобальных процессов и портфельных инвестиций. Только в 1998 году портфельные инвестиции концентрировались в ГКО, сейчас - на рынке акций. Когда ликвидность вытаскивается, разваливаются смежные звенья.