«Атлантико»: Раз сценарий отсутствия сделки между Великобританией и ЕС становится все более вероятным с учетом направленности политических споров в Лондоне, а британцы в таком случае могут потерять намного больше, нет ли причин опасаться чрезмерной уверенности европейцев в своей способности реагировать на события, если судить по прецедентам последних лет?

Мишель Рюими: Что касается будущего Брексита, 27 государствам-членам пока что удавалось сохранить единство. И это удивительно, так как ЕС приучил граждан к проявлениям разногласий. У 27 членов есть договоренность (на бумаге), что обсуждение будущего торгового соглашения с Лондоном не может быть начато без предварительного утверждения основных принципов «развода». Почти через 2,5 года после референдума о выходе Великобритании из ЕС европейское руководство не растеряло высокомерия и фрустрации, хотя тон в целом стал более сдержанным (переговоры обязывают). Это единство делает ставку на разногласия среди другой стороны и представляется как знамя, скрепляет доверие европейцев, которые считают, что это британцы выбрали Брексит, и что их предложения призваны помочь Великобритании принять отрицательные последствия такого решения.

Как бы то ни было, такой подход отражает «инстинкт самосохранения». Европейские лидеры опасаются «эффекта домино» и убеждены, что поставят под угрозу существование ЕС, если позволят британцам выйти, сохранив при этом привилегии (доступ к единому рынку) без необходимости следовать правилам (конкуренция, Суд ЕС и т.д.). Даже польское и венгерское правительства, от которых слышна все новая критика в адрес Брюсселя, не ставят под сомнение принадлежность к ЕС. Они даже заняли очень жесткие позиции по отношению к Лондону. Варшава в частности обеспокоена судьбой своих граждан в Великобритании, поскольку ей, наверное, не хотелось бы, чтобы 800 000 поляков были вынуждены вернуться на родину. Кроме того, даже государства вроде Нидерландов и Дании, чья экономика серьезно зависит от британской, пока что не стали дистанцироваться от Германии и Франции, которые отстаивают жесткую позицию.

В целом, «плата за выход» тоже обладает большой объединяющей силой. Кто скомпенсирует британский вклад в бюджет ЕС, если Лондон выйдет, не уплатив положенного? Кроме того, (этот момент может создать трещину в континентальном единстве) государства ведут острую конкуренцию за то, чтобы принять у себя расположившиеся в Лондоне учреждения и крупные предприятия, а также связанные с ними финансовые потоки. Во время этого раздела раскол, вероятно, проявится сильнее.

— Чем может быть чревата упорная надменность европейцев? В какой степени европейские власти, от ЕЦБ до Еврокомиссии заинтересованы в том, чтобы подготовить ЕС к такому исходу, особенно в условиях спада экономического роста, который наблюдается с третьего квартала этого года?

— Некоторые лидеры ЕС, безусловно, спекулируют на непростом внутриполитическом положении Терезы Мэй. Европейская комиссия не отказывает себе в том, чтобы воспользоваться ситуацией как средством давления. Как и при любом разводе, раздел проходит трудно, и каждая сторона представляет свои аргументы. Британцы хотят больше гибкости, а европейцы требуют упорядоченного выхода. И как всегда в такой ситуации, у Брексита нет никакой добавленной стоимости для сторон. Это проигрышная для всех ситуация.

Если конкретнее, отсутствие решения может привести к катастрофическим последствиям. Можно ли представить себе визы для граждан ЕС и Великобритании? Как все это повлияет на воздушный, железнодорожный и автомобильный транспорт, на контроль товаро- и пассажиропотоков? Для понимания стоящего на кону достаточно привести несколько цифр. В первую очередь это касается французских портов. Для одного только Дюнкерка потребуются инвестиции в размере 25 миллионов евро. В Дувре путь из ЕС в Великобританию через Ла-Манш совершают 1 100 грузовиков. Если увеличить срок их прохождения на 2 минуты, может возникнуть пробка протяженностью в 30 км. И это не все. Будут сразу же введены пошлины. Взять хотя бы 4% на автозапчасти. Европейский автопром оказался бы в затруднительном положении. Все это стало бы ударом по британским потребителям. В целом, экономические последствия могут составить 15 миллиардов евро в год для британцев и 45 миллиардов для 27 членов ЕС со всеми вытекающими потерями рабочих мест. Таким образом, я сомневаюсь, что Франция готова к Брекситу «без сделки».

 В таких условиях, позиция Европейской комиссии и особенно ЕЦБ, который в конце 2018 года остановит выкуп государственной и частной задолженности, будет привлекать к себе большое внимание. Дело в том, что даже если ведомство не откажется от постепенного ужесточения своей политики, процентные ставки останутся низкими до лета 2019 года в связи с рисками для европейской конъюнктуры. Список угроз на самом деле внушительный: уязвимость Италии на фоне споров Рима и Брюсселя по поводу бюджета, угроза Брексита без договора, торговая напряженность с США, усиление волатильности финансовых рынков… Новая стратегия будет привлекать к себе тем большее внимание, что все основные лидеры ЕЦБ с начала кризиса (вице-президент Констанцио, главный экономист Прает, влиятельный член совета директоров Кере и президент Драги) уйдут со своих постов в конце 2019 года. Направлять действия ЕЦБ будет уже новая «душа».

— Можно ли на самом деле предугадать риски, которые могут быть связаны с резким и незамедлительным разрывом между ЕС и его главным финансовым центром, то есть Лондоном?

— На самом деле, до самого конца возможно все. В организации переговоров и самого Брексита прослеживаются стратегии, которые бросаются из одной крайности в другую. Каждая сторона пытается запугать другую и при необходимости идет на блеф, чтобы добиться последних уступок. Разумеется, искусство этой стратегии заключается в том, чтобы не зайти слишком далеко. Умные переговоры не сводятся к войне эго. Все должны понимать свои настоящие интересы и соотношение сил. Если одна из сторон в припадке тщеславия переоценивает свою игру, все это ведет к риску разрыва.

Со многих точек зрения нынешние переговоры напоминают те, что велись Европейским союзом и Грецией в 2015 году. Мы знаем, как все закончилось: греческое правительство отказалось от единственного остававшегося у него выхода, то есть плохо подготовленного возврата к национальной валюте, и было вынуждено капитулировать, несмотря на народную поддержку и выигранный референдум. То есть, Великобритания знает, с чем имеет дело. Если она хочет сохранить лицо перед представителями Европы, ей нужно принять возможное отсутствие сделки и показать, что она не боится пойти на разрыв ради защиты своих основных интересов.

Как бы то ни было, не возвращаемся ли мы к игре «Ястребы и голуби», в которой некогда сошлись греческий премьер Алексис Ципрас и непреклонный немецкий министр финансов Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schäuble)? В такой игре каждая сторона делает ставку на то, что другая многое теряет в случае неудачи. По счастью для Великобритании, она — не Греция. В отличие от Ципраса, который не хотел даже упоминать отказ от евро, Тереза Мэй поручила правительству готовиться к последствиям Брексита без сделки. Главная сложность заключается в восстановлении границы между двумя Ирландиями или во временном таможенном союзе.

Проблема в том, что логика игры «ястребы и голуби» заключается в большей степени не в поиске компромисса, а в стремлении заставить капитулировать противника. ЕС нужно сделать так, чтобы «сухой» Брексит как можно меньше отразился на людях по обе стороны Ла-Манша, и чтобы текучесть торговых потоков была по возможности сохранена. Что касается Северной Ирландии, которая стала нынешним камнем преткновения, 27 членов ЕС могут проявить гибкость и принять решение о продлении переходного периода еще на год, то есть до 31 декабря 2021 года.