Кризис в Европе: чего ждать?
Сергей Егишянц
Кризис еврозоны у всех на слуху: Греция на первом плане в каждом выпуске новостей, появилась аббревиатура PIIGS, бесконечные саммиты отмечаются только пустыми пафосными речами — в общем, налицо мыльная опера. Каковы же причины проблем еврозоны, в чем суть ее современного кризиса и чего от нее теперь ждать?
Истоки проблем
Для начала кратко напомним основные причины общемирового кризиса. Неолибералы, пришедшие к власти в 1980-е годы, запустили механизмы кредитной накачки, которая в течение четверти века стимулировала спрос, нарастив его выше естественных уровней. Ценой «кутежа взаймы» стало резкое увеличение долга домохозяйств (в США его отношение к доходу за 25 лет удвоилось) и корпораций — и в некоторый момент неплатежи по займам резко выросли, вызвав кризис финансового сектора. Коллапс кредитной системы перекинулся на реальный сектор экономики, ведь потребители утратили способность занимать, обнажив дисбаланс умеренного естественного (не раздутого кредитом) частного спроса и гипертрофированного предложения: производственные мощности-то рассчитаны на куда более высокий уровень покупок. Правительства теперь стимулируют спрос с помощью дефицитного финансирования, а центробанки печатают деньги — на какое-то время это помогает, но затем и этот механизм начинает сбоить.
В таком свете кризис еврозоны легко объясним — он повторил американский коллапс низконадежной ипотеки: роль последней сыграли сравнительно слабые страны юга ЕС, где в последнее десятилетие сформировался пухлый кредитный пузырь. Усугубила ситуацию денежная политика ЕЦБ начала века — помогая валившимся тогда германскому и французскому экспорту, власти резко понизили ставки, породив в Южной Европе с ее курортным климатом гигантский спрос на жилье, в том числе и из-за пределов региона. Достаточно заметить, что в середине прошлого десятилетия каждый второй дом в ЕС строился в Испании (объем жилищного строительства там превышал показатели Великобритании, Германии и Франции, вместе взятые), а доля строительного сектора в ВВП этой страны превышала 15% — в 2,5 раза больше, чем в России на пике бума.
В 2007—2008 годах пузырь лопнул, обвалив цены на недвижимость и объем строительства — так, в испанской провинции Аликанте, одном из самых популярных мест в эпоху бума на рынке (регион Коста Бланка), в 2004 году построили 53 тыс. квартир, а в 2010 году — всего 1,2 тыс., то есть в 44 раза меньше; и даже в среднем по стране разрешения на строительство снизились в 15 раз (график 1): ясно, что в таких условиях цены падают, а банки разоряются под грузом невозвратной ипотеки. В той же Испании на балансах банков висит ипотечных кредитов на полтриллиона евро, из которых треть вернуть нереально, а потенциально еще больше. Заемщики не платят — банки отбирают у них дома, но сами не могут их продать даже с большими скидками: уже выставленное на продажу жилье удастся сбыть с рук при текущем спросе лишь за 6 лет. Для Испании это катастрофа: разорились девелоперы, строители, риелторы; работники этих фирм пришли на биржу труда, где их никто не ждал, и за прошедшие с тех пор 4,5 года уровень безработицы в стране взлетел с 7,9 до 22,6% (график 2); другим странам тоже несладко — занятость упала по всей еврозоне, кроме Германии.
Между тем в ЕС принято перекрестное владение резидентов разных стран облигациями друг друга, поэтому проблемы испанских (и любых других) банков очень скоро становятся общеевропейскими. Именно это и произошло сейчас с Грецией — вроде бы сама она мало кого может напугать (на нее приходится всего 2% ВВП еврозоны), зато всех беспокоит тот факт, что банки Франции и Германии владеют греческими облигациями на добрых 100 млрд долларов. Схожие ситуации с Португалией и Ирландией. А если повалится Испания, чьих бумаг у банков указанной пары стран — лидеров еврозоны уже почти на 400 млрд баксов? Итальянских и вовсе на 625 млрд. В целом одни только немцы и французы владеют бондами проблемных стран еврозоны на сумму около 1,4 трлн долларов (положение Франции хуже, чем Германии) — величина более чем внушительная. А ведь есть и потенциально проблемная Бельгия — у немцев и французов ее бумаг еще на 325 млрд, так что совокупная экспозиция банков Германии и Франции на долг сомнительных стран региона превышает 40% суммарного ВВП этих двух ключевых стран еврозоны. Как видно, в Европе все очень прочно связано-перевязано — именно этим и вызван страх перед возможным коллапсом хотя бы одной страны региона.
Журавль увяз в болоте
Бороться со своим кризисом власти ЕС стали примерно теми же методами, что применяли их коллеги из Штатов в 2008—2009 годах: создали гигантский стабилизационный фонд (в сотни миллиардов евро), состоящий в основном из государственных гарантий, а не живых денег; подкинули займов Греции; заключили соглашения с ФРС США о долларовых свопах ради обеспечения банковской системы ликвидностью и т. д. Новым элементом на момент запуска антикризисных планов — сейчас-то он стал общим местом повсюду — стала естественная идея урезать бюджетные траты для сокращения дефицита: долговое бремя государств в последнее время так выросло, что бюджетное стимулирование грозит породить серию суверенных дефолтов. Увы, тут ничего не выходит: та же Греция не смогла сократить расходы даже в абсолютном выражении, а так как ее ВВП без подпорок стимулирования валится ударными темпами (на 7—10% в год), отношение дефицита к размеру экономики резко выросло, вместо того чтоб упасть.
Принципиально такая же картина теперь уже везде — дефицит огромен, и его не удается сократить без тяжелого ущерба для экономики (график 3). Но и наращивать долг тоже нельзя — чем платить-то по нему? Греция уже банкрот, и все нынешние шаманские пляски вокруг Афин призваны лишь переложить бремя компенсации владельцам ее обязательств с них самих на налогоплательщиков (как это неоригинально!). А вскоре пробьет час и прочих крупных должников: в следующие два года только Италия, Испания, Греция, Португалия и Ирландия должны найти 800—1000 млрд долларов на погашение долга и покрытие бюджетных дефицитов, причем больше половины этой суммы приходится на Италию, о трудностях которой говорят все активнее (ее госдолг заметно превышает ВВП страны, приближаясь к 2 трлн евро). А Бельгия, где только что разорилась мощная банковская группа Dexia, у которой одних только плохих активов, потребовавших государственных гарантий, набралось на 150 млрд? А Франция? А ведь есть еще и Великобритания, не входящая в еврозону, но член ЕС с мега-дырой в казне.
Таким образом, борьба с кризисом в Европе (как и по всему миру) ведется с успехами типа «нос вылез — хвост увяз; хвост вылез — нос увяз»: наращиваем стимулы — экономика успокаивается, зато финансовую систему (включая бюджеты) начинает лихорадить из-за перегруженности долгом; зажимаем траты казны — валится экономика (из-за чего бремя долга как процент ВВП растет пуще прежнего), заодно увеличивая число банкротств и объем «плохих долгов». Наконец, попытка заставить центробанки профинансировать программы бюджетного стимулирования посредством выкупа гособлигаций означает ничем не обеспеченную эмиссию денег, часть которой выплескивается на финансовые рынки, порождая новые пузыри и заставляя агрессивно дорожать базовые товары (топливо, промышленное сырье и продовольствие). Заканчиваются такие игрища новой волной инфляции издержек и падением реального спроса: на фоне бурного роста входящих цен бизнес вынужден урезать свои траты, в том числе и на рабочую силу, то есть или не повышать зарплату вслед за ценами, или увольнять часть персонала. Отсюда рост безработицы и сильное ограничение расходов домохозяйств.
Махинации и реальность
Последнее обстоятельство критически важно, поэтому неудивительно, что его очень любят фальсифицировать. Делается это с помощью занижения инфляции, а методов тут очень много. Статистики манипулируют корзинами товаров, через которые высчитываются цены, регулярно подменяя в них дорожающие товары на более стабильные в цене; когда те начинают дорожать активнее, происходит обратная замена. Да и сама по себе структура корзин тоже не отражает реальную структуру расходов людей. Цены на каждый товар стремятся занизить, исключая «слишком дорогие» наблюдения из общей выборки; геометрическое усреднение цен в корзинах тоже уменьшает итоговый индекс; наконец, «гедонистические коэффициенты» искусственно снижают цены на товары, если считается, что покупатель испытывает от владения ими все большее «наслаждение».
И все это не просто чьи-то частные махинации, но утвержденная международная методика расчета индексов потребительских цен, которая нынче используется повсюду, — независимые исследования показывают, что указанные мошеннические приемчики урезают темпы подлинной инфляции на 3—7% в год.
А ведь именно с помощью ценовых дефляторов вычисляются реальные изменения производства и потребления: ВВП, заказы, продажи и прочие ключевые экономические индикаторы. Вот, к примеру: Евростат утверждает, что реальные розничные продажи в последние три года стагнируют, но на самом деле они за это время успели упасть на добрых 10% — разница возникает из-за недооценки инфляции в среднем на 3,0—3,5% в год (график 4). Такая же картина в США — Бюро экономического анализа показывает зарплаты американцев якобы у самых верхов, а на самом деле они падают уже 11 лет, за это время потеряли 25% от пикового значения и вернулись к уровням аж 1958 года (график 5)!
Все это, разумеется, порождает спад реального частного спроса — основы экономики в любой развитой стране. Причем это проблема далеко не только южноевропейцев — широко разрекламированные немцы в этом плане ничуть не лучше: они в последние 20 лет занимаются «повышением конкурентоспособности», что в переводе на человеческий язык с либерально-мондиалистского означает перманентный зажим доходов ради «сокращения относительных издержек». Как следствие, в Германии средняя зарплата сейчас в реальном выражении намного ниже, чем 10— 15 лет назад — это даже официоз признает; если же считать инфляцию по-настоящему, то спад выйдет просто-таки эпический. Что сразу отражается и на спросе: реальные розничные продажи, даже по официальным данным, росли только до 1991 года, и сейчас на 10—12% ниже тогдашнего пика. На деле все намного хуже — то, что падеж первой половины 1990-х сменился затем стагнацией, вызвано лишь статистическими махинациями с ценами, а реально спад не прекращался, его масштаб достиг 35—40% и вернул продажи к уровням первой половины 1970-х (график 6); кстати, в Штатах похожая картина.
На такие жертвы немцы пошли ради завоевания рынков сбыта для своей промышленности, но теперь и она пребывает в тревоге: заказы падают три месяца подряд (похудев за это время на 8%), а индекс экономического доверия по версии исследовательского центра ZEW вернулся к низам кризиса (график 7). Таким образом, «немецкое чудо» являет собой запаздывание по времени все того же процесса общего спада экономики развитых стран — просто до сего момента обильный внешний спрос маскировал слабость спроса внутреннего; но это ненадежная опора, и она уже дает сбои. Поэтому неудивителен и первый за долгое время рост безработицы в Германии в октябре — видимо, продолжение последует, и в самое ближайшее время в еврозоне исчезнет единственная «тихая гавань». Что позволяет заключить: игрища с финансами и бюджетное расточительство — это лишь симптомы фундаментального кризиса мировой экономики, а не сама суть этого кризиса. А значит, все принимаемые ныне меры борьбы с проблемами европериферии почти бесполезны — дело-то не в лукавых греках, а в том, что пришла расплата за десятилетия кутежа взаймы: устранение возникших в тот период дисбалансов неизбежно влечет спад совокупного спроса, который и продолжается.
Чего ждать?
Подведем итог. Трудности момента в Европе определяются перегруженностью государств долгом, который к тому же быстро увеличивается из-за перманентных бюджетных дефицитов. Наиболее слабые страны (Греция, Ирландия и Португалия) уже не могут обслуживать свои обязательства без посторонней помощи; явные проблемы испытывают Италия и Испания; на очереди Бельгия и даже, возможно, Франция; не слишком оптимистично настроены эксперты также в отношении Австрии и Великобритании. Лучшим выходом из тупиковой ситуации мог бы быть активный экономический рост, который бы наполнил казну и заодно уменьшил нагрузку на нее: меньше бедных и безработных — меньше выплат пособий. Однако экономика расти отказывается, и бюджетный секвестр лишь усугубляет трудности, подрывая совокупный спрос и повергая экономику в еще большую депрессию. Последним известием тут стала идея британского министра финансов Осборна отменить индексацию пособий сообразно инфляции.
А дело в том, что нынешний кризис — это не кризис государственных долгов или финансовых институтов: неприятности этих секторов суть лишь симптомы, но не причины болезни. Сейчас развивается кризис всей экономической системы, сформировавшейся в последние 30 лет: системы либерализации, дерегулирования и глобализации, свободы торговли и неконтролируемых трансграничных потоков людей, товаров и денег. Понятно, что это куда более фундаментальный кризис, и он будет развиваться до тех пор, пока сдувающийся после прежнего кредитного разгула спрос и чрезмерно разбухшее на тех же займах предложение не придут в равновесие на намного более низких, чем пиковые, уровнях. Таким образом, спад экономики — это объективный процесс, так что гнев публики, привыкшей к неумеренному потреблению, бесплоден: попытки правительств, несмотря ни на что, поддерживать прежний уровень жизни людей приводят только к раздуванию долга, да и, очевидно, потенциал этого пути уже почти исчерпан. К тому же и эти усилия недостаточны — реальный спрос все равно валится, что в немалой степени прикрывается статистическими махинациями с ценовыми индикаторами.
Отсюда понятен и весьма неблагоприятный прогноз развития болезни. Спад экономики будет продолжаться и даже усиливаться по мере (неизбежной) отмены бюджетных стимулов. Развращенная евросоциализмом публика будет протестовать, что, вероятно, приведет к власти менее рафинированные, чем сейчас, политические силы; не исключено и появление у кормила вполне радикальных (как левых, так и правых) партий. Но в таком случае идеи единства Европы могут потускнеть в глазах людей и ведущих политиков, а коли так — будущее еврозоны видится весьма туманным; и даже ЕС в целом может серьезно пострадать. Конечно, есть и противоположный вариант, когда Евросоюз становится «почти государством» за счет утеснения суверенитетов отдельных стран, но с учетом вышеприведенных соображений такой сценарий маловероятен. Да и во всем мире велик шанс развития протекционизма, контроля за движением капиталов, разделение единой финансовой системы на полусепаратные сегменты — в общем, деглобализации по полной программе. Выживет ли при этом евро, объявят ли дефолты какие-то страны региона и т. д. — эти вещи непредсказуемы, ибо в значительной степени зависят от субъективных социально-политических факторов. Ясно одно: кризис будет развиваться еще долго, а значит, нас ждет очень «веселое» десятилетие.
Однако
Рейтинг публикации:
|
