По данным платёжного баланса ЦБ РФ, экспорт сырой нефти в 2012-м году составил 181 млрд долл., нефтепродуктов — 104 млрд долл., природного газа — 62 млрд долл. Что про это говорит наша экономика, особенно индустриальный сектор, который для нас всех — вопрос №1? Казалось бы, огромные деньги, в сумме 347 млрд долл. С другой стороны, преимущественно именно этими деньгами приходится обеспечивать необходимый импорт (все остальные источники валютных поступлений значительно меньше).
Но желательно не просто кормить, а обеспечивать развитие. Позволяет ли это нынешний объём экспорта, и делается ли что-то в этом направлении?
В структуре импорта, который в 2012-м составил 316 млрд долл., обратим внимание на статью «Машины, оборудование и транспортные средства» (далее — МОиТС). В 2012-м её доля составляла аж 157 млрд долл. (половина от экспорта углеводородов), и в ней содержатся не только товары общего потребления (авто, средства коммуникации, компьютеры и т.п.), но и средства производства, так необходимые нашей промышленности. Более того, вопреки расхожему мнению, например, на пункты «легковые автомобили» (коих импортируется более миллиона в год) и «вычислительные машины и их блоки» приходится всего 26 млрд долл., что составляет лишь 16% статьи.
Таким образом, тезис о том, что мы исключительно «проедаем» наш нефтегазовый экспорт — не совсем верный. Средства производства импортируются — и в заметных объёмах. Но можно импортировать и больше. Тем более что возможности для этого есть — огромное положительное сальдо торгового баланса (разница между экспортом и импортом). Есть и необходимость.
В сравнении с другими странами наши 157 млрд долл. импорта МОиТС выглядят не так уж и солидно. Так, например, в Германии ещё в далёком «растущем» 2006-м на эти цели тратилось 378 млрд долл. (сейчас немного меньше из-за стагнации в ЕС). Ведь помимо расширения производства надо ещё обновлять старые фонды и проводить модернизацию. Сравним с Южной Кореей — там 205 млрд долл. (в 2011 году).
То есть, по сути, наш импорт МОиТС невелик. А мы не так уж и эффективно расходуем средства, поступающие из системообразующей сферы экспорта углеводородов. Для сравнения: импорт по статье «продовольственные товары и сельскохозяйственное сырьё» (где, казалось бы, доля собственного производства должна быть очень высока) составляет астрономическую сумму в 40,2 млрд долл. Наш основной внешнеэкономический партнёр по импорту (с большим отрывом) — Китай (16,4%).
Импорт средств производства — это не единственное «стратегическое» применение капиталов, полученных от экспорта углеводородов. Как насчёт создания самих средств производства? Есть ещё одна сфера, которая требует серьёзных вливаний, — НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы).
В Японии, например, одни только расходы на НИОКР — 146 млрд долл. (в 2011 году по ППС), т. е. почти половина нашего углеводородного экспорта. Но у них на плечах государства лежит лишь 16% (23,3 млрд долл.) от этих расходов. У нас же на НИОКР уходит лишь 35 млрд долл. (в 2011 году по ППС), из которых аж 67% — доля государства. Т.е. если предположить у нас такие же расходы на НИОКР, как в Японии (а лучше — больше), и с нашей долей участия госсектора, то получится 98 млрд долл. госрасходов.
Конечно, расходы на НИОКР не полностью зависят от валютных поступлений. Но формируются они преимущественно за счёт государства, а наполнение бюджета пока непосредственно связано с экспортными доходами. Да и научные разработки требуют дорогого оборудования, которое большей частью приходится импортировать. Так что связь с валютной выручкой и здесь высока.
Такие примеры можно продолжать. И получается, что наш экспортный углеводородный сектор на самом деле предельно мал для реиндустриализационных сценариев и «повесить» на него всё необходимое для развития экономики не получится.
Не будем теоретизировать и посмотрим на эмпирические данные — и не финансовых показателей, а реальных, нашей промышленности. Росстат составляет индекс промышленного производства через объём товаров в натуральных величинах, т.е. тоннах, метрах кубических и т. п. и состоит он из трёх статей: «добыча полезных ископаемых», «обрабатывающее производство» и «производство и распределение электроэнергии, газа и воды». Нас интересует, конечно, вторая статья.
Составим индекс производства обрабатывающей промышленности в абсолютных величинах, возьмём за 100 условных единиц объём производства в январе 2003-го (посчитанный на основе объёма производства в натуральном выражении) и посмотрим на тренды:
Как видно, сейчас уровень производства обрабатывающей промышленности лишь чуть выше уровней 2007–2008 гг., и красная линия (т. е. сглаженный тренд) уже снижается — это происходит потому, что уровни лета 2013-го немного ниже уровней лета 2012-го.
При рассмотрении причин этой динамики актуализируется и вопрос значения текущих уровней экспорта углеводородов в экономике России. Импорт МОиТС составил 406 млрд долл. за последние три года. Но получается, что это уже не приводит к ощутимому эффекту для промышленности и покрывает лишь выбывание старых производственных фондов или модернизацию. Тем более что загрузка производственных мощностей эти три года также росла.
При этом «тучные» нефтяные годы уже позади. И дело тут не в ценах на нефть — они, скорее всего, останутся достаточно высокими. Но вот затраты на поддержание добычи и освоение месторождений будут расти, а значит — реальные доходы от продажи нефти уменьшатся.
Сверхгигантское нефтяное месторождение у нас только одно — «Самотлор» (Западная Сибирь), пик добычи по нему прошёл в 1980-х, как и пик добычи нефти по РСФСР/России. Есть ещё несколько «гигантских», что-то из них растёт и нивелирует падение старых (например, «Приобское», открыто в 1981 году), а что-то падает (например, «Ромашкинское», открыто в 1948 году). В итоге добыча нефти выглядит вот так:
Прогноз на ближайшие годы — выход на «плато» и его удержание. О дальнейшем росте добычи речь не идёт, да и нужен ли этот рост?
Как происходит с любым ресурсом, сначала разрабатываются самые лёгкие и удобные месторождения. Нефть в России — не исключение. Сначала разрабатывались месторождения на европейской территории России, потом в бассейне Оби к востоку от Урала, в 2008-м зажглась наша нефтяная «звёздочка» — Ванкорское месторождение, оно уже ближе к Енисею (с запада) и подводить инфраструктуру к нему и от него — ещё сложнее. А на ближайшие годы речь идёт уже о междуречье Енисея и Лены (например, Юрубчено-Тохомское месторождение), всё дальше от региона основного потребления и инфраструктуры, со всеми вытекающими последствиями по затратам и сложности освоения.
При этом нефть и нефтепродукты составляют 82% суммарного экспорта углеводородов. Учитывая наметившиеся тенденции, пора задуматься о более эффективном использовании имеющихся нефтегазовых доходов. Времени для перевода экономики на, говоря штампами, «инновационные рельсы» остаётся не так много.
